Чувство времени (СИ) - Федорова Евгения. Страница 52

— Дай я посмотрю твою руку, ты до сих пор не сменил повязку, — сообщила мне Марика, отвлекая от чтения.

— А ты умеешь читать? — глядя, как она разматывает слипшуюся ткань, спросил я.

— Умею, — она с вызовом глянула на меня. — А еще я умею плести кружево.

— И при этом владеешь мечом, — улыбнулся я. — Очень достойно для юной леди уметь все понемножку.

Она внезапно смутилась, даже опустила глаза и жалобно сказала:

— Я ни чем не владею в совершенстве, ты попал в самую точку. Я частенько чувствую себя глупой, потому что ни в чем не добилась успеха. Немного там, немного тут, запомнила эти слова, другие. Мое ли мнение по вопросу или я просто повторяю чужие слова? Никогда не пойму!

— Чем больше ты знаешь, Марика, чем больше слышала или запомнила, тем более полно ты сама можешь оценивать происходящее. И это уже будет твое собственное мнение.

Она неопределенно хмыкнула.

— Я так понимаю, этим отваром можно отмочить повязку и будет даже лучше? Ты можешь мне рассказать о травах, как ты их выбрал? Почему именно их? Всегда хотела узнать, как зовется вся та трава, что попадается под ногами, и для чего ее можно использовать.

— Хорошо, — согласился я покладисто. — Расскажу.

— А когда мы вернемся, и ты начнешь мое обучение, ты можешь меня научить и этому? Чтобы мы с тобой ходили по полю или лесу, а я бы находила веточки или травинки, и ты бы мне говорил, для чего они… ты ведь их всех знаешь…

Она застенчиво улыбнулась, и я понял, что это нечто из ее прошлого, то, чего она очень хотела бы получить. Возможно, девушка видела, как наставник обучает своего ученика, и это глубоко тронуло ее, но самой ей в обучении отказали…

Не зря же она так уверенно говорила про судьбу подмастерья, неужели ей действительно не удалось попасть к травнику?

— Ты всегда хотела знать о растениях? — как бы между прочим спросил я.

— Не знаю, — ее ответ был легким и искренним. — Просто сейчас подумала, это очень полезное знание.

Ошибся? Нет. Она изменялась прямо на глазах, эта девочка. Марика была для меня сплетением противоречий и одновременно с раздражением вызывала жгучее любопытство. Мне хотелось ее понять, хотелось узнать о ней всю правду, но она оставалась для меня глубоким омутом, в котором прячется настоящая рыба. Ты знаешь, что она есть, но, пока не выловишь, не поймешь, окунь это или щука.

— Что ж, когда мы вернемся, я сведу тебя с лучшим учителем трав, которого я когда-либо знал, — сообщил я, имея в виду Недгара, но неожиданно увидел разочарование в ее глазах.

— А ты? — спросила она тихо. — Разве не сможешь? Ты же обещал меня учить!

— О, девочка, — остановил я ее. — Успокойся. Конечно, могу, но мои знания куда скромнее умений человека, о котором я говорю. Возможно, в будущем, если тебе не хватит моих знаний, ты сможешь обратиться к нему.

Я был удивлен ее реакцией и, пожалуй, доволен. Она хотела обучаться именно у меня, ей было не все равно, кто станет для нее наставником. От чего-то это грело душу.

— Скажи, какая твоя любимая книга? — дожидаясь, пока удастся снять повязку, прилипшую к ране, спросил я. И снова ответ Марики меня удивил. Так мог бы ответить человек, который и вправду не только много читает, но и обдумывает, сравнивает и взвешивает.

— Любимая? Не могу сказать, что может быть что-то одно. К тому же, чем взрослее ты, тем быстрее меняются интересы. Но, конечно, в детстве я очень любила «Сказания о крылатых тиграх».

— И почему же они тебе разонравились? — полюбопытствовал я.

— Сказки, — она поморщилась, отделяя слои повязки, будто больно было ей. — Так здорово знать, что кто-то явится, чтобы спасти тебя из горящего дома или от рук разбойников. Это — всего лишь надежда. И я подумала, что речь в ней идет все же не о волшебных существах, красивых и загадочных, а всего лишь о предках. Только им есть дело до людей, и только они могут прийти, чтобы помочь. Крылатые тигры — это наши умершие родители или более древние предки, не забывшие историю своего рода.

— Ну, а почему тигры, почему их не видят людьми?

— Быть может потому, что мы видим то, что нам навязано? — она пристально смотрела на меня. — Или то, что хотим видеть, чтобы обмануться?

Я замер от остроты смысла ее слов, прикрыл глаза, выражая согласие, но сомневаюсь, что ей это было необходимо. Мы больше не сказали тем вечером друг другу ни слова. Марика убедилась, что с моим предплечьем все нормально, потом наложила повязку и ушла в кают компанию, прихватив с собой книгу со стола.

Она снова удивляла меня, снова ставила в тупик. Я перебрался вслед за ней и обнаружил, что она читает «Месяц веселой звезды», а на губах ее играет легкая ухмылка. Никакого смеха, даже беззвучного.

Я наблюдал за ней из-под прикрытых век, и нам обоим не хотелось говорить, но молчание не казалось неловким. Оно успокаивало, и в такт мерному течению мыслей, скрипел корабль, медленно приближаясь к далекой цели.

Я снова видел перед собой другого человека — женщину, немного легкомысленную и порой капризную, не обладающую глубокими познаниями во многих вопросах, кажущихся мне очевидными, но отнюдь не глупую. Женщину, желающую чего-то достичь, желающую учиться и стремящуюся найти свою мечту.

А еще я видел девочку, на чью голову обрушились слишком тяжелые испытания, которые она не только воспринимала как должно, но и преодолевала с удивительным упрямством.

Слова о навязанных представлениях глубоко запали мне в душу. Я снова и снова вспоминал «Сказания о крылатых тиграх» — несколько простеньких детских сказок, повествующих о сказочных существах, спускающихся с гор, чтобы принести радость и утешение. Крылатые тигры не знали страха и могли перелететь через любую даже самую бездонную пропасть, и не было для них различий, пропасть ли эта среди камней или между людьми. Они охраняли детские сны от ночных кошмаров, не давали разгореться случайно выстрелившему из очага и грозившему сжечь весь дом угольку. Это были хранители детей и их родителей, а сказки эти на удивление охотно принимались служителями разных верований, трактовавшими эти сказания каждый на свой лад. Одни звали крылатых тигров порождениями великого разума, надзирающего за людьми, другие — руками верховного чудотворца, но впервые я услышал о том, что это могут быть предки. Красивая и печальная теория, от которой в груди рождается тепло понимания, что на самом деле ты не одинок и за тобой приглядывают свысока.

«Ты — одинок, — жестоко напомнил я самому себе. — Даже если крылатые тигры существуют, ты не принадлежишь этому миру, и твои предки вряд ли найдут тебя здесь. И конечно на самом деле все это — детские сказки».

Глава 6. Шторм