Замерзшая Земля (СИ) - Алексеев Евгений. Страница 12

Он помог его надеть. И я, запрыгнув на крыло, залез в кабину. Тесновато. Окинул приборы взглядом — набор хилый. Но это к лучшему — быстрее освою. Как указывалось в инструкции, проверил уровень масла, топлива — всё кажется в норме.

— От винта!

— Есть от винта.

Двое техников стали крутить винт. Рокочущий звук наполнил кабину. И вырулив на взлётную полосу, я стал набирать скорость. Истребитель сам попросился в небо, и я дал ему полную свободу. Оторвавшись от заснеженного поля, легко взмыл вверх. Даже слишком легко, норовя задрать нос. Стрелка указателя скорости поползла вначале быстро по циферблату, потом все медленнее, пока не застыла на максимуме. Смешная скорость по моим меркам, но, наверно, солидная для того времени.

Звуки, множество звуков слились в гармоничную симфонию — рёв мотора, звенящий звук винта, превратившегося в едва заметный желтоватый нимб. И тонкий свист ставшего плотным, кажущимся материальным, воздуха, обтекающего фонарь кабины.

Машина, поначалу казавшаяся задумчивой, вдруг стала слушаться беспрекословно, будто воспринимала уже не действия моих рук и ног, а мыслей. Я сделал несколько кругов на полной мощности мотора, с удовольствием вслушиваясь в его рычащее пение. Набрал почти максимальную высоту, в азарте даже не ощутив толком, как промозгло и холодно в неотапливаемой кабине. Прокрутил несколько бочек, бросил вниз, в отвесное пике. Отличный самолёт. Зря на него наговаривают.

Когда приземлился, сдвинул козырёк кабины, долго сидел, прислушиваясь к своим ощущениям. Ноги гудели, чуть дрожали руки, вспотели ладони, но от радостного тепла распирало грудь, так что было трудно дышать.

Через неделю я уже освоился в полку, изучил машину. Сделал несколько боевых вылетов и в группе сбил пару фрицов — пикирующий бомбардировщик «Юнкерс» и бомбардировщик-транспортник «Дорнье». Узнал, что зовут меня Алексей Гриневский, лётчик-испытатель, заместитель командира особого ИАП, который защищал подходы к Москве. Мне нравилось здесь. Ловил на себе восторженные взгляды лётчиков, оценивших моё мастерство и девушек — мотористок, официанток в полковой столовой. Те так просто впадали в транс, замирали, когда я одаривал их улыбкой. Да и внешне я выглядел лучше, чем там, в прежней жизни — высокий, статный, рослый.

И когда командир послал меня на разведку в одиночку — найти вражеский аэродром, уже не ощущал никакого страха. Поднялся в воздух, и, сделав лихой разворот, лёг на нужный курс. Под крылом потянулись запорошенные снегом крыши домов, сверкнула обманчивым серебром замерзшая гладь Волги. Солнце старательно пыталось раздвинуть сизую хмарь.

Лечу, высматриваю внизу что-то похожее на аэродром — куда фрицы могли спрятать его? Огляделся и вдруг заметил, как справа по курсу темно-серыми тенями закружились коршуны.

Коршуны? Какие могут быть коршуны на такой высоте в морозном небе?

Присмотрелся повнимательней и заметил едва заметный расплывающийся ажурной дымкой инверсный след. Тени резко сменили очертания, превратившись в четвёрку «худых» — «Мессершмиттов». Ах ты, черт, значит, там аэродром. Теперь надо уходить.

Но фрицы явно заметили меня, пустились вдогонку. Надо принимать бой, иначе собьют, как утку.

Уменьшив шаг винта, я привычным движением включил форсаж и энергичным разворотом направил истребитель навстречу врагам. На прицеле вырос тощий силуэт ведущего «мессера». Ещё секунда, другая. Как шпаги пересеклись огненные трассы. В последний момент «худой» левым разворотом вышел из-под атаки.

Восходящей полубочкой вывел истребитель в облака и вновь бросил вниз, в гущу «худых».

Оглушительным рёвом моторы раздирают пространств, ярким пунктиром огненный трассы прошивают воздух.

И вдруг воздушный поток с силой ударил в лицо — очередью снесло фонарь. Беззащитный, открытый всем, я сжался в комок за бронеспинкой. А враги окружили, словно бандиты трусливо пытаются вонзить нож в спину.

Раскалёнными иглами пронзает боль в плече. И я вижу совсем близко, будто рядом, как скалятся в ухмылках фрицы. Развлекаются, суки, спрятавшись за бронестеклом уютных кабин своих самолётов, расстреливают в упор меня, беззащитного русского лётчика. От ЛаГГа летят клочья: из левого крыла вырывает клок обшивки, трубопровод пробит. Врёшь — не возьмёшь!

Взмыл вверх и бросил самолёт в вертикальное пике, оказавшись в хвосте одного из «худых», нажал гашетку. Очередь прошила кабину, мотор. Вырвались языки ярко-оранжевого пламени, начали жадно пожирать обшивку, и в мгновение ока грозный «мессер» превратился в огненный шар, летящий к земле.

На мгновение фрицы растерялись, но тут же возобновили атаку. Обложив, как волка, начали бить в упор.

Сильный удар сотрясает израненный самолёт. А, черт, мотор отказал. От острой боли, пронзившей ногу, темнеет в глазах, кружится голова, во рту — сильный металлический вкус крови. Что я могу сделать? Один против трёх?

И вдруг один из фрицев выскочил прямо передо мной, оказавшись в перекрестье прицела. И я не растерявшись, машинально нажал на гашетку. Светящийся рой достиг бензобака «худого», и тот взорвался в воздухе с оглушительным грохотом.

А, не ожидали! Хочется крикнуть мне, но сил уже не осталось. Ещё немного, сознание поплывёт и отключится. Ничего не успею, ничего!

И вдруг фрицы развернулись и отчалили, так и не сумев добить меня — «заколдованный» русский истребитель.

С трудом управляя истерзанным самолётом, который едва слушался рулей высоты, на бреющем полете я дотянул до аэродрома, и рухнул в безмолвную чернильную тишину.

Сознание прояснилось, вернув в обыденность.

Отозвалась система: «Миссия выполнена успешно. Вы получаете 500 баллов опыта. Здоровье восстановлено. Выносливость восстановлена».

Я вновь стоял перед входом в «Розовую жемчужину». Заказав у того же парня девушку, поднялся на второй этаж и подождал Эдит.

Но теперь решил не действовать так глупо и осмотрелся.

Да, именно то, что нужно. У самого потолка я заметил закрытый сеткой воздуховод. Залез на тумбочку и постарался вытащить сетку. Она подалась со скрипом, с трудом. Но я осторожно опустил её рядом и подтянувшись на руках, огляделся. Лаз широкий, но грязновато.

Подсадил Эдит. И когда она исчезла в черноте, залез следом.

Надо спешить — если в комнате установлены камеры, то за нами пустят погоню.

Мы долго ползли по вентиляционной шахте, пока, наконец, я не увидел через решётку внизу улицу, по краям которой шли ряды домов.

Осторожно сняв решётку, помог Эдит спуститься и спрыгнул сам.

— Простите меня, Алан, что я убежала, — голос Эдит звучал через силу. Помолчала и добавила смущённо: — Мне нужно переодеться. Ну вы понимаете…

Я понимал, конечно. Чего ж тут не понять.

— Мы можем сейчас вернуться, и вы приведёте себя в порядок в своих апартаментах.

— Нет, Алан, у вас ведь есть наверняка здесь гостиницы или что-то в этом роде…

— Есть, конечно. Я покажу.

Я расслабленно полулежал на кровати в уютном номере, бездумно водил пальцем по орнаменту на пледе, стараясь не прислушиваться к шуму льющейся в ванне воды. Но воображение помимо воли рисовало самые бесстыдные картины: Эдит стоит там под струйками: голенькая, беззащитная, а я могу прямо сейчас взять всё, что захочу.

Хлопнула дверь. Вытирая голову белым пушистым полотенцем, Эдит появилась на пороге номера. Прошлёпала босыми ножками, оставляя влажные следы на паркете. Остановилась, удивлённо и даже испуганно воззрилась на меня:

— Как вы сюда попали? — холодно и даже, как будто грубо спросила. — И что вы здесь делаете?

Я опешил, не понимая перемены в её настроении. Когда мы сбежали из «Розовой жемчужины», в глазах Эдит светилось такое бесстыдное нескрываемое желание, что я не сомневался в успехе.

— Жду, когда вы примете, наконец, ванну, — проворчал я. — И мы сможем вернуться наверх.

— Вы могли ждать меня в своём номере.

Когда мы нашли эту гостиницу, то я решил снять два номера, чтобы быстрее принять душ одновременно, а не по очереди. Но Эдит поняла это по-своему.