Создатели континентов - де Камп Лайон Спрэг. Страница 37
Из тоннеля послышались шаги, и скачками приближался свет факелов. Свеча уже окончательно погасла. Великий Магистр и братья в капюшонах окружили Бореля, и в руке одного из них был рожок, с помощью которого он имитировал рев йеки. Они похлопали землянина по спине, сообщили ему, какой он смелый, и поднялись с ним по множеству лестничных пролетов в главный зал. Там ему позволили снова облачиться в церемониальные одежды. Великий Магистр надел ему на шею украшенную драгоценными каменьями эмблему и приветствовал его напыщенной речью в старом стиле:
— О сэр Феликс, с сего момента ты принят в члены самого достойного, самого древнего, самого честного, самого секретного, самого могущественного, самого праведного, самого рыцарственного и самого братского Ордена, и посему тебе дарованы все права, привилегии, чины, неприкосновенность, положение в обществе, обязанности и знаки отличия рыцаря этого самого достойного, самого древнего, самого честного…
Прошли уже две трети долгой кришнанской ночи, когда с пожиманием рук и тостами было закончено. Борель и Кубанан, обнимая друг друга за шеи и качаясь, поднялись в покои казначея, причем землянин в это время распевал песни родной планеты, которые смог вспомнить, — о короле Англии и королеве Испании, пока Кубанан его не остановил:
— Да будет тебе известно, что вся эта поэзия в Микарданде запрещена.
— А я и не знал. Почему?
— Орден решил, что она подрывает… ик… наш боевой дух. Кроме того, эти проклятые поэты слишком много врут. Какой там следующий куплет?
Утром сэр Феликс, немного придя в себя, решил поплотнее заняться своим вечным двигателем. Днем он получил возможность поговорить с Великим Магистром Джувайном и изложить ему суть дела. Сэр Джувайн, казалось, был всем этим несколько озадачен, и понадобилась помощь Кубанана.
Наконец Джувайн изрек:
— Отлично, брат Феликс. Скажете мне, когда все приготовления будут закончены, и я соберу у себя в резиденции всех членов Ордена, чтобы они утвердили ваше предложение.
Пока работающая модель вечного двигателя была не готова, Борелю в течение двух дней не оставалось ничего другого, как только дышать в затылок Хенджаре бад-Кавао и следить за возведением киоска по продаже билетов, которые к тому времени уже были напечатаны.
От нечего делать он попросил Йереватса научить его управляться с коляской. После двух часов занятий ему уже удалось освоить трудное искусство подавать назад и разворачиваться на небольшой площадке.
— Пусть коляска после обеда будет наготове, — распорядился он.
— Господин куда-то собирается поехать?
— Да. Но ты мне не нужен. Я сам буду ей управлять.
— Ох-хо-хо. Это не есть хорошо. Господин попадет в беду.
— Не твоего ума дело.
— Поспорить могу, что господин перевернется. Плохо так кататься.
— Держи язык за зубами! — прикрикнул Борель и замахнулся на Йереватса, который пригнулся и заковылял прочь. Теперь, подумал Борель, Йереватс начнет выкобениваться, и целого дня не хватит, чтобы вернуть ему хорошее настроение, а до того от него никакого толку не добьешься. Проклятье! Почему у них нет слуг-роботов, безо всяких там чувств, которые надо все время принимать во внимание? Впрочем, на Земле такого слугу пытались сделать, но он вышел из-под контроля и спутал своего хозяина с вязанкой дров…
Днем Борель катался в коляске по главной улице Миши, а Зердай сидела рядом с ним и смотрела на него с обожанием. А он никак не мог привыкнуть к странному перестуку шести копыт запряженной в коляску айи.
Борель осведомился:
— А кто получает преимущество на перекрестке, если к нему одновременно подъезжают две коляски?
— Конечно, ты, Феликс! Ты же член Ордена, хотя и не настоящий рыцарь!
— О! — Хотя у Бореля и было гражданской совести некое минимально возможное для мыслящего существа количество, он все же достаточно долго жил на Земле, с ее демократическими традициями, и такие социальные контрасты показались ему ужасными. — Выходит, если я теперь почетный рыцарь, то могу скакать по городу галопом с криками «оле-оп», и если кто-то попадется на моем пути, то ему же самому и будет хуже?
— Естественно. А что тебя беспокоит? О, я забыла, что ты из другого мира. И у тебя не только очаровательная и необычная инопланетная внешность, но ты еще и гораздо более чуток и добр, чем жители этой страны.
Борель в душе усмехнулся. Его по-всякому именовали: и вором, и мошенником, и мерзким двуличным мерзавцем, но никогда не называли чутким и добрым. Может, это и есть та самая теория относительности, о которой так любят рассуждать всякие патлатые ученые…
— Куда мы с тобой прокатимся? — спросил он.
— На Землю! — решительно заявила она и положила голову ему на плечо. На какое-то мгновение он расслабился и решил отказаться от своих планов расставания с ней. Но затем безграничное себялюбие, которое всегда помогает искателям приключений спастись, взяло верх, и он вспомнил о неминуемом экстренном бегстве. И тогда, чем меньше у него будет багажа, тем лучше. Поматросить и бросить. И в любом случае, не лучше ли им расстаться, пока она еще не узнала его истинную сущность?
— Давай-ка посмотрим на поединок за северными воротами, — добавила она. — Сегодня будут биться сэр Вольхай и сэр Шусп.
— Что за поединок? Ничего об этом не слышал.
— Сэр Шусп послал бросил вызов сэру Вольхаю — обычная ссора из-за дамы. Шусп уже убил трех рыцарей на таких поединках.
— Если у вас здесь все общее, как когда-то у коммуняк на Земле, непонятно, что может вызвать у рыцаря ревность. Разве не могли они оба пользоваться ее благосклонностью?
— Здесь так не принято. Дама должна расстаться с одним до того, как сойдется с другим. Иначе это считается дурным тоном.
Через северные ворота они выехали из города. Борель поинтересовался:
— А куда ведет эта дорога?
— Разве ты не знаешь? В Колофт и Новоресифе.
За последними домами, где начались возделанные поля, справа от дороги находилась площадка для дуэлей. Она напомнила Борелю североамериканские школьные футбольные поля: такие же небольшие деревянные трибуны и палатки на месте ворот, в которые забиваются голы. Посередине одной из трибун высилась крытая коробка для высокопоставленных персон Ордена. В толпе бродили торговцы, и один из них кричал:
— Цветы! Кому цветы?! Покупайте букеты цвета вашего рыцаря! Красные для Вольхая, белые для Шуспа. Цветы! Кому цветы?!
Трибуны уже почти заполнились, и, судя по цветам на шляпах, большая часть зрителей болела за Шуспа. Борель не внял предложению Зердай согнать одного из простолюдинов и занять его место и повел ее к краю поля, где собрались опоздавшие зрители. Он немножко досадовал на себя за то, что не прибыл вовремя и не сделал несколько ставок. Зрелище было поувлекательнее скачек на Земле, а если не зарываться и делать ставки на обоих противников, можно было занять выгодную позицию и получить прибыль в случае победы любого из этих олухов.
Когда все заняли свои места, раздался сигнальный звук трубы. Рядом с собой Борель увидел всадника в доспехах мавританского стиля, в небольшой кольчужной юбочке, на голове его был остроконечный шлем с забралом. Он восседал на упитанной айе, также закрытой кое-где доспехами. Этот кварарец выехал из своей палатки на середину поля. По красной отделке седла и снаряжения Борель узнал сэра Вольхая. Именно его вызвали на поединок, а потому ему стал симпатизировать Борель, несмотря на все свое природное отвращение к насилию. Разве не мог соперник этого рыцаря остаться простым приятелем для его подружки? Борель сам неоднократно сталкивался в жизни с такими типчиками, и никого хуже не мог себе представить.
С противоположного конца поля приблизился другой всадник, в точно таких же доспехах, только с белой отделкой. Двое дуэлянтов встретились в середине поля, потом направились к Великому Магистру и подскакали к нему вплотную. Великий Магистр Ордена Кварара произнес речь, которую Борель не расслышал, а всадники после этого разъехались на противоположные концы поля. Рядом с Борелем сквайры Вольхая, или его помощники, или кто-то еще передали ему пику и небольшой круглый щит.