Кривич (СИ) - Забусов Александр. Страница 9

   - Так, почему эту ладью называют "крада"? - задала вопрос волхву.

   Глянув на нее, жрец объяснил:

   - Крада - это особый костер, крадущий из нашего мира, в средний мир все то, что на него положено. Так, мы хороним людей умерших.

   После обеда, стали сносить и укладывать в ладью погибших. Первое чувство, которое испытала Галина, да, и остальные тоже, было чувство противления происходящему. Никто из них, никогда не видел столько покойников, а ведь их еще требовалось перенести. Перетаскивая покойников своими слабенькими ручонками, девочки плакали. Мальчишки крепились, пытаясь показать, что мужчины не плачут, но слезы нет-нет, да и появлялись на щеках.

   Людям двадцать первого века, не принять случившегося в этой деревне. Если нет войны там, где они живут, как можно воспринять сотню обезображенных трупов, да еще прикасаться к ним руками. Среди покойников чаще всего попадались старики и дети, но были и люди среднего возраста. Печенеги не пожалели деревню, вычистили ее от нажитого добра и людей живших в ней.

   Вечерело. Со стороны дороги, послышалось конское ржание, скрип телег, приглушенный расстоянием, людской гомон. Все настороженно, прекратив работать, повернули лица в направлении звуков. Из-за излучины реки, появились телеги запряженные лошадьми. Рядом с телегами, в которых ехали дети, шли люди, мужчины и женщины. Первым, ведя лошадь под уздцы, шествовал Монзырев. Он направил движение "табора" прямиком к краде. Дети и девушки, увидев его, восторженно закричали и все разом бросились навстречу. Подбежав, попытались вцепиться в него, обнять, выразить ему свою радость, лишь за то, что он пришел, за то, что не бросил, не погиб, за то, что он есть у них.

   "Ну, как отца родного встречают", - пришла в голову Монзырева, радостная мысль.

   - Ну, все-все. Задушите. Идите, лучше Андрюху и Сашку тискайте.

   Он повел обоз дальше к краде, к одиноко ожидавшему волхву.

   - Вот, Вестимир, я привел живых. А в обозе, в телегах - мертвые. Мы не смогли их бросить, а захоронить не получилось.

   - Я ждал тебя, - и обратился к родичам. - Родовичи! Слушайте меня. Чтобы проводить погибших за кромку, отроки сложили краду. Диды наши, заждались умерших родовичей. Несите в лодью погибших из телег. И поставьте поминальную еду в ногах усопших.

   К Толику подбежала Галина. Ее лицо выражало крайнюю озабоченность, даже на лбу проявлялся знак вопроса.

   -Анатолий Николаевич, а где Толик?

   -Нет больше Толика, Галочка. Если есть желание, можешь на его тело взглянуть. На крайней телеге он.

   Галка прикрыла ладонью рот, будто хотела удержать, готовый вырваться крик отчаяния. Рухнул последний мосток между ее прошлой жизнью и случившейся реальностью. Крупные слезы побежали по щекам.

   Краду накрыли широкой полосой белой домотканой холстины. Телеги отвели в сторону, собрались у погребальной ладьи.

   Волхв вышел перед кривичами. Славяне затихнув, ждали, о чем он скажет.

   - Родовичи и соседи наши, из других весей. Мы провожаем умерших. Скоро встретятся они с предками в чертогах другого мира, в царстве Мары. Отправляет ладью в путь, по законам нашим, старейшина, боярин родовой или жрец. Вы все знаете это. Сейчас, когда скоро закат солнца и родовичи наши, "видя" свет, пойдут за "уходящим" светилом. Я хочу сказать вам. Старейшин наших убили проклятые людокрады. Боярин Слуд погиб защищая весь. Я хочу, чтобы в путь отправил погибших, человек одной с нами крови, тот, благодаря которому вы здесь, вы живы, вы свободны. В видениях Диды из-за кромки поведали мне, что отныне он будет родовым боярином. Он не даст прерваться роду, пока горячяя кровь течет по жилам его.

   Толпа загудела, раздались возгласы: "Пусть будет! Будет так!".

   Вестимиру подали горящий факел. Народ чуть отступил и раздвинулся, оставляя как бы на особицу стоявшего в раздумье Монзырева. Две женщины подошли к нему и ненавязчиво стащили с него пропотевшую куртку и тельник, оставив стоять с голым торсом. Волхв приблизившись, протянул факел.

   - Возьми, боярин. Пришла пора родовичам нашим отправляться в чертоги Сварога.

   Монзырев машинально взял горевший факел.

   - Запомни, поджигать краду будешь обязательно стоя спиной к ней.

   - Почему?

   - Ну, скажем, ритуал такой.

   Монзырев подошел к погребальной ладье, присматриваясь, в каких местах будет прикасаться огнем. Повернувшись грудью к народу, он пошел вдоль ладьи, поджигая, выступающую из дров солому. Отойдя на три шага от крады, бросил через голову факел внутрь. Ему тут же подали еще три факела, с которыми он поступил так же.

   Все отошли от кострища, огонь разгорался все сильней и ярче. Громким голосом, жрец читал отходную молитву, ему вторили многие люди:

   - Се сва оне ыде

   А туже отряще одьверзеще ши врата они.

   А вейдеши они - то бое се красен Ирий,

   А тамо Ра - река - тенце,

   Якова оделяшещеть Сварьгу до Яве.

   Монзырев, прислушивался к словам и глядя на это действо, отчетливо осознал, что на плечи ему в один миг возложили судьбы многих людей, которых он не знал до сего дня.

   А волхв вещал, прибавляя металл в голосе:

   - Иножде бог Дид - Дуб - Сноп наш...

   Огонь не просто горел, он бушевал. Волхв закончил молитву. Наступила мертвая тишина. Вдруг к небу поднялся огромный столб пламени, а над головой присутствующих пролетела стайка жаворонков - боги подали знак. Умершие поднялись в чертоги Сварги.

   Волхв умиротворенным голосом обратился к народу:

   - Боярин предлагает войти в весь, поставить столы, и накрыть едой, какой сможете. Отведаем поминальной стравы.

   Два дня, с утра до вечера, Монзырев с офицерами и волхвом занимались хозяйственными делами. Расселяли людей, наделяли отобранным у кочевников скотом, распределяли имущество с телег, закрепляли земельные наделы за теми, кто раньше жил в других деревнях. Всего было освобождено триста шестьдесят два человека: девяносто семь мужчин, двести сорок одна женщина и сорок четыре ребенка разного возраста. За эти два дня в долину, где раскинулась весь, из лесов вышло еще сотни три народу разного пола и возраста. Обездоленные, лишившиеся крова и семей, они сбредались в весь в надежде найти пристанище среди людей одной крови.

   Табун, отбитый у печенегов, отправли на выпас вглубь территории принадлежавшей верви, деревенской общины. Назначены пастухи. В стороны от деревни были выставлены пикеты, для того, чтобы вовремя предупредить людей, если кочевники будут возвращаться по старому пути. На все захваченное оружие Монзырев наложил "лапу", решив разобраться с ним позже.

   Вымотавшись за два дня, Толик назначил банный день, и подведение итогов случившегося с ними в этом времени.

   В деревенской бане парились сначала мужчины и дети мужского пола, после них девушки. Ни о каком мыле и современных моющих средствах не могло быть и речи. Березовые веники, зола и щелок заменяли их. Парились остервенело, но с удовольствием, ощущая как с чистотой тела приходит хорошее настроение. Обмывшись, вышли из парной, обнаружили, что на двух столах, поставленных у бани, приготовлена чистая льняная одежда и кожаная обувь для всех. Вестимир объяснил как одеть и носить одежду древних русичей.

   После того, как Монзырев надел порты, широкую рубаху с вышивкой красными нитками по вороту и рукавам, обулся в высокие кожаные сапоги - черевы, Вестимир подошел к нему и повесил на шею витой серебряный круг.

   - Зачем?

   - Это гривна, у нас символ боярской власти над родовой вервью - общиной, имеющей свою родовую территорию. Теперь ты, хозяин верви и всех деревень кривичей в округе.

   - Хорошо. Вестимир собери у меня в юрте назначенных вчера десятников.

   Рядом со священной дубравой, у тропы, ведущей на капище, были поставлены юрты, отнятые у кочевников. В одной разместились мужчины, в другой женская половина населения попаданцев. Вот в мужской юрте и собралась новая старшина общины, туда-же были приглашены и студентки. Взрослые мужи кривичей косились на молодых девок, но вслух недовольства их присутствием на сходе не высказал никто.