Стена змей - Прэтт Флетчер. Страница 13

– Видали теперь, что и впрямь я величайший из волшебников? – самодовольно заметил Лемминкяйнен, выпячивая грудь. – Но колдовство – занятие утомительное, а река огненная по-прежнему пред нами пролегает. Ты ведь тоже чародей, о Харол. Не займешься ли этим делом, покуда буду я восстанавливать силы едой?

Ши уставился на рубиновое свечение и призадумался. Мерцающие отблески производили гипнотический эффект, словно догорающие угли. В принципе, решить проблему мог бы хороший ливень, и он принялся вспоминать заклинание для вызова дождя, которое они с Чалмерсом разработали в надежде преодолеть огненное кольцо вокруг Каренского замка во время похождений в мире «Неистового Роланда».

Он старательно пробормотал текст и сделал пассы. Ничего не произошло.

– Ну? – буркнул Лемминкяйнен с набитым ртом, налегая на хлеб с сыром. – Скоро ль волшебство твое начнется?

– Я попробовал, – ответил Ши, совершенно сбитый с толку, – но...

– Дурень охайольский! Должен учить я тебя твоему же ремеслу? С чего это ты взял, что заклинание подействует, коли не поёшь ты его?

«Вот в чем дело», – догадался Ши. Он и думать забыл, что в магии Калевалы пение являлось совершенно необходимым элементом. Если к его способностям к стихосложению и пассам, в которых Лемминкяйнен ни черта не смыслит, добавить еще и пение, огурчик выйдет, а не заклинание. Он вновь воздел руки над головой, делая пассы, и изо всех сил запел.

Заклинание и впрямь вышло как огурчик. Не успел он его закончить, как над головами у них почернело, а окружающее скрылось из виду за плотной пеленой хлопьев сажи, густых и липких, словно снежинки. Ши поспешно прервал свое занятие.

– Воистину заметный он чародей! – завопил Лемминкяйнен, кашляя и пытаясь стряхнуть липкую дрянь с одежды. – Теперь, когда показал он нам, как сажу добыть из реки огненной, может, сумеет он и объяснить, как на Похъёлу напустить туману, коего там сроду не видели?

– О нет, – воскликнула Бельфеба, – не будь столь строг к господину моему! Ответственно заявляю я, что и впрямь чародей он испытанный – но только не когда петь он обязан, ибо между нотами различными не видит особой разницы.

Тут в разговор встрял Бродский:

– Если мы нароем тут грамотного коновала, который прочистит мне шнобель, может, у нас с тобой и выйдет чего на пару.

– А ныне опять должен я делать все сам! – сердито заключил Лемминкяйнен. Выплеснув из кружки загаженное сажей пиво, он налил из бочонка свежего, сделал порядочный глоток, откинулся, мгновение поразмыслил и затянул:

Сперва было совершенно непонятно, к чему он клонит. Потом в воздухе над пламенеющей ложбиной нависло нечто мерцающее, что постепенно приобретало очертания и искрилось все сильнее. Ледяной мост!

Но как только Лемминкяйнен добрался до кульминационной точки своего заклинания, призванного окончательно материализовать лед и спаять все в единую прочную конструкцию, как произошла осечка. Ледяной мост покрылся трещинами и рухнул, рассыпавшись на мелкие кусочки. Послышалось шипение, и все окрестности заволокло паром.

Лемминкяйнен помрачнел и завел заклинание по новой. Все наблюдали, затаив дыхание. На сей раз мост растаял и исчез, даже не успев обрести окончательные очертания.

С яростным воплем Лемминкяйнен шмякнул шапку оземь и принялся ее злобно топтать. Байярд хихикнул.

– Ах ты еще и насмехаешься надо мной?! – взвизгнул чародей. – Негодяй иноземный!

С этими словами он незамедлительно схватил кружку, из которой только что пил пиво, и злобно выплеснул остатки прямо Байярду в физиономию. Пива там оставалось меньше чем на дюйм, но даже этого неосмотрительному весельчаку вполне хватило.

– Не смей! – выкрикнул Ши, выхватывая шпагу. Лук Бельфебы был уже наготове.

Но вместо того, чтобы гневно вскочить или даже попросту утереться, Байярд неподвижным взглядом уставился на пламенеющую ложбину, моргая и хмуря брови. Наконец он выговорил:

– И все-таки это иллюзия! Там ничего нет, кроме кучек торфа, которые разложены в ряд и горят лишь местами. Но я не понимаю, как я ухитрился сразу этого не заметить!

– Должно быть, это алкоголь в пиве. Иллюзия была настолько сильна, что ты не смог сквозь нее видеть, пока у тебя в глазах не защипало. Такое раз со мной уже было – в континууме норвежских богов, – сказал Ши.

– Чары Похъёлы тем сильней, чем ближе подступаем мы к их твердыне, – сказал Лемминкяйнен, совершенно позабыв про свой гнев. – Но что нам судить да рядить теперь? Чересчур истощен я волшебством собственным, чтоб чары столь сильные разрушить!

– Можно подождать до завтра, пока ты не восстановишь силы, – предложил Ши.

Лемминкяйнен покачал головой:

– Там, в Похъёле, наверняка вызнают, что тут приключилось, и ежели пройдем мы проверку одними чарами, выдвинут другие навстречу, посильней первых, и с каждым шагом все трудней и трудней будет нам продвигаться вперед. Но если все-таки прорвемся мы прямо сейчас, прочие их чары ослабнут.

– Послушайте, – сказал Байярд, – по-моему, я знаю, как нам поступить. Если вы дадите мне немного пива, чтобы капать в глаза, я вас отсюда выведу. Места там полно, даже для саней.

Лось Хийси недовольно фыркал и упирался, но Лемминкяйнен непреклонно увлекал его вслед за Байярдом, который шагал впереди, то и дело окуная носовой платок в пивную кружку и прикладывая его к глазам. Ши обнаружил, что, несмотря на действительно сильный жар, он вовсе не заработал ожогов, как ожидал; на санях тоже не оказалось ни единой подпалины.

На противоположной стороне ложбины, одолев небольшой подъем, они сделали остановку. Байярд, направившийся было к саням, вдруг замер, указывая пальцем на старый трухлявый пень.

– Это человек! – воскликнул он.

Лемминкяйнен тяжко спрыгнул с саней, вытаскивая меч, а за ним и Ши с Бродским. Как только они подошли к пню, остатки ветвей на нем с шуршанием опали и перед ними предстал коренастый тип, комплекции примерно такой же, как у Лемминкяйнена. На физиономии у него застыла выражение угрюмой досады.

– Так я и знал, что поблизости кто-нибудь околачивается, дабы иллюзию поддерживать! – радостно взревел Лемминкяйнен. – Склоняй башку немедля, колдун похъёлский!

Тип быстро и отчаянно озирался по сторонам.

– Я – Вуохинен-чемпион, и бросаю я вызов! – объявил он наконец.

– Это он о чем? – поинтересовался Ши.

– Чемпион истинный завсегда имеет право вызов бросить, даже в доме чужом, – пояснил Лемминкяйнен. – Победитель либо голову соперника забирает, либо его самого в рабы. И кого же из нас ты тут вызываешь?

Вуохинен-чемпион долго переводил взгляд с одного на другого и в конце концов ткнул пальцем в Байярда.

– Вот этого. В чем его ремесло?

– Не пойдет, – провозгласил Лемминкяйнен, – поскольку ремесло его в том, чтоб взглядом своим проникать за пределы колдовства всякого. Ежели его ты вызываешь, так и так ты уже проиграл – ибо проник он за личину твою фальшивую. Вот Харол тебе, с мечом остроконечным, или же девица-хранительница Пельфепи с луком и стрелами, или же Пийт-борец, или же сам я, палашом привычным владеющий!

Он ухмыльнулся.

Вуохинен оглядел всех по очереди.

– О мечах остроконечных я ведать не ведаю, – признал он, – и хоть не подлежит сомнению, что во всем мире не сыскать лучника хотя бы наполовину столь искусного, как я, на женщин предпочитаю охотиться я без помощи лука. Вызываю Пийта на борьбу честную!

– А Каукомъели-то веселого ты даже и не помянул! – заметил Лемминкяйнен со смешком. – Мыслится тебе, что выбор твой наиболее безопасен. Но не спеши: скоро сам убедишься, каким мастерством невиданным владеют друзья Калевалы чужеземные! Ну что, станешь силушкой с ним мериться, Пийт?