Стрелы Геркулеса - де Камп Лайон Спрэг. Страница 70

Потом одна за другой начали стрелять катапульты. Дротики взмывали высоко в воздух и с пронзительным свистом опускались на финикийцев. Некоторые упали между кораблями, достигнув середины канала. И эхом им вторили катапульты с другого берега: начали стрелять орудия на большой земле. Расчеты катапульт заряжали смертоносные машины во второй, потом в третий раз.

Над волнами разнесся сигнал горна. Гребцы на карфагенских кораблях остановились. Корабли с поднятыми веслами замерли на месте. Взмыли сигнальные флажки. С корабля на корабль громко прокричали команды. Под градом дротиков греческих катапульт галеры стали медленно разворачиваться: весла на одной стороне загребали в сторону, противоположную веслам на другой стороне. Взбаламучивая воду, суда медленно поворачивались на месте.

Снова резко зазвенели тетивы, раздался треск катапульт. Финикийцы один за другим начали выходить из залива. В ряды весел на многих кораблях стали неровными, щербатыми: часть гребцов погибла во время смертоносных ударов катапульт. Зопирион поднял руку. Луки, пращи и катапульты перестали стрелять. Тысячи солдат, стоявших наготове во время обстрела, разразились бурными аплодисментами.

Группы людей на берегу, занятых спуском трирем на воду, удвоили свои усилия. Карфагенский флот встал полукругом на выходе из гавани, развернувшись носами кораблей к каналу.

— Они надеются, что мы бросимся прямо им в пасть! — проревел Дионисий. — Мы численно превосходим их в соотношении два к одному, но в этой ситуации невозможно реализовать наше преимущество. Геракл! Как бы нам вывести двести кораблей в открытое море так, чтобы их по одиночке друг за другом не уничтожили вражеские суда? — холодный стальной взгляд тирана скользил по лицам стратегов.

— Можно перетащить корабли по суше. У основания полуострова есть достаточно узкое место… — сказал Зопирион.

— А как мы защитимся от неприятеля, чтобы он не уничтожил наши суда по одному во время спуска на воду?

— Вдоль берега можно поставить катапульты. Страх карфагенян перед катапультами значительно превышает их реальную опасность, так как они впервые встречаются с подобным оружием.

— Отлично! — открыв зубы, губы Дионисия растянулись в узкую улыбку. — Юноша! Передай приказ Лептинию и останься с ним, помогая в работе.

Весь вечер и целую ночь солдаты сицилийской армии перетаскивали корабли через узкий перешеек в основании Агифаллоса. Каждый корабль на веревках тянули несколько тысяч человек. Несмотря на то, что они достаточно легко скользили по илистой болотистой почве, солдаты по колено увязали в грязи. Немало поскользнувшихся и упавших во взбаламученную грязь людей погибло, не успев увернуться от надвигающихся тяжелых судов, подмявших под себя из распростертые тела.

На рассвете около сотни греческих трирем вышли в открытое море. Однако там не осталось и следа от карфагенского флота.

И вот, в разгаре сицилийской жары, не щадившей ни осажденных, ни осаждающих, наступил четвертый год девяносто пятой Олимпиады, когда Саундиад был архонтом Афин. [62] Осада Мотии продолжалась. Брешь в дамбе была наконец заделана, да и сама дамба стала значительно шире.

Последние этапы работ оказались наиболее тяжелыми, так как их приходилось выполнять непосредственно под стенами Мотии. Здесь в залив выступала естественная терраса, к востоку от нее находились главные городские ворота. На ней Дионисий планировал установить осадные машины.

Денно и нощно люди носили на дамбу песок и камни, расширяя ее. Днем приходилось ходить по двое: один нес корзину с песком, а другой держал над головами щит, защищаясь от возможного обстрела со стен Мотии. На ближайшем к городу участке дамбы лежал множество тел погибших солдат Дионисия. Каждую ночь на большом острове проводили массовые кремации, и над лагерем осаждающих разносился тяжелый запах горелого мяса.

Если неудачная попытка Гимилка освободить Мотию и лишила горожан мужества, вида они не показывали. День и ночь на работающих под стенами города греков сыпались снаряды. Обстрел греков продолжался даже под ответным огнем катапульт, установленных на дамбе. Время от времени над храмом Ваала Хаммона поднимался дымок: предавали огню очередного отпрыска одной знатных финикийских семей. И каждый раз при виде этого дыма Зопириона охватывала радость. Хотя бы одного ребенка ему удалось избавить от такой страшной участи. Однако в то же время его охватывало беспокойство за свою семью. Он надеялся, что у них хватило здравого смысла остаться в Сиракузах.

Наконец, по дамбе повезли огромные осадные машины Дионисия — башни и тараны. Под непрекращающимся обстрелом в течение нескольких дней их одно за другим катили к стенам Мотии, поворачивали направо и закатывали на террасу. А там снова разворачивали и устанавливали передом к стене осажденного города.

Звуки горна ознаменовали начало нового этапа в осаде. К стене придвинули два стенобитных орудия. В башне на колесах был подвешен на цепях к потолку крепкий таран. Мощными ударами этих таранов начали разбивать каменную кладку. День и ночь — бум — бум — разносились звуки тяжелых ударов. Казалось, будто два сумасшедших бога немного не в такт колотят в космические барабаны. Как только люди в башни начинали уставать, их сменяли другие.

Жители Мотии обрушивали на крыши башен огонь, камни и тяжелые бревна. То и дело башни загорались. Тогда солдаты Дионисия откатывали их назад, тушили огонь и чинили. И сразу же подкатывали к стене, и атака продолжалась.

Наконец, стена перед одной из башен поддалась и рухнула в облаке пыли и с пугающим грохотом, зацепив саму башню. Запели трубы. В проем ринулись пехотинцы в бронзовых кирасах, наголенниках и шлемах с гребнем. На них дождем посыпались снаряды. Многие солдаты попадали, корчась от боли или безвольно осев — убитыми на месте. Но сзади подходили все новые и новые воины. Жители Мотии и их греческие наемники встречали нападавших щитом к щиту, кололи копьями, рубили мечами и топорами, бились в рукопашную. Снова и снова защитники города отражали атаки нападавших.

Тем временем люди Дионисия лопатами или просто голыми руками расчищали проход, оттаскивая обрушившиеся камни от стены. Потом поддалась стена перед вторым орудием, и завязалась еще одна кровавая схватка.

Мало помалу солдаты Дионисия укрепляли свое преимущество. Кирками, ломами и лопатами они расширили пролом в стене, обрушили часть стены над проломом, оттащили назад тараны и подкатили две осадные башни. Они представляли собой две деревянные башни на колесах высотой шестьдесят футов — выше высотных зданий Мотии — и достаточно узкие, чтобы могли проехать по извилистым улочкам города. Опасно раскачивающиеся башни катили сотни обливающихся потом солдат. Их защищали от вражеских факелов и тиглей зеленые кожаные покрывала, приколоченные гвоздями к тыльной стороне башен.

Но им не удалось проникнуть далеко в город, так как жители соорудили на улицах баррикады. Греческие солдаты принялись расчищать завалы перед застрявшими башнями. Другие бросились в дома по обе стороны улицы, срывая доски, которыми были заколочены двери и окна. С верхних этажей осадных башен перекидывали доски на крыши и в оконные проемы верхних этажей домов. По ним бежали в дома сиракузские солдаты. Но жители Мотии из своих укрытий бежали им навстречу. Где-то на середине доски завязывалась схватка, и враги с грохотом падали на мостовую. Схватки завязывались и на крышах домов, в комнатах и коридорах зданий, на лестницах.

Шаг за шагом атакующая сторона захватывала город, однако цена, которую пришлось заплатить, вселяла страх: счет числа убитых шел на тысячи.

Дионисий установил порядок с заходом солнца прекращать битву. И теперь, когда жители Мотии привыкли к такому ходу дел, обрушил на них внезапный ночной штурм. Для этого использовались ранее захваченные дома, а также воины ворвались в город через дюжину брешей в стене.

Защитники города, потеряв надежду, искали защиты в храмах или прятались в домах. Другие, понимая, какая участь им грозит, перерезали горло женам и детям, и в приступе последней ярости бросились в схватку, чтобы умереть на поле боя и унести с собой хотя бы несколько вражеских жизней. На улицах города шла кровопролитная битва.