Естественно, магия (СИ) - Искварин Валентин Валерьевич. Страница 23

По зелени зазмеились белые молнии, распороли кокон, расшвыряли шматки света догорать в отдалении. Виктору вдруг вспомнился краткий видеоряд из старого фильма, и он тихо произнёс:

— Терминатор, блин. Что это было!?

Он вскочил. За спиной пластмассовый тубус прокатился с полметра по брусчатке. Перед ним в десяти шагах возвышалась красная гранитная стела с большими часами. Стрелки криво сбились в кучу, топчась около девятки, чуть справа от числа двенадцать, оказавшегося почему-то… внизу циферблата. Под ногами аккуратно уложены окатанные камни, очень ровно покрывающие круглую площадку, от которой уходят к углам квадратного сквера дорожки. За бордюрами, на зелёных лужайках помахивают на ветру здоровенными листьями каштаноподобные деревья, ёлки подрагивают ветвями, бдительно наблюдая за легкомысленными и непостоянными лиственными собратьями.

Сквер. Какой-то. Где-то, чёрт побери! Что творится!? Виктор в растерянности озирался по сторонам. Но ничего не творилось

Некий город за стенами живых изгородей жил своей жизнью: изредка слышался шум проезжающих машин. Кое-где за листвой, в просветы аллей и над головами деревьев виднелись серые дома этажей в шесть. Две молодые женщины с колясками неспешно вышли из-за зелёной изгороди.

Это не похоже ни на полигон для дальнейшего обучения, куда можно было бы принудительно отправить строптивого ученика, ни на наказание за своеволие! Это другое место. В пору задавать анекдотичные вопросы: «где я?» и «кто я?» И ясности куда больше с ответом на второй вопрос.

Виктор ещё раз огляделся и, не заметив ничего враждебного, поднял тубус и рюкзак. Позади него оказалась одна из четырёх лавок, симметрично расставленных по карманам центра сквера. Виктор медленно подошёл к лавке, потрогал крашенное в чёрный цвет деревянное сиденье и чугунную станину, словно желая убедиться, что это не иллюзия, не сон. Дерево и металл были отменно тверды; он сел, положив справа своё скудное имущество. И попытался «рассуждать логически».

Такого сквера нет в Самаре. Да и быть не может: чистота и лаконичное устройство этого царства зелени и камня не вмещались в образ родного города. Между тем, женщины с колясками подошли к стеле, и одна из них достала небольшой бумажный свёрток из сумочки, быстро подошла к ближайшей лавке и положила на сиденье. Затем вернулась к подруге и продолжила тихий разговор молодых мам, легко подталкивая коляску по камням.

Виктор дёрнулся было посмотреть, что в свёртке, но, не зная местных обычаев, предпочёл остаться пассивным наблюдателем. Итак, каштаны с облезшей шкурой и ёлки. Похоже на среднюю полосу России. Может, километров на тыщу южнее или, скорее, западнее Самары. Возможно, ближе к морям, поскольку иначе пыль непременно сделала бы своё грязное дело. На фонарном столбе Виктор заметил указатель из чернёного дерева. Серебряные буквы гласили: «Средняя набережная». И ниже, более мелко и скромно красовался перевод: «La quai centrale». И в каком же городе понадобилось бы дублировать русские надписи французскими!? Студент-переводчик пытался припомнить, где бы могла затесаться такая аномалия, но… Да нет в России такого города!

Виктор почувствовал, что мысли завязываются в гордиев узел, а лоб покрывается испариной. От окончательного коллапса спасло появление мужичка, вывернувшего из-за кустов слева и неспешно направившегося к лавке со свёртком. Синий с красными лампасами спортивный костюмчик мешковато сидел на коренастой невысокой фигуре, пепельные волосы местами серебрились сединой, основательно загоревшее лицо и руки выдавали частое пребывание на свежем воздухе. Вот кто знает всё! И обратиться к этому простому, видавшему многое дядьке можно запросто!

Виктор закинул рюкзак на спину, сцапал тубус и чуть не подбежал к незнакомцу. Тот уже успел снять бумагу и теперь оценивающе разглядывал содержимое свёртка — кусок колбасы и половину батона.

— Извините, а не могли бы вы… — начал Виктор и вдруг осознал, что не знает, как сформулировать хоть один внятный вопрос.

— Разбег кончился, — определил мужичок и приветливо улыбнулся. — Не тушуйся, mon vieux*, чем смогу — помогу! Если хошь, пойдём к моему гнезду — поболтаем обстоятельно. *старина, дружище (фр.).

— А далёко? — идти на поводу у чужих предложений оказалось куда проще.

— Да туточки, на северном углу и сижу, — просто ответил дядька. — Пошли?

Виктор кивнул и поплёлся за провожатым, в который раз за последние дни чувствуя себя предельно глупо. Гнездом оказался спальник и пара синих пластиковых вёдер, перевёрнутых вверх дном. На лавке у самого входа валялся раскрытый вещмешок. Завершённый образ преуспевающего бомжа. Мужичок жестом предложил присаживаться, сел сам, аккуратно переложив мешок на брусчатку. Ловко убрал хлеб и колбасу, достал два яблока и подал одно Виктору. Тот немедленно накинулся на фрукт, осознав, насколько проголодался.

— Итак, представлюсь для порядку, — начал дядька, причавкнув яблочком. — Гильдейский бродяга Фёдор. Для клиентов — дядь' Федя. Тебе представляться не обязательно, но желательно — для политесу.

— Витя, — проглотив кусок, оторопело ответил Виктор.

— Аншанте*, как говорится. Ну так? *очень приятно (искаж. фр.).

Гильдейский бродяга, что бы сие словосочетание ни значило, создал обстановку радушия и непринуждённости, которая так и требовала избавиться от непонимания. И Виктор решился:

— Где я?

— В парке «Победа Стихии», — с готовностью сообщил бродяга, широко улыбаясь. И, внимательно глянув на собеседника, тактично спросил: — Не помогло? Тогда — в Париже.

— Где!? — страх непонимания спешно перешёл в ужас.

— Хех, — вздохнул дядька, соболезнуя тяжести дум потеряшки, — Средневолжская губерния Евразийской Империи.

Хаос, воцарившийся в голове, вмиг добрался до языка и выплеснул сочетание трёх нецензурных слов.

— Хорошо сказано, — дядя Федя сочувственно покивал. — Запомню. Мои коллеги с удовольствием послушают…

Виктор почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы обиды и отчаянья. Но реветь глупо. Не только не поможешь делу, а ещё и навредить можно: мало ли какие предубеждения у бродяги. Слёзы послушались и притормозили.

Телепатка! Она точно знала, что произойдёт! Вспомнилось непонятое тогда предсказание: «прольёшь молоко — не жалей». И вот, он сидит рядом с огромной цистерной, из которой хлещет белая жидкость — и нечем заткнуть пробоину. Она ожидала этого. Снова намекнула в третью ночь. Хотела его, бестолкового, удержать от поспешных решений, а он…

Не жалеть, да? Это как же? Никогда не бывало Парижа на Волге. Вот он сидит в молочном море неизвестности, в которое добрый дядька кидает соломинки. Маленький Принц оставил где-то не розу да три вулкана, а всю свою прошлую жизнь! Бабушка, дед, горстка друзей и куча знакомых, мать, дела и планы — всё ушло.

— Семь вёрст до небес, и всех — лесом… — пробормотал Виктор. Звуки отдалились, в ушах шумело. Он прикрыл глаза и откинулся на спинку лавки пережидая накатившую слабость.

— Тоже неплохо, — сказал дядька. И разом преобразился из лица сочувствующего в лицо деятельное: — Итак, сдаётся мне, что всё это для тебя пустой звук. Так?

— Ага…

— Тогда я вижу три способа тебе подсобить. Причём, уж не обессудь, не бесплатно.

Виктор заторможено полез в поясную сумку и вытащил её содержимое. Две тысячи семьсот рублей с мелочью.

— Хм, интересные листочки! — бродяга внимательно изучал маленькое обессмысленное богатство. — Я таких не видел! У меня есть один… клиент: шибко разной денежкой интересуется. Как эта денежка к империалу идёт, не знаешь?

— К чему? — брякнул Виктор.

Дядя Федя вздохнул, понимая, что и для него это утро может стать непростым.

— Давай так: я твои бумажки да железки возьму, чем смогу — помогу и тебе ещё двадцаточку за них накину. Лады?

Пора признавать, что сделка хорошая: нечто за ничто, некоторое количество полезных денег и помощь знающего человека за пять фантиков и горсть металла!