Маг и его кошка - Лис Алина. Страница 44

Мы пересекли границу и теперь не быстро, но безостановочно двигались на север, минуя крупные города. Дважды за путешествие Франческа пыталась бежать. Первый раз я настиг ее уже через пару часов, второй раз беглянка пряталась от меня почти сутки. Каждый раз, поймав ее, я любезно интересовался, чего именно добивалась сеньорита и как планировала распорядиться вожделенной свободой.

— Хорошая попытка. Однако думали ли вы, что будете делать дальше? Денег у вас нет, дома теперь тоже. Вряд ли Рино рискнет дать вам укрытие.

Девушка отмалчивалась.

Она вообще все больше молчала. Говорил я: «Подсадить вас?», «Попробуйте поросенка», «Распорядиться, чтобы принесли грелку?» Порой девчонку прорывало, и она требовала от меня отчета о своей дальнейшей судьбе. Я отшучивался не столько из желания подразнить ее, сколько потому, что действительно не мог понять, ни зачем забрал ее, ни что с ней делать дальше.

В глазах Франчески нарастала паника, но сдаваться она не собиралась.

По мере продвижения на север становилось все холоднее. Если в Рино лишь едва заметны были первые признаки увядания, то в Анварии осень бушевала вовсю. Франческа ежилась и дрожала под пронзительными ноябрьскими ветрами. Я купил ей теплый плащ из далриадского сукна.

Поначалу меня здорово раздражали эти испуганные взгляды, вечная скорбная гримаса на лице и привычка отшатываться чуть что, но позже я включился в предложенную игру. Сеньорите так хочется побыть жертвой? Помилуйте, как можно отказать даме?! Тем паче что для поддержания злодейского образа от меня требовалось немного — гнусно намекать на ее дальнейшую печальную участь, принимать за нее все решения и иногда пугать случайными прикосновениями.

Последнее было расплатой за попытку насилия. Стоило дотронуться до нее, даже с самыми невинными намерениями, например помогая слезть с лошади, как на лице Франчески мелькала гримаса немого отвращения. Она съеживалась и замирала, словно кролик рядом с удавом, или брезгливо кривила губы. Я не показывал, насколько это меня задевает, иной раз даже нарочно дразнил девчонку, слегка нарушая выстроенные ею границы.

Но это еще как задевало!

Была злая ирония в том, чтобы каждый вечер ложиться в одну кровать с красивой женщиной и при этом яростно предаваться воздержанию. Для полноты картины между нами не хватало только меча. Но я не собирался добавлять в свою жизнь пошловатых штампов из рыцарских романов. И Франческа снова каждую ночь уползала на самый край постели, лишь бы подальше от меня.

Я хотел ее! И, проклятье, она была моей — моей по законам фэйри, людей, богов. Я заплатил за нее чудовищную, непомерную цену, с головой искупался в крови. Я спас, мать ее, это игрушечное государство — сыры, красильни, виноградники, маскарады, вытащил из задницы, куда их всех загнали амбиции и недальновидность папаши Рино. Это была честная сделка!

Но у Франчески, как всегда, было свое мнение. А я не хотел ее насиловать. Утолив похоть подобным образом, я унизил бы себя.

Я совершенно не представлял, что с ней делать.

Оставалось только язвить и играть роль злодея. Чем я и занимался, даже получая некоторое извращенное удовольствие.

До тех пор, пока моя пленница не пропала.

Мы почти достигли северной границы Анварии. Места кругом пролегали дикие, разоренные недавней войной. Остановившись на ночь в очередном трактире, недалеко от города Иль-де-Шьян, я утром не нашел своей спутницы. Ночью девушка вылезла через окно и сумела выкрасть лошадь. Денег при ней не было, но я припомнил, что из Рино Франческа захватила какие-то украшения.

Поначалу я не расстроился. Выходки пленницы приятно скрашивали однообразие долгого путешествия, и я был уверен, что смогу найти ее так же легко и быстро, как в прошлые разы. Однако когда поиски ничего не дали, забеспокоился. Ладно еще, если она действительно сумела сбежать. Немного обидно, но достойно восхищения. Куда вероятнее, что девчонка попала в беду. Женщина не должна путешествовать в одиночестве без спутника или отряда, если не хочет неприятностей. Ну, или если эта женщина не кто-нибудь вроде одной из моих сестер.

Пять дней я прочесывал тракт и город, расспрашивал селян и сулил деньги. Пока у дверей постоялого двора ко мне не подошел этот молодчик.

— Ваша милость, не вы ли ищете жену?

Я остановился:

— Допустим.

Противный тип. Низенький, лысоватый, с широким и плоским, точно блин, лицом. Одет как крестьянин, но взгляд слишком наглый. Готов поклясться, в заплечном куле у него спрятан арбалет или дага.

— Да просто ежели так, то, может, я знаю, где жену вашу искать.

Для вора слишком неопрятный. Бандит?

— И где же?

— Так вы, надо думать, дорожите женой-то, ваша милость. Надо думать, вы бы заплатили человеку, который помог ее отыскать, не?

— Пошли.

— Куда, ваша милость?

— Это разговор не для улицы.

Он хотел устроиться за стол в общем зале трактира, но я сказал, что не стану обсуждать дело в присутствии других людей и потянул его в комнату. Пока мы поднимались, я еще раз оглядел этого субъекта и окончательно убедился, что он из подлой породы людишек, которых в здешних местах называют «бригандами», а проще сказать — грабитель с большой дороги. Если Франческа в руках этих ребят, понятно, почему я не мог найти ее уже целых пять дней.

Я закрыл и запер дверь:

— Итак, где твои друзья держат мою жену?

— Дык… вы не поняли, ваша милость. Нешто я говорил что про друзей, — его глаза забегали.

Я щелкнул пальцами, зажигая на кончиках языки бледного пламени, и подарил ему самую неприятную из своих улыбок.

— Нет, это ты не понял, милейший. В разлуке с супругой я становлюсь крайне беспокойным парнем. И ты сейчас почувствуешь всю силу моего беспокойства.

Франческа

Я тихонько всхлипываю, затыкая рот ладонью, и в который раз ощупываю железный браслет на ноге.

Он тяжелый и грубый, на коже оседают рыжие хлопья, но металл изъеден ржавчиной лишь снаружи и держит крепко. Такая же тяжелая ржавая цепь тянется от браслета к стене сарая.

Здесь темно и пахнет нечистотами. Грязная солома на полу и кувшин с подтухшей водой в углу. В щели ложатся лучи солнца и задувает ветер. Без плаща холодно.

Мой плащ был слишком хорош — совсем новый, из мягчайшего серого сукна превосходной выделки. Они даже поругались, кому достанется добыча.

Снова заталкиваю всхлип назад в горло. Слезы не помогут, от них нет никакого толку. Болит лодыжка — кожа содрана там, где острый край браслета врезается в плоть при каждом движении. Правый глаз опух и заплыл. Вряд ли сейчас меня можно назвать красавицей. И, пожалуй, это хорошо.

Приникаю к щели в стене. Пламя выхватывает уродливые заросшие лица. На огне закипает варево, от ароматного духа рот наполняется слюной. Сглатываю. Хочу есть! Я здесь уже вторые сутки, и за это время никто не вспомнил, что пленники тоже нуждаются в пище.

Я не прошу. Не хочу напоминать о себе лишний раз. Пусть бы они совсем забыли обо мне. Навсегда.

Я знала, что Элвин будет искать меня на тракте. Будет искать и найдет, как в прошлый раз. Поэтому схитрила: три дня пряталась у него под носом, в городишке со смешным названием Иль-де-Шьян, и лишь затем отправилась в путь.

Но не успела уехать далеко.

Бандиты высыпали из леса так, словно поджидали именно меня. Их было четверо. Один перехватил лошадь под уздцы, второй стянул меня с седла. Я рвалась и кусалась, визжала и звала на помощь, но тракт был пуст. Потом здоровый громила ударил меня в лицо кулаком. И еще раз, для верности.

Это была даже не боль и обида, просто шок. Меня никогда не били по лицу. Щека онемела, налилась горячим, из носа закапало. А он хмыкнул, раздвинул губы в щербатой усмешке и развязал тесемки моего плаща…

От него воняло чесноком. Ручищи-лопаты — широкие, с толстыми пальцами и обкусанными ногтями, прошлись по моему телу, сорвали тонкую золотую цепочку с символом веры с шеи. Находка кошелька настолько обрадовала бандитов, что они даже ненадолго позабыли обо мне.