Завещание профессора Яворского. Плата по старым долгам - Ростовцев Эдуард Исаакович. Страница 4

- Почему вы решили, что владелец "Лады" ранен? - перебила его Галина. - Вы видели на нем кровь?

- Как же ее было не видеть! Вся рубашка с правой стороны окровавлена была, хоть выжимай. Он без пиджака был, в шерстяной темно-серой рубашке навыпуск. А такая рубашка от ножа не предохранит. Мы с лейтенантом Кленовым потому и не задержали его для объяснений, что ему немедленно медицинская помощь требовалась.

На какое-то мгновение Галина потеряла дар речи. Вот тебе и царапина! Мелькнула мысль: а не присочиняет ли Бессараб? Однако подозрение не имело под собой почвы: какой смысл сержанту лгать? Но в таком случае получается, что лгал Мандзюк. И она вспомнила дипломатическое помалкивание Варвары Степановны, а потом ее неожиданный звонок, некоторую неловкость в разговоре по телефону. Варвара Степановна - большой дипломат, она не хочет ссориться с Мандзюком, но и грех на душу брать не желает. Вот и нашла выход - прислала с пакетом этого бравого сержанта.

- Но как же он... Что же этот мужчина... - Галина по-прежнему не находила слов. Но потом собралась с мыслями, спросила: - Как же он тяжело раненный сел за руль?

- Девушка, которая была с ним, за баранку села.

- Девушка?!

- Ну да. Я, сказать по правде, хорошо ее не разглядел, уже темнело, да и впопыхах все произошло - мы только подъехали, а они почти тут же и уехали. Заметил только, что рослая, стройная, светловолосая. Лет двадцать, не больше. В белых джинсах и водолазке была. Но я на мужчину больше внимание обращал. Вел он себя как-то странно: здоровой рукой раненую придерживал, но на само ранение не реагировал, смотрел на парня-хулигана. Девушка уже за баранку села, волнуется, торопит, а он стоит и смотрит как Зимовца унимают. Я тоже сказал ему, что надо немедленно в медпункт ехать там неподалеку в доме отдыха "Заря" круглосуточно фельдшер дежурит. Объяснил: как туда добраться.

- И что же он?

- Поблагодарил. Спокойно так поблагодарил, будто не к спеху ему было. И снова на Зимовца посмотрел, внимательно так посмотрел. Потом сказал лейтенанту Кленову, что парня надо показать врачу.

- Зачем? - не поняла Галина.

- Видно, считал, что тот рехнулся. Ну, а потом сел в машину рядом с девушкой, и они уехали.

- А Зимовец?

- Похоже, что он действительно был не в себе: рвался из рук, брыкался... Мы почему на номер машины не посмотрели? Как подъехали и увидели такую ситуацию, Кленов сразу бросился на помощь тем, кто с правонарушителем боролись, а я около потерпевшего задержался. Тем временем, его девушка развернула машину, поставила ее к нам правым бортом, я открыл дверцу, помог мужчине сесть в кабину. Потом оглянулся, чтобы посмотреть, как там сладили с хулиганом, а девушка, как рванет "Ладу" с места и сразу за поворот. Я не успел заметить номер. Очень уж быстро все произошло. Да и подозрений в отношении этого мужчины не было... Я так понимаю, Галина Архиповна: что драка не случайно возникла. Зимовец искал эту девушку в джинсах. Официант Шерстюк рассказывает: как только Зимовец вошел в ресторан, так стал подходить к танцующим, заглядывать в лица женщинам. Там темновато было, вот он и присматривался. Выходит, на почве ревности это произошло - и хулиганство, и драка.

Галина не знала, что и думать. Рассказ Бессараба по-иному очерчивал столь небрежно нарисованную Мандзюком картину происшествия: Анатолий, безусловно, знал девицу в белых джинсах, очевидно, был увлечен, а, может, даже влюблен в нее. Но она предпочла другого: преуспевающего мужчину средних лет, элегантного и самоуверенного, волевого и умелого в обращении с такими девицами. Ситуация в общем-то банальная, но, при определенном стечении обстоятельств, взрывоопасная. Сейчас трудно гадать, где впервые встретилась эта троица и как возникла ссора. Но уже ясно, что конфликт начался не в ресторане. Скорее всего, ссора вспыхнула где-то в другом месте и была усугублена каким-то оскорблением, глубоко задевшим восемнадцатилетнего парня, с которым мужчина надеялся разделаться погодя, так сказать, одним щелчком. Но Анатолий Зимовец был не из тех, кто дает себя щелкать по носу. И мужчина, поняв это, счел за лучшее отделаться от парня, благо под рукой была машина. Анатолий каким-то образом узнал, куда подался обидчик, и бросился следом. Перед тем, как появиться в ресторане, он выпил для храбрости. Гнев, замешанный на водке, породил взрыв; ярость помрачила рассудок. Мужчина не ожидал такого накала и был ошеломлен не столько своей раной, сколько неистовством восемнадцатилетнего парня. Вряд ли он думал в тот момент о своей жене, о том, как она прореагирует на эту историю: его собственная реакция не успела сформироваться: мозг пытался, но еще не мог дать оценки происшедшему. А вот его спутница была не столь впечатлительна, она меньше всего думала о причинах, больше - о последствиях и, едва появилась милиция, бросилась к машине, села за руль. Она сразу поняла, что ее приятель не сможет вести машину, и надо побыстрее покинуть место происшествия. И не пострадавший, как это хотел представить Мандзюк, а девица в белых джинсах опасалась скандала. Есть такие ушлые девицы, которые дома, на работе, в учебном заведении ведут себя куда как благонравно, тщательно скрывая порочность своих мыслей и устремлений, равно как и свои отношения с щедрыми на угощение и подарки женатыми мужчинами, в чьих интересах (и ушлые девицы это учитывают) не афишировать такие отношения. Хотя могло быть и другое. В интимные ресторанчики случается приезжают не только с чужими мужьями, но и со своими начальниками. Бойкая, сообразительная, умеющая водить машину, девица могла быть сослуживицей, или - что скорее всего - секретарем этого мужчины. А кто имеет личных секретарей? То-то и оно! Вот где замыкается круг не только ее, Галины, рассуждений, но и рассуждений старшего лейтенанта Мандзюка. Хотя надо полагать Мандзюк рассуждал недолго - он уже вчера наверняка знал, кто этот мужчина, и теперь думал только о том, как бы замять эту историю, представить ее пустяковой, не заслуживающей внимания. Но его уловка шита белыми нитками: установить личность пострадавшего проще простого - достаточно позвонить в медпункт дома отдыха "Заря". Даже начинающий милиционер догадался бы. А сержант Бессараб, вероятно, уже навел соответствующую справку. Из профессионального любопытства должен был поинтересоваться. Однако спрашивать его напрямик неудобно - зачем ему знать, что она думает о старшем лейтенанте Мандзюке...

- Михаил Ильич, что говорит фельдшер дома отдыха "Заря"? У этого мужчины серьезное ранение?

- Не обращался он в медпункт.

- То есть как не обращался?!

- А так: не заезжали они туда. И в другие медучреждения не обращались.

Галина не поверила своим ушам: какая-то фантастика!

- Откуда вам это известно?

- Мы с лейтенантом Кленовым сегодня все городские больницы объехали, а в доме отдыха "Заря" и в войсковой части, что на Воздушной - там есть медсанчасть - еще вчера побывали. По регистрации за 28-ое и 29-ое числа смотрели. Нигде такой случай не отмечен.

- Ничего не понимаю! - Галина обхватила руками голову и так сидела с полминуты, потом посмотрела на Бессараба. - Михаил Ильич, а вы что-нибудь понимаете?

- Нет... Да что я! Перед обедом, когда мы с Кленовым вернулись в райотдел ни с чем, старший лейтенант Мандзюк вот так же, как и вы сейчас, за голову взялся.

- Мандзюк?! - едва не подскочила Галина.

Это нельзя было так оставить. Какими бы соображениями не руководствовался Алексей Мандзюк, он не имел права морочить голову ей, инспектору городского Управления милиции. И тасовать факты по своему усмотрению, вуалируя одни и выпячивая другие, тоже не имел права. И если утром Галина еще раздумывала над тем, жаловаться или не жаловаться на него, то после разговора с Бессарабом, твердо решила доложить руководству отдела о более чем странном поведении старшего лейтенанта Мандзюка.

Подполковник Билякевич был в Киеве на совещании, майор Уфимцев болел. Из руководителей отдела на месте оставался только капитан Ляшенко, к которому Галина обратилась не без колебаний. Она почти не сомневалась, что он высмеет ее подозрения - ему только повод дай! - либо посчитает это дело не заслуживающим внимания. К тому же Ляшенко был давнишним приятелем Мандзюка и стоило крепко подумать, прежде чем обращаться к нему по такому поводу. Было еще одно обстоятельство, которое смущало Галину всякий раз, когда приходилось обращаться по тому или иному вопросу к капитану Ляшенко.