Плата по старым долгам - Ростовцев Эдуард Исаакович. Страница 32

Вот теперь даже зримо можно представить состояние Игоря Тысячного, незадолго до этого сотрудника подразделения по борьбе с контрабандой. Ему предстояло не только сопровождать водителя "из Центра" до границы, но и проталкивать его с ошеломляющей по своим масштабам контрабандой через пункты пограничного и таможенного контроля, смотреть в глаза людям, которых еще недавно сам контролировал, распекал, привлекал к ответственности за малейшие послабления к нарушителям таможенных, пограничных правил.

Учитывал ли это Леонид? Вряд ли. Скорее всего, искал сочувствия. Разумеется, он не мог предвидеть последствий своего откровения. Когда же эти последствия обернулись трагедией, Леонид, должно быть, пережил немало. И не только из жалости к вдове погибшего друга, к девочке-сиротке, но, главным образом, из сознания своей невольной вины, за ее искупления взял на себя заботы о Мирославе, к которой впоследствии искренне привязался. Но почему он скрывает от нее правду? До августовского путча это еще можно было понять. Но он молчит до сих пор. И не просто молчит - других одергивает. Иначе не объяснишь нагоняй, заданный М.Хвыле только за один абзац ее статьи...

Неудержимо хотелось курить. Олег встал, обогнул скамейку, на которой сидел, оглянулся по сторонам - не наблюдает ли за ним кто, подошел к кусту, куда Мирослава забросила сигареты. Обрадовался, как ребенок любимой игрушке, когда, исколов пальцы и исцарапав кисти рук о колючки, отыскал среди веток красно-белую пачку "Мальборо", в которой оставалось еще несколько сигарет. Привычно сунув в угол рта сигарету, он уже потянулся за зажигалкой, но рука замерла у кармана, словно ее перехватили. Ведь он обещал Мирославе бросить курить. И она обещала бросить. Уговор был нешуточный, а значит надо его соблюдать.

Еще какое-то мгновение Олег боролся с собой, но затем выдернул изо рта, смял и отбросил сигарету. Поймал себя на том, что повторил движение Мирославы, каким она в начале их разговора отобрала у него сигарету. Он не счел ее поступок бесцеремонным, хотя не представлял, кто из знакомых ему женщин мог бы позволить себе такое. И вот результат - он бросает курить. Надолго ли, трудно сказать, но факт налицо. Интересно, бросит ли Мирослава? Сигарета в зубах не красит ее. Должна бросить, коли дала слово - характер ей не занимать. Как и прямоты: что думает, то и говорит, не уходит от неприятных тем, не увиливает от острых вопросов. И напрасно он окрысился на нее. Мирослава не кривила душой, не старалась казаться лучше, чем есть. Какого же дьявола он придрался к ней, да еще задним числом? Защищает Леонида? Но это можно и понять... Держится независимо, не лезет за словом в карман? Но так и должно быть: журналистика - профессия не для робких... Лихо водит машину? Но можно сказать по-другому - уверенно, хорошо водит... Нескромное платье? Но нынче девушки, молодые женщины носят наряды и пооткровеннее. И не его это дело, не его забота - просто или не просто переспать с ней. Он не вправе помышлять как бы задрать платье, опрокинуть в кровать девушку, которая когда-то считала его убийцей своего отца и хотела отомстить, но потом, казалось бы вопреки всему, сделала то, что за одиннадцать минувших лет не отважились сделать причастные к этой истории мужчины - сняла с него тяжелый груз чужой вины. И уже за это он должен быть обязан ей до конца своих дней...

- Слышь, мужик, дай закурить.

Перед Олегом стоял неопрятный скособочившийся мужичок с испитым отечным лицом. От него разило сивухой, как из бродильного чана.

- Не курю, бросил.

- Как же бросил, если из рук не выпускаешь? - хмыкнул мужичок.

Олег смутился: он был настолько поглощен своими мыслями, что позабыл о найденной пачке "Мальборо".

- Видишь, как трудно решиться, - натянуто улыбнулся Олег. - Но считай, что уже решился.

Он протянул мужичку сигареты.

- А две можно?

- Бери все.

- Ух ты! Значит и вправду завязываешь?

- Вправду.

- Ишь ты, импортные. Сколько платишь за пачку?

- Триста двадцать "деревянных".

- Ешь твою качель! Это же на бутылку с четвертинкой хватит. Богатый ты видно, мужик, если такое себе позволяешь.

- Каждый позволяет себе, что может позволить.

Отвязавшись от алкаша, он пошел в сторону перекрестка в надежде поймать какую-нибудь машину.

Мысль, что пришла ему затем, была из ряда тех же неприятных мыслей, что беспокоили его со вчерашнего дня. А что позволяет себе Леня Закалюк? "Мерседес" последней модели... Спецрейс из Киева при отсутствии у объединения средств на зарплату рабочим... Круиз по Средиземноморью... Возврат многомиллионного долга кредитору, не ожидавшему такой покладистости...

А не путает ли он грешное с праведным? Одно дело - "мерседес", другое - расчет за оборудование. Нет, не путает! В обоих случаях траты не по средствам. Не на директорскую зарплату совершены средиземноморские круизы, вояж в Австрию, приобретен дорогостоящий автомобиль, как не случайно в канун решающих переговоров с компанией-кредитором проделан трюк с транзитным платежом через банковский счет Дулибского филиала. Притом, что Леонид достаточно осторожен, чтобы не привлекать стороннее внимание бросающимися в глаза тратами. Тем не менее делает их одну за другой. А если к этому присовокупить предложенную вице-президенту компании крупную взятку, то можно прийти к выводу, что решения об этих тратах принимались не Закалюком, а человеком, которого он не смеет ослушаться. Недаром Василь Брыкайло не считает Закалюка главной фигурой в криминальных операциях "Атланта". Не является там первым лицом и Матвеев. Значит, за ними кто-то стоит. Но запрячь в одну упряжку двух генеральных директоров и править ими по своему усмотрению не каждый сумеет.

На что обратил бы внимание сторонний человек, знакомясь с биографией Леонида Максимовича Закалюка? Крутой виток карьеры за последние три года. Своевременно ушел из обкома партии, вернулся в родное объединение, но не в качестве блудного сына - сразу был назначен главным инженером, а спустя два года пересел в кресло генерального директора. И вот уже кто-то проталкивает его в парламент, а его супругу в общественные деятельницы регионального масштаба. Кто-то покровительствует сомнительному бизнесу посреднического предприятия "Атлант", финансовой поддержкой которого генеральный директор "Транзистра" пользуется. Кто-то сквозь пальцы смотрит на закулисные махинации с Дулибским филиалом. По пьяной лавочке Матвеев проговорился о крупных валютных операциях с иностранными фирмами и не будет слишком смелым предположить, что СП "Атлант" имеет анонимные счета в иностранных банках. А не в эти ли банки одиннадцать лет назад была депонирована левая платина "сэкономленная" третьим цехом Сорок седьмого завода? Вопрос правомерен уже потому, что авантюра с платиной и валютные махинации СП "Атлант" имеют ярко выраженный криминальный характер. А еще потому, что к этим разделенным во времени добрым десятком лет нелегальным операциям так или иначе был причастен Леонид Закалюк.

Вот она связь, которую он - Олег, предугадывал, связь между событиями одиннадцатилетней давности и неафишируемыми делами сегодняшних дней. Не Леонид вершит этими делами, он не более как исполнитель. Но уже очевидно, что сейчас, как и одиннадцать лет назад, им руководит один и тот же человек, который знает, что на Леонида Максимовича можно положиться в столь деликатных делах.

Кто этот человек? Мельник? Слишком заметная фигура, не говоря уже о том, что его прошлое просвечивалось теми, кто рекомендовал его на нынешний высокий пост. Правда, не очень скрупулезно просвечивали: "тайные вечери" с последующими отрезвлениями в саунах не были замечены исследователями или, что скорее всего, признаны несущественными. Нет, это должен быть человек другого склада. Неприметный скромный бухгалтер типа ильф-петровского подпольного миллионера Корейко? Тоже не годится. Не те времена, не те нравы. Тот, кто столь решительно распоряжается миллионами, кто позволяет своим присным разъезжать на "мерседесах", летать спецрейсами, развлекаться в круизах, вряд ли отказывает себе в радостях земных. У него должны быть хороший камуфляж, надежная "крыша", под которой он может и выпить, и закусить, и поразвлечься с теми же милашками, иначе его тайная власть теряет всякий смысл.