Плата по старым долгам - Ростовцев Эдуард Исаакович. Страница 42

Уже только за это он должен быть благодарен ей. Но желания Олега Савицкого и вице-президента компании "Скиф-Холдинг" в данном случае не совпадают: если последний не может уклониться от встречи с сосновским губернатором, то первый был бы рад повстречаться с Геннадием Мельником разве что в темном переулке и, разумеется, без свидетелей. Это при том, что он не тешит себя мыслью о благоприятном исходе беседы с главой областной администрации. Но он должен встретиться с Мельником, хотя бы для того, чтобы дать ему понять, что губернатор - не последняя инстанция в подлунном мире, и руководство компании найдет управу на сановника, берущего взятки "мерседесами". Шантаж? А это уж извините: как говорится, чья бы корова мычала...

Но Мирослава не примет эти "ума холодного рассуждения". Она руководствуется эмоциями, и только эмоциями, а ее несдержанность, острый язык в такой обстановке могут спровоцировать скандал, что было бы нежелательно. Выход один - снова поссориться.

Решения было не из лучших, но ничего другого Олег придумать не мог.

- Так что вы решили? - неторопливо спросила девушка.

- Обдумываю ваш совет.

- Думайте поскорее. А пока объясните вот что. Вы не любите Леонида Максимовича, я чувствую, а вместе с тем изображаете из себя его лучшего друга. Как это понять?

Если бы даже Олег не искал повода для ссоры, такая постановка вопроса в доме человека, о котором шла речь, возмутила бы его:

- Можно хотя бы на этот раз обойтись без провокаций, Мирослава Игоревна?

- Ах вот как вы заговорили! Нашли к чему придраться. Знакомый приемчик, - она повернулась к нему и он увидел в ее глазах сердитые искорки. - Только меня этим не собьешь. И вы ответите на мой вопрос, если хотите, чтобы я отвечала на ваши.

- У меня уже нет к вам вопросов.

Какой-то миг девушка сердито смотрела на него, но затем погасила негодующие огоньки, скорчила жеманную гримаску, выразительно повела бедрами.

- Никаких вопросов нет?

- Абсолютно никаких.

- Какого же лешего вы избрали меня своей дамой на сегодняшний вечер?! - закричала Мирослава, уже не сдерживая возмущения.

- Так решил Леонид Максимович, и мне было неловко перечить ему.

26

Он добился своего: Мирослава сорвала с себя и бросила на пол недовязанный галстук, выбежала из комнаты, а затем из квартиры, громко хлопнув дверью.

Обеспокоенные Полина и Леонид, который как оказалось уже вернулся, появились в гостиной одновременно. Не вдаваясь в подробности, Олег объяснил, что Мирослава неправильно поняла его, обиделась и убежала. И хотя это было не совсем так, он пытался убедить себя, что не слишком отступил от истины. Однако после того, как Леонид устремился за своей воспитанницей, Олег почувствовал себя не лучшим образом. Но тут же со вновь вспыхнувшей неприязнью подумал, что присутствие Мирославы на встрече с Мельником необходимо Леониду, чтобы смягчить недовольство губернатора, и Леонид в своем раболепстве перед всемогущим приятелем опустился до роли сводника.

Полина стала допытывать его, что произошло и чем он обидел ее воспитанницу.

- Она неправильно поняла меня. Я не хотел ее обидеть, - начал оправдываться Олег. - Не в моих правилах обижать женщин.

- Это уж положим! - вспыхнула Полина. - Что в твоих правилах и как ты можешь обидеть женщину, я хорошо знаю.

Она намекала на их последнюю и не самую радостную встречу в одной из ялтинских гостиниц три года назад, когда в их отношениях были расставлены уже все точки. Однако, видя что он нахмурился, порывисто схватила его руку.

- Извини, не то сказала! Я была тогда неправа. Но надеялась, что ты простишь меня, как прощал не раз.

- Не надо об этом, Полюшка.

Он назвал ее так, как называл когда-то, когда они были близки, когда любили друг друга. На глаза ее навернулись слезы, но она быстро справилась с волнением.

- Ты прав: мы стали другими и вспоминать о том, что было когда-то бессмысленно. Я убедила себя, что это был сон. Прекрасный, но все-таки сон. А ты понял это гораздо раньше. И не спорь! Но ради всего святого, не называй больше меня Полюшкой. Это будет ранить не только меня, но и ее.

- Кого? - не понял Олег.

- Славу. Она знает о нас все, я ничего не скрывала. Слава мне больше чем воспитанница, она мне друг. Я рассказала ей о тебе, наших отношениях так подробно, что вначале она была предубеждена против тебя. Но, стремясь развеять ее предубеждение, я переусердствовала, в какой-то момент упустив из виду, что она тоже женщина.

- В каком смысле? - растерялся Олег.

- В прямом, - скупо улыбнулась Полина. - У сестер, близких подруг так бывает: одна невольно заражает своим чувством другую. И когда поняла это, ужаснулась - что я наделала! Но сейчас уже не жалею. Слава немного взбалмошная, бывает несдержанной, резкой. Но это не более, как самозащита. Так сложилась ее жизнь, что в самом ранимом возрасте она оказалась незащищенной и должна была рассчитывать лишь на себя. Но она не озлобилась: колючесть у нее только внешняя. Она умеет быть благодарной, отзывчивой, ласковой. А руки у нее просто золотые, она все умеет. И детей любит.

- Ты что сватаешь ее мне? - разволновался Олег.

- Не вижу ничего ужасного в этом. Я знаю тебя, знаю ее и могу судить.

- Ничего не понимаю! Раньше ты никогда не говорила об этом, о ней.

- Потому и не говорила. Не говорила тебе, перестала говорить ей о тебе. Думала ее увлечение пройдет. Но недавно поняла - не прошло. Не скажу, что обрадовалась, но сейчас уже знаю, так угодно Богу. Пойми, я люблю Славу, без нее мне будет плохо. Но ей нужен не просто мужчина надежный друг. А потом ей необходимо, как можно скорее уехать из нашего города. Здесь ее угнетает все: могила отца, несчастная мать, глупые сплетни, грязные домогательства. Последнее время я стала бояться за нее.

- Что так?

- Не знаю. Вот уже второй месяц она ходит, как неприкаянная. Раньше делилась со мной всем, а с некоторых пор замкнулась, ушла в себя. Но я чувствую - что-то давит, гнетет ее. Недавно позвонил какой-то ужасный субъект, я подняла трубку, он принял меня за нее и наговорил, да что там наговорил - зарычал такое, что у меня волосы дыбом встали. Я не передала ей и половины из того, что он нарычал, чем угрожал, но то, что передала было достаточно - ее затрясло, как в лихорадке. Тогда я стала молить Бога, чтобы ты приехал. И он услышал меня...

Вернулся Леонид. На вопрос Полины, догнал ли он Мирославу, неопределенно проворчал.

- Твое воспитание! Двадцать второй год пошел, а ведет себя, как девчонка.

Олег старался убедить себя, что не мог поступить иначе: назревали события, от которых Мирославе с ее импульсивностью лучше держаться подальше, но все же чувствовал себя прескверно. Обрадовался, да так, что едва не подпрыгнул, когда вместе с Закалюком вышел к ожидавшей их "Волге" и возле машины увидел Мирославу.

Только сейчас позволил себе признаться, что влюблен в эту девушку. Еще вчера между ними стояли казалось бы непреодолимые преграды, но они потянулись друг к другу и преграды рухнули в одночасье, как карточный домик. Однако не следовало обольщаться: оставались еще Мельник и платье, от Кардена, Леонид и "мерседес", ее привязанности и увлечения, друзья и подруги, расстаться с которыми ей предстоит потому, что Полина права - ее воспитанницу надо увезти из этого города, а Мирослава может заупрямиться. Так что прыгать от радости преждевременно.

Предупреждая вопросы, Мирослава сказала, хмуря ровные, шелковистые брови:

- Мне дали понять, что я не более как обслуживающий персонал. Поэтому сяду рядом с водителем, как и положено обслуге. А вас, мадам и монсиньоры, прошу сюда.

Она демонстративно-предупредительно распахнула заднюю дверцу "Волги". Полина укоризненно покачала головой, Леонид погрозил ей пальцем, а Олег уже не смог сдержать улыбки, что расплылась едва ли не до ушей. Мирослава недоуменно посмотрела на него, а затем скорчила гримаску. Завершилась пантомима сердитым взглядом и показом языка.