Лидер как мастер единоборства (введение в психологию демократии) - Минделл Арнольд. Страница 19

Как-то я работал с ситуацией, воспроизводившей школу, когда ученики нападали на «учителя» за его деспотизм. Даже когда этот учитель изменил свое поведение, они продолжали свое наступление. На этой стадии я взял на себя роль деспота и приказал всем замолчать и успокоиться. Удивительное дело! Все были счастливы. Роль деспота до этого была выражена недостаточно полно.

Кто отвечает за происходящее в группе? Обычно за это несет ответственность консультант группы, но не только он— 'все поле отвечает за происходящий процесс, проявление духа лидерства и каждый член группы.

Получается, однако, так, будто мы возлагаем ответственность за события в мире на своих лидеров и не можем понять, что ход событий зависит от личной психологии, груп- пового осознания и мирового поля. Самые способные лидеры могут в лучшем случае нести ответственность за уровень знания группы и за свою помощь в анализе изменений поля и событий.

Лучший лидер может не быть лидером в обычном смысле этого слова. Для того чтобы помогать групповому процессу, способный лидер должен следить как за своей личной психо-

логией, так и за групповым процессом. Он должен воспринимать все происходящее как личностно, так и безличностно. Он должен уметь отстаивать свою позицию, признавать, свое поражение и свои неудачи, но должен и понимать, что все это не слишком важно и значительно для общего развития группы. Если он считает себя центральной фигурой организации и воспринимает все слишком лично, то тем самым он крадет у группы ее способность к самостоятельному процессу и развитию.

Прежде всего, хороший консультант понимает, что позиция лидера—это просто одна из возможных ролей. Это продукт, образ и чувство, характеризующее групповое поле, просто совпавшее в данный момент с его личной психологией. Он понимает, что быть лидером, — всего лишь сиюминутная часть его судьбы, так же как в другое время его судьба—быть плотником, родителем, ребенком или бунтовщиком. Роль лидера может отпугивать нас из-за того, что она потребует от нас совершенства, но может и привлекать связанной с ней властью. Власть, однако, не может быть привязана к человеку, находящемуся в позиции лидера—мы смешиваем власть личности с силами поля, порождающими дух лидерства. Личность в роли лидера может только направлять процессы, но не порождать их! Всякий раз, когда мы пытаемся выкарабкаться из роли лидера, мы слишком, сильно отождествляемся с его ограниченной природой.

Объективность и нейтральность ко всем сторонам группы являются важными характеристиками лидерства. Я давно постиг эту истину на своем личном опыте. Если мне что-то не нравилось в клиенте, я невольно старался подавить это в себе. Он, конечно, мог это почувствовать и для завершения терапии обратиться еще к кому-нибудь. Теперь я знаю, что ощущение антипатии—это процесс, который можно использовать конструктивно и с пользой для клиента. Когда мне что-то в ком-то не нравилось, на меня в этот момент действовала та часть его «я», которая использовалась не в полной мере. Если я смогу определить, что меня смущает, а затем помогу клиенту получить доступ к этой части и использовать ее более сознательно в его взаимоотношениях, то мои собственные чувства тоже изменятся.

Совершенно объективного нейтралитета быть не может. На этом пути стоит наша собственная психология, которая оставляет нас людьми. Первая моя поездка по Ближнему Востоку возродила мой национальный комплекс, и так сильно, как я еще его не переживал. Я родился в 1940 году, в начале Второй мировой войны и, будучи маленьким, был избит за то, что я еврей, задолго до того, как стал достаточно взрослым, чтобы понять, что это такое. Когда мне было четыре года, я больше всего на свете хотел быть католиком, как все вокруг меня, и вырасти таким же крепким, как они. Мне удалось стать крепким парнем и избавиться от своего комплекса. Подсознательно я стал антисемитом, но полностью этот новый комплекс не проявлялся, пока я не стал работать в Израиле.

Работая там, я ощущал какое-то внутреннее беспокойство, так как еще задолго до того, как прибыл туда, уже был поглощен воображаемым конфликтом. Я работал над этими своими фантазиями, как только мог, но чувство тревоги и беспокойства все не проходило. Я пересматривал воображаемые критику и нападения в свой адрес и предположил, что все их надо объединить. Я изо всех сил старался понять и проинтегрировать энергию и представления своего воображаемого противника, мо не мог понять того, что он выступал против меня за то, что я был антисемитом!

Внешне моя работа шла прекрасно. Участники семинара работали с радостью и интересом. Однако, вопреки самому себе, я утратил свой нейтралитет. Я обнаружил, что затаил злобу и недовольство на евреев. Внутренне я осуждал и критиковал их за жестокие репрессии в отношении палестинцев. Во мне самом шла война и, сам не подозревая об этом, я стал агрессором, подавляющим и осуждающим евреев, подобно тому, как они в моем воображении подавляли арабов!

Достаточно явно мой антисемитизм проявился в атмосфере группового процесса на семинаре, когда возникла тема геноцида, и я сделал абсурдное замечание, что в группе проявился дух нацизма, что они вели себя, как нацисты. Мое вмешательство в групповой процесс носило благонамеренный характер, но метанавык, т. е. способ, которым я это выразил, был бессознательно агрессивным.

Даже несмотря на то, что участники семинара смогли воспользоваться моей идеей и даже сделали с ее помощью ряд выводов, мой подход оказался неудачным, так как за этим вмешательством стояло тайное стремление перевоспитать Израиль. Подсознательно я мстил им за то, что они делали с другими. Еще более выведенный этим из равновесия, я был расстроен оттого, что не хотел, чтобы меня отождествляли с ними.

Но мне повезло. Группа, с которой я работал, была, пожалуй, наиболее либеральной и просвещенной в Израиле в то время. Они довели до конца групповой процесс благодаря своей собственной мудрости и при помощи прекрасной и мудрой женщины, которая взяла инициативу в свои руки и повела за собой всю группу. Она говорила спокойно и ясно, рассказывая нам, что она тоже когда-то была полна ненависти, огня и гнева к прошлому. Но благодаря своей внутренней работе и вере в себя, она сожгла свою ненависть. Взяв на себя роль лидера, с которой я не справился, она спасла тот день.

С тех пор я многому научился. Теперь я знаю, что внутренняя работа должна продолжаться всю жизнь. Я понял, насколько важно сохранять свою непривязанность, увидел, как разрушает нейтралитет самодовольная уверенность в том, что мы знаем больше других. Я думал, что я умнее других и больше всех знаю. В тот момент, когда я поверил в это, я стал просто еще одним проявлением духа в беспокойном и конфликтном групповом поле. Я понял, что подавлял историю своей собственной жизни, понял, как важно осознать свою собственную ограниченность, равно как и свою целостность. Если я не признаю, что судьба сотворила меня мужчиной, белым, американцем и евреем, то разве поможет мне это стать женщиной, негром, христианином и мусульманином?

Наконец, я научился тому, что моя собственная бессознательность может быть компенсирована теми, кто способен взять на себя роль лидера. Это открыло мне путь к пониманию других людей.

Этот горький опыт дал ответ на один из самых волнующих меня вопросов. Меня всегда беспокоила бессознательность и абсурдность поведения многих мировых вождей. Я удивлялся—как еще этот мир существует? Как можно было управлять этим миром, если на свете так мало истинно богонос-ных вождей? Тот случай в Израиле показал мне, что люди обладают божественным свойством, способностью к состраданию и любви, способностью придти в последний момент на помощь. Без этих, спонтанно возникающих народных лидеров, наша планета давно бы погибла. Где бы ни проявлялось такое сострадание, мы должны уважать его, учиться ему и молиться на людей, которые его проявляют.