Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП) - Элли Роберт. Страница 20

В конце концов я опустилась на твердую землю и была вынуждена, так сказать, пробудиться ото сна. Меня уже укладывали на капот одной из машин, куда кто-то предусмотрительно бросил пальто. Эта часть автомобиля мне хорошо знакома — там не так-то просто удержать равновесие. Я постоянно соскальзывала в безуспешных поисках надежной опоры и то и дело сбивалась с ритма, усложняя задачу наводчикам членов, один за другим устремляющихся в маслянистый проход. Я превратилась в центр невидимого водоворота, вокруг которого в темноте кружились тени. Изредка фары проносившихся машин обливали нас потоками грязно-желтого света, и тогда я различала разбредшиеся куда попало силуэты членов нашей группы — по всей вероятности, те, кто уже передернул затвор, перестали интересоваться дальнейшим развитием событий. Прямо передо мной высилась тень большой машины, из чего я заключила, что кто-то поставил боком небольшой грузовик, соорудив таким образом что-то вроде дополнительной стены.

Воспоминание о том, как мы прибыли однажды на небольшой стадион Велизи-Виллакублей, и сегодня вызывает у меня улыбку. Путь оказался таким долгим, а наш провожатый столь скупым на детали, касающиеся места назначения, что, когда среди деревьев наконец замаячил просвет и ночной стадион, подобно широкой лесной поляне, открылся нашему взору, мы не смогли сдержать внезапного приступа веселья. Ночь была светлой. Как правило, от того, кто ценой неимоверных усилий ведет вас к некоему, лишь ему одному известному месту, вы вправе ожидать чего-то более укромного и располагающего к непубличным забавам! Когда же мы сообразили, что собираемся предаваться греху, окруженные призраками многочисленных подростков, играющих по средам на стадионе в футбол, веселью нашему не было предела. Посыпались вопросы, и наш гид — растерянный, словно его принудили поведать свету тщательно скрываемую, стыдную эротическую фантазию, — поведал, что выбрал такое нетривиальное место именно по причине того, что неоднократно гонял тут мяч. Ну кто, скажите, втайне не мечтает осквернить бесстыдным сексуальным актом места невинного времяпровождения? Совокупление под широко раскинувшимся небом и вообще лицом к лицу с более или менее значительной протяженностью открытого пространства столь чуждо человеческой природе, что наша группа, не сговариваясь, укрылась под трибунами. В конце концов, так ли уж много смысла прятаться от чужих глаз, ведь доподлинно известно, что взгляды — надежнее, чем тела, — образуют непреодолимую стену. Мысль совокупляющихся на пляже или в лунном свете летней ночью создает некоторое подобие ментального пузыря, отгораживающего любовников от бесконечности окружающего пространства. Я осталась стоять и не стала раздеваться — ночь была свежа, — мужчины просто задрали мне платье и нагнули меня вперед. Я вообще легко прогибаюсь в талии, так что такая позиция полностью меня удовлетворяла, и я устремила задумчивый взгляд сквозь просветы между скамьями, в то время как вокруг моей оголенной задницы начиналось веселое оживление. Мне кажется, что в конце концов они меня все-таки раздели, по крайней мере, я помню, что кто-то со смехом скаламбурил что-то насчет раздевалок — благо мы были на стадионе. Раздевалки находились в небольшой пристройке, которая, должно быть, служила также и баром, потому что мы обнаружили стойку. Я немедленно улеглась на нее и некоторое время наслаждалась странным чувством, которое возникает, когда вас, разложенную на стойке бара, как кусок мяса на рынке, мнут и переворачивают множество рук. Ощущения мне нравились, я переворачивалась с боку на бок и жадно глотала влажный воздух. Крыша пристройки образовывала над баром навес, а голые стены, с которых не глядела ни одна надпись и на которых не висело ни одной афиши, были сделаны из ровных, гладких досок — простота минимализма, напомнившая мне декорации некоторых театральных пьес, где сценографы избегают реализма, создавая наброски и лишь намечая основные линии. Мне еще немного полизали влагалище, благо оно располагалось на удобной высоте, и вскоре машины по одной стали покидать пустынный стадион. Путь предстоял неблизкий.

Причины, по которым такие приключения происходят главным образом по ночам, ясны: в темное время суток места общественного пользования, где можно собраться большой компанией, безлюдны, не охраняемы или почти не охраняемы — благожелательные стражи также встречаются чаще после захода солнца — и превращаются в театры, в которых никем не ангажированные актеры разыгрывают не значащиеся в репертуаре пьесы. Одна из подружек Эрика хранила на ягодицах память — жутковатое, но стимулирующее чувство — о припечатавшей их ременной пряжке: результат обмена «любезностями» между парочкой и группой катавшихся по ночному Булонскому лесу байкеров. Покров мрака дарит также ощущение защищенности. Однако для некоторых, в том числе и для меня, он дает еще и возможность бесконечно расширить пространство, границы которого не видны глазу. Так, стена деревьев, высившихся на расстоянии нескольких метров, перестает существовать. Как бы там ни было, абсолютной темноты не существует, что, возможно, и неплохо, потому что большинство из нас все равно отдает предпочтение мутной зыбкости полутьмы. Я, однако, была бы не прочь очутиться в кромешном стопроцентном мраке, так как убеждена в том, что испытала бы ни с чем не сравнимое наслаждение, полностью растворившись в безликом потоке плоти. На худой конец, я согласилась бы и на ослепительно яркий свет — теряя способность различать предметы и будучи полностью лишенной возможности идентифицировать источник такого интенсивного свечения, вы неминуемо погружаетесь в неясный вязкий мир, в котором растворяются и стираются все грани и где, следовательно, нет места страху быть застигнутой на месте преступления — когда атомы вашего и окружающих тел перемешаны с частицами, из которых соткан самый воздух, невозможно помыслить существование стороннего наблюдателя.

Однажды я и Брюно, подталкиваемые неведомым инстинктом, отправились после ужина прогуляться и на границе Винсенского леса набрели на что-то вроде земляного вала, странное место, большую часть которого занимал выжженный сухой газон, ограниченный, наподобие тротуара, бетонным поребриком, и стоящая на нем скамейка. Первые деревья леса возвышались в отдалении, а рядом со скамейкой горел фонарь. Невзирая на такую диспозицию мы, отбросив всякую предосторожность, уселись на скамейку и принялись с жаром обниматься. Все это очень походило на сцену из фильма пятидесятых годов — удаляющаяся камера и сужающийся фокус оставляют персонажей в маленьком кружке света. Через некоторое время Брюно задрал мне юбку и принялся шуровать у меня между ног. Деревья были не видны. Несмотря на то что мы не вполне отдавали себе отчет в неосторожности наших действий, вся процедура проходила в полнейшей тишине, наши жесты были скупы, и, поочередно лаская друг друга, мы делали все, что в наших силах, чтобы свести к минимуму занимаемое телами пространство. Покуда пальцы Брюно извивались в моем влагалище, я, отказавшись от мысли оголить грудь, прижималась в нему изо всех сил, стараясь держать ноги по возможности сведенными. Когда наступала моя очередь склониться над рельефной выпуклостью его джинсов, тело Брюно напрягалось, как струна, он прижимался к спинке скамейки и замирал в полной неподвижности. Я решила, что идеально подходящей моменту техникой будет спокойный, равномерный минет без резких движений и смены ритма, могущих спровоцировать слишком энергичную реакцию. Неожиданно к свету фонаря добавился направленный прямо на нас и неведомо откуда взявшийся мощный луч. Мы замерли на несколько мгновений, безуспешно пытаясь определить местонахождение и дистанцию, на которой находился от нас источник этого дополнительного освещения. Тут необходимо отвлечься и уточнить, что обычное поведение Брюно, которому сосут член, характеризуется вялым, пассивным началом, из которого можно даже сделать неверный вывод о том, что он, возможно, не слишком горит желанием засунуть свой фаллос в чей-то рот; иногда он по собственной инициативе прерывает минет, но только затем, чтобы несколько минут спустя с силой притянуть женскую голову и буквально насадить ее на свой член, словно бы ему хотелось совершить насилие. Вот именно такой жест он и проделал со мной, с силой пригнув мне голову. Я возобновила равномерные движения руки и губ. Безжалостная иллюминация наших призрачных, прижатых друг к другу, тел могла предвещать десять тысяч различных событий. Не случилось ничего. Свет, падавший на меня сбоку, был такой силы, что слепил сквозь опущенные веки. Так, в тишине, нарушаемой лишь нашим прерывистым дыханием, и ослепленная танцем черных и золотистых точек у меня перед глазами, я довела свое дело до конца, после чего мы отправились домой, оба в некотором недоумении, но не предпринимая, однако, внятных попыток обсудить или прокомментировать то, что случилось. Что это было? Фары? Чьи? Полиция? Вуайерист? Или, может быть, самопроизвольно зажегся неисправный прожектор? Я не знаю.