Кейн. Ветер ночи - Вагнер Карл Эдвард. Страница 19

Она шевельнулась. Клинур лениво повернулась к поэту, увидела его, и ее повернутое в профиль лицо расплылось в улыбке. О, жестокое равнодушие ее улыбки!.. Муза поманила рукой. Опирос придвинулся к ней, его руки сомкнулись вокруг эбеново-черной фигуры. И его руки стали порождением тьмы — все его тело стало теперь тьмой. Их тела сплелись в любовном объятии. Приблизился миг экстаза, головокружительный и невыносимый. Затем тьма исчезла. Тело Опироса вновь стало материальным. Он обнимал девушку несказанной красоты, с нежной кожей, с улыбкой на полуоткрытых губах, с глазами, полными бездонной мудрости. И вдруг она вырвалась из его объятий, держа его за руки, заставила поэта подняться и повела его за собой.

Только тогда Опирос разглядел маску холодной жестокости на ее лице…

…Сетеоль тяжело дышала. Мерцающая туманность, которая на мгновение затмила лунный свет у алтаря, внезапно рассеялась, как призрачное видение. Там, где раньше лежали Опирос и темная статуэтка, сейчас был лишь голый камень.

— Ты где? — позвала она. — Где он? — Сетеоль повернулась к Кейну.

— За гранью сна, — буркнул Кейн. На его лице тоже было написано легкое удивление.

— А когда он вернется? — упорствовала Сетеоль. — Боже, когда он вернется?..

— Это и есть тот риск, о котором мы говорили. Опирос вернется, когда сон, в который ввергла его Клинур, закончится. Когда — не знаю. Зависит от того, как долго будут блуждать они по ее царству, прежде чем Опироса унесет поток одного-единственного сна, и от того, как долго будет длиться этот сон. Вот только как соотносится время во сне и то время, которое мы знаем? Там течение времени согласуется с ритмом сна, а не с законами природы. Час может промелькнуть как секунда, и наоборот. Да и вообще — раз уж мы об этом заговорили — как заканчивается сон? Существует ли конечный момент отдельного сна — или же сны сливаются друг с другом, следуют чередой, пока спящий не проснется и не разорвет цепь картин?

— Значит, ты не знаешь?! — аристократическое лицо Сетеоль скривилось от переполнивших ее чувств. — Кейн, ты — проклятый выродок! Ты убил его!

— Возможно, — пожал тот плечами. — Но Опирос сам все решил, хотя я и объяснил ему, насколько рискован этот эксперимент.

— Чернокнижник… — пробурчала Сетеоль. Лицо ее вновь сделалось бесстрастным. — Вы оба сумасброды. Не знаю, кто больший…

Она сидела неподвижно, высоко подтянув колени и опершись о них подбородком, и неотрывно глядела на лунный круг у алтаря.

— Ожидание может затянуться на всю ночь, — произнес Кейн бесцветным голосом. — Мои люди развели костер у входа, чтобы было не так сыро. Отчего бы тебе там не подождать?

Сетеоль помотала головой и пробормотала что-то неразборчивое. Ее широко раскрытые глаза не мигая смотрели на камни, залитые лунным светом. Кейн обошел своих людей. Им нечего было ему сообщить. Когда он вернулся, девушка сидела все в той же позе. Ночь выдалась теплой, и Кейн сказал Левардосу, что незачем поддерживать огонь. Если враги искали их в потемках, ни к чему было выдавать себя блеском костра. Почти полная луна давала достаточно света для глаз, привыкших к ночи. Двух факелов внутри святилища Кейну хватало, а снаружи, в темноте, стояли на страже его люди, невидимые для возможного неприятеля.

Делать было нечего — только ждать. Кейн выпил немного вина из бурдюка, который Сетеоль захватила с собой, и устроился на каменной плите. Тишину нарушало лишь равномерное дыхание девушки. Кейн подумал, что она заснула. Неожиданно Сетеоль совершенно спокойно объявила:

— Кейн, эта тень снова здесь.

Он повернулся, чтобы взглянуть туда, куда она показала, но слишком поздно для того, чтобы увидеть что-то определенное. Он успел заметить только движение — что-то промелькнуло в полосе лунного света, пронизывающего тьму. Ни звука.

— Летучая мышь, — сказал он. — Или какая-нибудь ночная птица.

— Такой величины?

Кейн почувствовал холодное прикосновение страха, опасность затаилась в меланхолически застывших руинах. Он понял, что там среди теней крадется смерть.

— Оставайся здесь, — приказал он. — И не подавай голоса, если ничего не стрясется.

Стиснув рукоятку меча, Кейн растворился во тьме.

Левардос стоял на своем посту у входа.

— Что случилось? — прошептал он, увидев выражение лица Кейна.

— Не знаю. Ты что-нибудь видел, слышал?

Часовой покачал головой.

— Что случилось? — повторил он.

Кейн проскользнул мимо него без ответа, обходя остывшие угли костра. В ночи таилась опасность, он явственно чуял это. Но что могло скрываться в руинах, укрытых черным саваном ночи?

Ни Вебр, ни Хайган, караулившие поблизости, не заметили ничего необычного и были удивлены тем, что Кейн так обеспокоен. Учитывая направление, откуда, по-видимому, пришла неясная тень, Кейн удвоил внимание, скользя вдоль древних стен.

Луна над его головой отбрасывала нечеткие, изломанные тени сквозь переплетенные ветви деревьев, ярко освещая обломки скульптур, торчащие там и сям, словно разбросанные кости. Полуразрушенные деревянные останки — чуть выступающие над землей лазы подвалов, заваленных камнями, густо поросли мокрой травой. Через этот лабиринт ловушек и ям тихо крался Кейн с обнаженным мечом, готовый в любой миг сразиться с неведомой угрозой, о которой знал лишь, что она существует. Да, опасность затаилась рядом, и эта опасность несла с собой нечеловеческое зло — Кейн слишком часто ходил тропами тайного знания, чтобы пренебречь этим ощущением. И тревожное чувство, посетившее его раньше, появилось вовсе не из-за музы Тьмы, как ему вначале показалось…

Он отошел достаточно далеко, но все еще не обнаружил причины своего беспокойства. Может, это нервы сдают; может, его напугала тень пролетавшей совы?.. Только вот убедить себя в этом он не мог. Возвращаясь к святилищу, Кейн решил обойти его и проверить два оставшихся поста.

Через минуту Кейн остановился. Если только он не заблудился, где-то здесь должен стоять Бо-улус, но часового нигде не было видно. Кейн закусил губу и внимательно огляделся. Нет, он не ошибался. Вот расщепленный молнией дуб, в тени которого должен ждать Боулус. На освещенной луной земле никаких следов схватки. Боулус не должен был оставлять пост… разве что понадобилось срочно доложить…

Кляня себя за непростительное легкомыслие, Кейн повернул обратно. Он передвигался так бесшумно, что оказался рядом с Хефом прежде, чем тот остановил его. Меч Хефа сверкнул в воздухе, но бандит уже узнал массивную фигуру Кейна.

— Порядок, — шепнул он, расстроенный от того, что Кейну удалось подобраться к нему незаметно.

— Боулус проходил тут? — И сам он уже знал ответ на свой вопрос…

— Не-е… Разве что проскользнул мимо меня так же тихо, как ты.

— Скверно, — заскрипел зубами Кейн. — Его нет на посту.

Чувство опасности усилилось. Если Боулус заметил что-то нехорошее, он должен был сообщить Хефу. Но вокруг царила тишина.

— Может, он отошел? — предположил Хеф. — Ты так тихо двигаешься. Раз ты его не увидел, он мог не заметить тебя.

— Может, и так. Проверю еще раз. Смотри по сторонам.

Кейн бесшумно отправился назад. По-прежнему никаких следов Боулус. Кейн тихо позвал его по имени, хоть делать это было рискованно. Даже эхо не отозвалось. Даже ночные птицы молчали. Словно что-то напугало все живое и заставило затаиться.

Взбешенный Кейн вернулся туда, где оставил Хефа. Липкий страх ухватил его за горло. Кто-то подкрадывался к нему?..

Пароля Кейн не услышал. Хефа на посту не оказалось.

Чувствуя, как напряглись мышцы шеи, Кейн стал искать Хефа. Ничего примечательного, никакого признака схватки. Ни-че-го! Он направился к святилищу, но неожиданно споткнулся, наступив на что-то. Башмак. Башмак Хефа. Пораженный, Кейн поднял его. Сквозь пальцы потекла теплая и липкая жидкость. Лодыжка была срезана идеально ровно в том месте, где кончалась выделанная кожа башмака. И ведь ни звука не раздалось!..