Павлиний хвост (СИ) - "Daykiry". Страница 9

— Ничего. Тебя просто хочу, — ответил я, глядя в сразу же покрасневшее лицо Гошки. И вдруг замечая, что у него глаза такие серые-серые. Почти прозрачные, но с тёплым оттенком. Меня — и мой пьяный мозг — это на мгновение сбило. Тряхнув головой и отогнав наваждение, я прижал Гошку к стене и поцеловал: не так, как тогда, возле подъезда. Теперь уже совсем по-настоящему, с напором. И злостью на Костика.

Руки принялись расстёгивать ремень на джинсах Гошки, пока тот пытался ответить на поцелуй. Запоздало я отметил, что Гошка действительно отвечает: всё так же неловко и неумело, но отвечает и не стоит истуканом, ожидая, когда я от него отвяжусь.

Просунув руку ему в джинсы, я извлёк член наружу и сжал его ладонью, принимаясь ритмично двигать. Держать в руке такой агрегат было приятно, несмотря ни на какие обиды Костика, злость на него и неопытность самого Гошки. Гошка уже возбудился, потому мне не пришлось слишком долго стараться перед тем, как опуститься на колени и снова почувствовать языком солоноватый и терпкий привкус головки его члена на своём языке.

Обхватив член губами, я снова попытался протолкнуть его в горло. Гошке понравилось, судя по звуку, который он издал, но у меня всё равно вышло плохо. Впрочем, до половины он зашёл, этого было достаточно, чтобы начать двигать головой, не забывая помогать себе рукой и сокращать мышцы горла, добавляя дополнительной тесноты и ощущений.

Гошка застонал уже в голос, потом опомнился, заткнул себе рот рукой, а второй как-то неуверенно взмахнул. Я прочитал в этом жесте желание положить мне ладонь на голову, но он так и не решился и вцепился в ручку двери.

Я уже было разошёлся, немного меняя ритм и чуть-чуть угол проникновения в горло, как прямо в глотку мне ударила струя спермы, и я, не ожидав такого, закашлялся. Гошка снова подвёл и сорвал все мои планы.

Поднявшись с колен, я посмотрел на него и хотел было уже отметить этот факт, но Гошка и сам выглядел виноватым, спешно застёгивая джинсы. Неужели тоже переживает, что не может долго терпеть? Я включил в раковине воду, чтобы помыть руки и прополоскать рот, как Гошка второй раз заставил меня поперхнуться. Теперь уже водой.

— Я не хотел тебе в рот, — ляпнул он, переминаясь с ноги на ногу у двери.

Я сначала не поверил тому, что услышал. Повернулся, посмотрел на Гошку и понял: серьёзно. Серьёзно переживает, что кончил мне в рот! Ебануться, какая милашка. Мне захотелось смеяться, но, видя его смущённое, виноватое и совершенно несчастное лицо, пришлось сдержаться и только хлопнуть по плечу:

— Ничего.

Мы вышли из туалета вместе. За столом компания значительно поредела: осталась Женька, Лёха и Костик. Лёха заливал что-то пьянючей Женьке, которая пыталась с ним спорить, но не могла и слова вставить, а Костик буравил меня взглядом. Стоило мне опуститься на стул, как он тут же подскочил и, схватив со стола свой телефон, быстро напялил куртку, бросив:

— Мудак озабоченный, — и спустя несколько секунд дверь «Осы» уже захлопнулась за ним.

Глава 5

Домой я возвращался один. Лёха с Женькой и Катюхой ломанулись в клуб, Гошка ушёл ещё раньше меня — ему вроде позвонила мать, — а моё настроение стремительно понизилось. Сначала я подумал, что из-за ухода Гошки, всё-таки у меня были планы на этот вечер, раз уж мы оба так надрались. Но потом вспомнил Костика и поморщился — из-за него. И чего психовать-то из-за такой мелочи?

Раздражение начало переливаться через край, и я, уже почти добравшись до остановки, понял, что домой, вообще-то, не хочу. Нужно было ещё выпить, чтобы совсем забить на Костика и его осуждение. Стоило, наверное, позвонить Лёхе со Смирновой — те уже вовсю отжигали в каком-нибудь «Парадоксе», — но проводить ночь в их компании мне казалось не слишком удачным решением. Смирнова быстро найдёт себе парня, который будет оплачивать ей коктейли, а потом улизнёт из клуба, продинамив, или уедет с ним, если парень ей понравится. А Лёха, напившись, станет рассказывать мне о том, как тяжела судьба поэта в наши дни.

И я решил звонить Сорокиной. С Наташкой мы ходили в одну школу и учились в одном классе, но общаться начали только где-то в девятом, когда нас усадили за одну парту. Я сначала ужасно её не любил: Наташка казалась какой-то отбитой по жизни. Не как все девчонки: она не таскала за собой кипу журналов, почти не красилась и не искала повода надеть короткую юбку. Зато интересовалась спортом, разбиралась в математике и информатике и могла дать такую затрещину, что звёзды из глаз сыпались. Это я тогда думал, что с такими девчонками лучше не общаться. Да и какая она девчонка? Парень в юбке. Я тогда был сильно подвержен стереотипному мышлению и вообще считал, что по бабам.

А теперь в Наташке души не чаял, хотя она всё так же любила хоккейные матчи, кричала на телевизор, стучала пивной кружкой по столу и кидалась в меня чипсами, если я просил её быть потише.

Училась Наташка в другом универе, на мехмате, но мы с ней всё равно созванивались и списывались, старались встречаться хотя бы раз в месяц. Правда, выходило реже. Всё же школьные друзья остаются только школьными друзьями, как ни пытайся сохранить эту дружбу.

Наташка трубку взяла далеко не сразу, пришлось подождать гудков семь или восемь. Я уставился на рекламный щит, который предлагал мне воспользоваться услугами связи другого оператора. «Недорого. Без помех. Будь всегда на связи» — значилось на плакате. Я хмыкнул. Конечно. А если человек просто глухой и не слышит телефон, они это тоже исправляют? Если да, то я посоветую Наташке сменить оператора.

— Чего трезвонишь? — услышал наконец я.

— Я тоже рад тебя слышать, Сорокина. Ты где сейчас?

— Дома… У мамы день рождения. А ты чего хотел?

Я поморщился. Виктория Анатольевна, мать Сорокиной, как-то не вовремя родилась. Как раз тогда, когда мне требовалась помощь её дочери.

— Встретиться хотел.

Сорокина молчала несколько секунд, я ждал и чувствовал, что, вообще-то, она не против свинтить с дня рождения, где наверняка собралась вся её семья, которую Наташка не то что не любила, но старалась поменьше общаться. Особенно с матерью, так как та, по рассказам Наташки, была тем ещё тираном и любила только старшего сына. Я не слишком верил, потому что Наташка всё любила утрировать, но и совсем не упрекал её во лжи: с семьёй Сорокиных я не знаком. Только с сестрой Наташки пару раз пересекался, когда заходил за ней. А вот брата никогда не видел, хотя Наташка говорила, что тот довольно часто появляется у них, хоть и живёт отдельно.