Анатолий Тарасов - Горбунов Александр Аркадьевич. Страница 74

В рассуждениях о тактике Тарасов специально оговаривался: «В отдельные периоды матча, может быть, и полезно переходить на оборонительные варианты для сохранения победного результата, изматывания сил противника».

Да, он выделял атаку из всех игровых стадий, считал, что атакующие действия были, есть и будут козырем «нашего хоккея», но никогда не говорил, что это следует делать в ущерб обороне и тем более никогда не требовал кого-то осудить за «не ту тактику».

Иной вопрос: отношение Тарасова к однобоким подходам к тактике ведения игры, оправдываемым обычно отсутствием в составе высококлассных исполнителей. Тарасов был убежден, что «в той команде, где начинают разговор с обороны, с „нуля в своих воротах“, где изо дня в день тратят львиную долю времени на наигрывание оборонительных вариантов, там нет стабильных успехов, там не воспитываются игроки высокого класса». По мнению Тарасова, «лишь тактика высокой активности может заинтересовать спортсмена, принести ему радость исполнения сложной, объемной роли в команде, раскрыть в нем лучшие черты характера, быстро развить физические и волевые качества — а ведь все это крайне необходимо для хоккеиста высокого класса».

Тарасов высоко ценил Эпштейна, тренера, создавшего воскресенский «Химик», «по сути дела, на голом месте». «Николай Семенович, — писал он, — человек интересный, имеющий хоккейное кредо, свое, личное, мнение о тактических построениях, средствах и методах борьбы. И хотя оно не всегда было прогрессивным, с моей точки зрения, но что, на мой взгляд, особенно ценно, он всегда работал по своим конспектам и никогда по чужим. Прекрасный, тактичный собеседник, умевший воспитывать игроков без окрика, он завоевал уважение многих, в том числе и тренеров-соперников, что в нашей профессии в общем-то редкость».

В Советском Союзе тарасовскими оппонентами в тактических вопросах называли Николая Пучкова и Николая Эпштейна. Но называли без веских на то оснований. Не считать же таковыми случавшиеся иногда выигрыши у московских армейцев ленинградского СКА, который тренировал Пучков, и воскресенского «Химика» под управлением Эпштейна. «Спартак» и «Динамо» побеждали ЦСКА чаще, к тому же «Спартак» выигрывал и чемпионат страны. Однако никто не выставляет Николая Карпова, работавшего со «Спартаком» и побеждавшего с ним во всесоюзном первенстве, «тактическим оппонентом» Тарасова, хотя именно этого тренера Тарасов частенько хвалил за завидную тактическую оснащенность его команды.

В чем же заключалась «тактическая оппозиция» Пучкова и Эпштейна? Только в том, что они, как пишет в «Золотой книге сборной СССР по хоккею» Семен Вайханский, «ежегодно пытались убедить всесоюзный тренерский совет, что наша непобедимая сборная все больше отстает в тактическом плане от своих главных оппонентов — сборных Чехословакии и Швеции, игру которых они анализировали как раз по решению тренерского совета».

Выводы — об отставании в тактике — надо признать, удивительны на фоне постоянных побед на чемпионатах мира и Олимпиадах, безоговорочного превосходства ЦСКА на клубном европейском уровне и — самое главное! — на фоне непрекращающегося интереса, проявляемого чехословацкими и шведскими специалистами к проводимой Тарасовым работе, его подходам к тактическим решениям — локальным и глобальным.

И как же в таком случае — если принять на веру «тактическую оппозицию» Пучкова по отношению к Тарасову — расценивать следующее суждение выдающегося в прошлом вратаря, сделанное им уже в тренерские годы:

«Мне, например, совершенно ясно, почему А. Тарасов идет во главе развития тренерской мысли. Это человек, фанатично преданный хоккею, критически мыслящий, критически воспринимающий новинки в методике отечественного и зарубежного спорта, внимательно следящий за спортивной литературой как у нас, так и за границей. Он порой может ошибиться в игроках, в тактических планах. Но ему как раз свойственно творческое горение, он не сторонится неожиданностей, взлетов, то есть того, о чем писал Н. Старостин, говоря о подготовке звезд. Не удивительно, что ЦСКА воспитал столько выдающихся хоккеистов».

Пучков самокритично сожалел, что «всё новое, рождающееся в практике ведущих советских тренеров, не становится нашим достоянием». Он частенько слышал от коллег фразу: «Опыт ЦСКА не про нас!», но считал: «Как раз, наоборот, у ЦСКА и надо учиться, если мы, тренеры, хотим быть воспитателями классных хоккеистов, а не ремесленниками».

Идеи зарождались в творческой лаборатории Тарасова с того самого момента, как он стал тренером. Одни идеи отмирали, не выдержав проверки практикой. Другие — прижились. Со временем они обновлялись, дополнялись новыми. Основной же идеей практически с самого начала работы Тарасова в хоккее с шайбой оставалась одна — атлетизм.

Молодые тренеры XXI века на вопрос, чем была характерна деятельность Тарасова, обычно отвечают без запинки: «Хоккей он поставил на рельсы атлетизма». И пребывают в полной уверенности в том, что следуют по дорожкам, протоптанным великим Тарасовым. Но их подходы к атлетизму и подходы к нему Тарасова разнятся кардинально. У большинства современных молодых тренеров — заурядная, не требующая большого ума и творчества работа. У Тарасова атлетизм служил лишь базой для постоянного развития игрового мышления, творческих идей в тактике, импровизации, воспитания личности, способной мыслить и переиграть соперника, а не перебегать его.

Тарасов и сам был феноменальным импровизатором, умевшим видеть в хоккее больше чем игру, не признававшим штампы, догмы и из года в год представавшим неординарным созидателем. Он на ходу мог выдумать десятки новых упражнений и признавался, что вне хоккейной арены его «способности к фантазии и поиску снижаются, как бы меркнут».

Когда в начале нынешнего века шведы стали практиковать тактическую схему с двумя полузащитниками — 1+2+2, наша пресса зашлась от восторга: новинка в тактике, заставляющая пересмотреть подходы к этой сфере хоккея! Воистину новое — хорошо забытое старое. Борис Майоров в телерепортажах о матчах с участием шведской команды раз за разом объяснял публике, что всё это уже было, что в советском хоккее эта схема практиковалась, что придумал ее Тарасов. И не только придумал, но и внедрил в игру ЦСКА. Свои телевизионные репортажи Борис Александрович превращал в доступные для понимания интересные лекции об игре. «Уж не знаю, — говорил он, — поверил ли мне телезритель. У шведов эта игровая модель не пошла, и они отказались от нее. Зададимся вопросом: а, собственно, кто в мировом хоккее попробовал изменить классическую расстановку игроков? Только Тарасов! Только Тарасов обладал даром к масштабному новаторству».

У шведов дело не пошло лишь потому, что они отнеслись к внедрению этого тактического варианта формально, без соответствующей многонедельной подготовки в тренировочном режиме, полагая достаточным формальную расстановку и объяснение игрокам сути новшества на словах.

Тарасов же называл свое изобретение «системой». Это слово вошло в хоккейный обиход именно как обозначение игры с двумя хавбеками. Когда говорили «система», все знали, о чем идет речь. В своих работах, в частности в книге «Родоначальники и новички», Тарасов на нескольких страницах буквально по полочкам разложил суть игры по этой схеме — настоящее пособие для тренеров, поставивших перед собой задачу сформировать в своей команде пятерку с двумя хавбеками. Можно предположить, что в тарасовской картотеке, вместившей в себя тысячи всевозможных упражнений и оказавшейся — клад под ногами, да лень наклониться и поднять! — невостребованной, есть и те, которые помогут ответить на вопрос: благодаря каким тренировочным методам можно вести и совершенствовать игру с двумя хавбеками?

На новую придумку Тарасова подвигли размышления о том, как избавиться от слабостей в игре в обороне, обусловленной самими принципами действий двух защитников, и как в максимально возможной степени сбалансировать оборонительные и атакующие действия с учетом того, что звено «системы» практически всегда должно действовать против самого сильного звена соперника.