Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич. Страница 43
Д и т р и х. Я должен подумать о вашем предложении, господин майор. Я могу итти?
Г о л о с К у з ь м и н а. Я жду ответа.
Д и т р и х. До свидания!
Курт, держа в руках платок Дитриха, задумчиво говорит.
— Характер у отца остался прежним.
— Довольно странные отношения между отцом и сыном, — вскользь замечает Кузьмин.
К у р т. Когда я вступил в коммунистическую партию, он перестал меня признавать, изгнал из дому.
К у з ь м и н. Ничего, признает… Кстати, вы кто по профессии?
Кузьмин усаживается на диван. Курт подходит и садится рядом с ним.
К у р т. Хотел быть школьным учителем.
К у з ь м и н. Это очень хорошо! От воспитания ваших детей зависит будущее вашей страны.
К у р т. И, быть может, всей Европы!
К у з ь м и н. Я думаю предложить вашу кандидатуру на пост помощника бургомистра по народному образованию.
К у р т. Благодарю за доверие! А кто будет бургомистром?
К у з ь м и н. Вероятнее всего, бургомистром будет ваш отец…
Митинг на дворе оптического завода. Фишер произносит речь:
— Передача завода в руки рабочих означает хаос. Коммунисты не понимают, что нельзя убирать с завода специалистов, знающих дело. Товарищи рабочие, нам нужна помощь…
Г о л о с и з т о л п ы (перебивая Фишера). Нам не нужна помощь фашистов и нацистов!
Масса рабочих возмущена речью Фишера. Среди них молча стоит Дитрих.
Р а б о ч и й (стоящий рядом с Дитрихом). Ты хочешь вновь организации концернов!
— Несомненно, есть еще много разногласий… — пытается ответить Фишер, но его прерывает рабочий.
— Ты хочешь, чтобы вернулся Шранк!
Поднимается общий шум.
Во двор входит Курт с группой коммунистов. Курт взбирается на высокий ящик позади толпы, слушающей Фишера, и прерывает его:
— Тот, кто смотрит в оба, знает — сейчас нельзя еще сказать, что в Германии закончилась борьба с фашизмом. Шранк — это военный преступник!
К у р т. Мы стоим за такую демократическую Германию, в которой ведущее место занимает единый рабочий класс, в которой нет места для фашистов. Вы должны бороться за то, чтобы старые хозяева трестов и концернов не возвратились через черные ходы на свои старые места и не восстановили свою класть.
Рабочие внимательно слушают Курта.
— Если вы, рабочие, возьмете завод в свои руки, разве вы будете делать на нем оружие для уничтожения людей, для новой войны? Нет!
Рабочие переглядываются.
Шульц с возбужденным лицом осматривается по сторонам.
Угол двора. Поодаль от участников митинга стоит Кузьмин.
К нему подходит взволнованный Дитрих.
Д и т р и х. Немецкие коммунисты говорят одно, а вы, господин майор, делаете другое!
К у з ь м и н. Что случилось?
Д и т р и х. Я получил приказ о демонтаже моих лабораторий. Вы собираетесь увезти наше оборудование в Россию?
К у з ь м и н. Да.
Д и т р и х. Как это жестоко!
К у з ь м и н. Вы смеете говорить о жестокости! Вы знаете, что наделали ваши немецкие армии на советской земле?!
Д и т р и х (взволнованно). Я здесь не при чем! Я сидел в своей лаборатории.
К у з ь м и н. А ваша лаборатория готовила орудия убийства!
Д и т р и х. Этой лаборатории больше ста лет, она вросла в землю Германии…
К у з ь м и н. Наши города, которые вы разрушили, стояли тысячи лет. Если бы мы увезли вашу Германию до последнего фонаря на улице, это не возместило бы и доли того, что мы потеряли. (Оба прислушиваются к словам речи Курта. Слышен его голос.)
К у р т. Потсдамское соглашение, единодушно принятое всеми союзниками, требует от Германии уничтожения военного оборудования, а все цехи мирной продукции должны быть изъяты из рук фашистов и переданы народу!
Слышны возгласы рабочих, поддерживающих речь Курта:
— Это верно!
— Правильно!
К у р т. Вы, рабочие, будете производить в этих цехах продукцию не для войны, а для мира и процветания новой, единой демократической Германии!
Фишер в толпе кричит надрываясь:
— Демагогия!..
Вокруг него рабочие: одни смотрят недоверчиво, другие — негодующе.
Г о л о с К у р т а. Да здравствует единая демократическая Германия!
В о з г л а с ы р а б о ч и х. Хох, хох, хох! Да здравствует демократическая Германия!
Среди ликующих рабочих проходит Дитрих, явно недовольный происходящим.
Радиорупор на металлической вышке. Рядом с ним — развевающийся американский флаг на высокой мачте.
Г о л о с С Ш А. Добрый день. Вы слушаете передачу «Голос Америки» на немецком языке…
Кафе на восточном берегу Эльбы.
За железными столиками группы жителей Альтенштадта.
За столом у входа сидят Рилле, Дитрих, Фишер и Эберт.
Все слушают американское радио.
Г о л о с С Ш А. …Русская администрация ввела повышенные продовольственные нормы в своей зоне…
Официант ставит на стол три кружки пива и кладет три кусочка сыра. Дитрих, Рилле и Фишер сдают ему продуктовые талоны.
Г о л о с С Ш А. …Несомненно, это делается русскими только в целях пропаганды.
Ф и ш е р (Дитриху). Вы ни в коем случае не должны соглашаться на пост бургомистра!
Д и т р и х. Почему вы так думаете?
Ф и ш е р. Это будет предательством национальных интересов. Они хотят воспользоваться вашим добрым именем как знаменем.
Р и л л е. Кто же в таком случае должен быть бургомистром?
Ф и ш е р (Дитриху). Ваш зять — Эрнст Шметау. Он молод и энергичен, он сумеет защитить немецкие интересы.
Д и т р и х. Но Эрнст нацист!
Ф и ш е р. Архив партии сожжен, и Шметау никогда не был нацистом. Я это знаю точно. Будьте спокойны, господин Дитрих!
Д и т р и х (взволнованно). Но не сожжено его прошлое, не сожжена память об этих отвратительных днях. Эрнст не может быть бургомистром. Я удивляюсь вам, господин Фишер! Вы же старый социал-демократ.
Ф и ш е р. Вы не разбираетесь в политике, господин Дитрих. Это — вопросы тактики, в истории бывают такие моменты, когда надо итти заодно с бывшими врагами против врагов нынешних. Об этом говорил даже Карл Маркс.
Р и л л е (резко вставая). Я тоже социал-демократ, господин Фишер. Маркс здесь не при чем, тем более, что он никогда ничего подобного не говорил!
Ф и ш е р. Тише, тише!
Рилле садится.
Ф и ш е р. Бургомистром должен был быть я, но если вы с этим не соглашаетесь, то я требую, чтобы бургомистром был Эрнст Шметау.
Шум на берегу привлекает общее внимание. Все встают, подходят к барьеру набережной.
На набережной останавливается группа машин, из которых с шумом, смехом и шутками вываливается компания американских журналистов. Их ведет майор Хилл.
Кузьмин на берегу встречает Хилла, который представляет ему журналистов.
X и л л. Наша пресса просит разрешения присутствовать на открытии новой школы и сделать снимки для наших журналов.
К у з ь м и н. Пожалуйста.
X и л л (представляя журналистов). Мистер Кэмбл, мистер Ллойд, миссис Джанет Шервуд… мистер Энчмен…
К у з ь м и н. Очень рад. Прошу.
В сопровождении гостей Кузьмин направляется по набережной к зданию отремонтированной школы.
Перебейнога и Егоркин замыкают шествие.
Группа проходит под арку, украшенную большой надписью готическим шрифтом: «Добро пожаловать».
За аркой на плацу построены немецкие школьники.
Они коротко острижены, все на одно лицо.
Среди группы старомодно одетых учителей стоит Курт.
Высокий, с офицерской выправкой, директор школы командует:
— Смирно! Равнение на господина коменданта!
Шеренга школьников с окаменелыми лицами смотрит на Кузьмина.
К у з ь м и н. Здравствуйте, дети!
Ш к о л ь н и к и (подчеркнуто по-военному). Здравия желаем, господин комендант.
Кузьмин озадачен этим «солдатским» приемом.
— Простите, это школа или казарма? — спрашивает он.