Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич. Страница 59
З в а н ц е в (перебивает запальчиво). Если бы вы думали о нем, вы бы не пытались делать свою карьеру на этих бредовых идеях!
Забелин бледнеет. С трудом подавляет в себе желание ударить Званцева.
Кабинет Павлова.
Павлов попрежнему сидит у открытого окна, угрюмый, взволнованный. Он точно постарел за эти несколько минут.
Входит Варвара Антоновна. У нее дрожит голос:
— Иван Петрович, я новый человек здесь. И я не знаю еще, что я умею. Но я могу по пятнадцать часов сидеть в лаборатории. Это я смогу.
П а в л о в. Да, да. Хорошо. Спасибо.
Входит Забелин, удивленно оглядывает Варвару Антоновну.
П а в л о в. Вы подготовили собак? Пойдемте-ка в лабораторию. И никаких звездных миров. (Встав, он захлопывает окно.) Наболтали тут. Познакомьтесь… Так вот, господин терапевт… (Чуть улыбнувшись.) Будем считать капли собачьей слюны… И понадобится — так десять и двадцать лет. И мы многое узнаем, господин Званцев… И мы не будем одиноки. Нет! Мир поймет нас.
На фоне старинной башни под мерный торжественный звук башенных часов проплывает надпись:
Сад в Кембридже. Средневековая процессия посвящения в почетные доктора Кембриджского университета.
Герольд-жезлоносец. За ним — канцлер и три пажа. Дальше Павлов в берете и мантии. По своей привычке быстро ходить он никак не может приноровиться к этому торжественному, заупокойному шагу.
Оглянувшись на него, канцлер вынужден тоже прибавить шаг.
Равняется по Павлову и хвост процессии…
Изумление на лицах профессуры и студенчества Кембриджа. Никогда еще эта церемония не шла в таком странном темпе.
Темные своды готического актового зала. На возвышении перед канцлером стоит Павлов.
Развернув свой свиток, аудитор — специальный оратор, представляющий новых докторов, — читает по-латыни цветистое приветствие, прославляющее Павлова и его работы по пищеварению. В толпе, заполняющей зал, Серафима Васильевна и Владимир.
С е р а ф и м а В а с и л ь е в н а (встревоженно). Что с отцом? По-моему, он недоволен.
Однако все обходится благополучно. Канцлер жмет руку Павлова. Тот отвечает вежливой улыбкой. Но где-то в глазах прыгают веселые огоньки.
Хоры актового зала. Полно студентов. Когда внизу проходит Павлов, ему под аплодисменты спускают вниз на веревке игрушечную мохнатую собаку, утыканную пробирками. Это дружеская шутка. Когда-то Дарвину преподнесли здесь игрушечную обезьяну.
Взяв собаку, Павлов приветственно машет рукой студентам. Усмехнувшись, показывает жестом, что у собаки нехватает фистулы на щеке.
Серафима Васильевна и Владимир с трудом протискиваются сквозь толпу.
Старинная комната со сводами. Видимо, такой она была еще сто, если не двести лет назад. Павлов расхаживает по комнате, забыв, что он в берете.
В л а д и м и р. Может быть, ты объяснишь нам, что тебя смешило, отец?
Посмеиваясь, Павлов стаскивает мантию:
— Да как же, «плёвую»-то железку совсем забыли. Ее-то и нет на собачке, нет.
Он показывает на подарок студентов.
Стук в дверь.
Трое джентльменов в высоких воротничках входят в комнату. Цилиндры в руках; джентльмены отвешивают почтительный поклон Павлову. Это визит вежливости.
— Стены Кембриджа видели Ньютона и Дарвина. Теперь эта честь оказана вам. Примите наши искренние поздравления! Ваше пищеварение…
П а в л о в (усмехнувшись). Благодарю, господа. (Он забыл снять берет, и сочетание берета с обычным костюмом выглядит очень странно.) Но я уже и думать забыл о моем пищеварении. (Пожав плечами.) Десять лет над рефлексами работаю, с вашего позволения.
Джентльмены переглядываются. Один из них говорит:
— О, рефлексы… боюсь, они не будут иметь успеха в Англии. Материализм…
Англичане натянуто улыбаются. И только один из них, высокий и худой человек, хранит корректное молчание.
П а в л о в (весело). Да, да, конечно. Вы довольно точно изволили заметить, так оно и есть. Материализм…
Он осторожно, точно хрустальный, кладет берет на стол. Улыбаясь, снимает пушинку с берета.
Стук в дверь.
На пороге появляется королевский курьер:
— Его величество король приглашает вас в Букингемский дворец.
П а в л о в. Да, да, забыл совсем!.. (Владимиру шопотом.) А, впрочем, не понимаю — зачем?
Павлов поправляет перед зеркалом галстук.
— Что же, у вас король интересуется физиологией? — спрашивает он.
Павлов берет свою обычную мягкую шляпу и замечает ужас на лицах англичан.
П а в л о в. Что-нибудь не так?
А н г л и ч а н е (хором). Необходим цилиндр.
П а в л о в (весело). Вот как? (Разводит руками.) Ну вот, уж чего нет, того нет. Не ношу.
Нахлобучив шляпу, он идет к выходу. Шепчет по дороге Владимиру:
— За пищеварение и шляпы хватит!
Сопровождаемый англичанами, Павлов выходит из подъезда здания. Подходит к ожидающему его кэбу. Вдруг он оборачивается и обращается к джентльмену, который все время хранил молчание:
— А что вы скажете, господин Боингтон? Признаться, ваше мнение меня особенно интересует.
Боингтон отвечает Павлову медленно, тихим, чуть скрипучим голосом:
— Ваши условные рефлексы чрезвычайно интересны, но сейчас, однако, я предпочитаю помолчать.
П а в л о в. Ну что же… Слово — серебро, молчание — золото. Но в науке это не всегда так, господин Боингтон. И мы не собираемся молчать. (Садится в кэб.) Мы будем драться и убеждать фактами!
Кучер взмахивает бичом. Лошади трогаются. Павлов, высунувшись из кэба, кричит:
— Фактами, фактами, фактами!..
Фотографический снимок ходит по рукам сотрудников лаборатории, вызывая веселые улыбки: Павлов в шляпе рядом с английским королем.
Павлов появляется в дверях:
— Что это вас так радует, господа?
Сотрудники оборачиваются, точно пойманные школьники.
Павлов проходит к столу, взглянув на фотографию, сует ее в карман:
— Ничего смешного. Старый человек в шляпе…
Но где-то в глубине глаз Павлова прыгают искорки смеха.
Варвара Антоновна сидит в лаборатории. Перед ней собака в станке. Двое студентов присутствуют при опыте. Медленно и мерно тикает метроном. Собака начинает засыпать. И вдруг режущий визгливый звук раздается за спиной. Собака встрепенулась.
Варвара Антоновна стучит в соседнюю дверь. Оттуда снова раздается этот чудовищный сверлящий звук. Варвара Антоновна затыкает уши. На пороге появляется Забелин.
Павлов, шедший по коридору, останавливается. Наблюдает, усмехаясь.
В а р в а р а А н т о н о в н а. Это немыслимо, Лев Захарович. Я добилась уже просоночного состояния и вдруг эта ваша сирена — и все к чорту!
З а б е л и н (мягко улыбаясь). Мне бесконечно нравится ваш темперамент, но я не могу отказаться от своей темы. Простите…
В а р в а р а А н т о н о в н а. Ну ушли бы в подвал с вашим сверхсильным раздражителем.
З а б е л и н. К сожалению, подвал тоже занят.
В а р в а р а А н т о н о в н а. Дальше так немыслимо работать. Я скажу Ивану Петровичу, что…
П а в л о в (подойдя). Что же вы скажете Ивану Петровичу?
В а р в а р а А н т о н о в н а. Без башен молчания мы не сможем работать.
З а б е л и н (пожав плечами). Фундаменты заложены, а счет закрыт. Купцы тянут, а министерство молчит.
Подходит Никодим. Вместо одной ноги у него деревяжка. На груди медали и георгиевский крест. Он ведет двух собак.
Н и к о д и м. У них денег на снаряды не было! Голыми руками воевали. Да вот ногами. (Махнув рукой, проходит, стуча деревяжкой.)
П а в л о в. Хорошо, я поеду сам. То английские церемонии, теперь вот подрядчиком заделаюсь. Где уж тут работать? (Он выходит, хлопнув дверью.)