Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич. Страница 80
Из толпы выходит старая работница и извиняющимся тоном говорит офицеру:
— Мы хотим поговорить с хозяином… Только поговорить…
Никаноров с большой убежденностью добавляет:
— Мы в полном своем праве!
Офицер бесстрастно отвечает:
— Считаю до трех… Раз!.. Два!..
Неподвижно стоит толпа. Офицер немного медлит и громко выкрикивает:
— Три!!
Драгуны врезаются в толпу, бьют людей плетками, теснят лошадьми.
Громкие вскрики женщин… Свист плеток… Шум бегущей толпы… Топот коней…
В разные стороны разбегаются забастовщики. За ними гонятся драгуны.
Приеде пытается остановить бегущих:
— Бей их чем попало! Бей!
Он хватает железную полосу и бросает в ближайшего драгуна.
Зегель беснуется на крыше сарая, указывая на Приеде:
— Господин офицер! Господин офицер! Вон там главный зачинщик!.. Приеде!.. Хватайте его!.. Хватайте его…
Два драгуна подскакивают к Приеде. Он берет обеих лошадей под уздцы.
Взвиваются на дыбы кони. Драгуны сразмаху бьют плетями Приеде, но он продолжает кричать:
— Камни бросайте! Камни!.. И железо под ноги лошадям!..
Контора. Служащий конторы, наблюдая за ходом разгрома демонстрации, с восторгом комментирует события:
— Врезались!.. Молодцы!.. Ух, как бьют!..
Вимба отпивает из стакана несколько глотков воды.
— Вот до чего довели себя эти несчастные… Ужасно…
Служащий продолжает описывать происходящее за окном:
— Схватили Приеде!.. Давят лошадьми!
Вимба неожиданно оживляется и переспрашивает:
— Приеде?.. Какой это Приеде?.. — Он прислушивается к доносящимся со двора крикам и нервно добавляет: — Слушайте, да закройте же окно!..
Заводской двор. Драгуны разгоняют рабочих в разные стороны… Все происходит сразу — избиение… преследование… бегство… Зегель все еще мечется на крыше сарая. Размахивая руками, он вопит:
— Так их!.. Так!.. Покажите им, господин офицер!..
Группа рабочих, засев среди больших бухт канатов, швыряет в драгунов железные полосы, деревянные чурки, булыжники…
Никаноров целится и бросает в Зегеля кусок железной трубы. Она ударяет Зегеля по ноге, и тот падает на четвереньки.
Никаноров удовлетворенно прищелкивает языком:
— Во как!..
Булыжник попадает в голову одного из драгунов… тот медленно сползает с лошади.
Звенят разбитые окна, осыпая мостовую осколками.
Контора. Служащий попрежнему стоит у окна, но сейчас он преисполнен возмущения.
— Господин Вимба!.. Смотрите, они бросают камни… Разбили окно в котельной!..
Вимба поднимается с кресла и подходит к окну.
— Стекла?.. Этого еще нехватало… Пустите!..
Фабрикант резко отталкивает своего служащего.
В тот же момент в окно летит камень. Вдребезги разлетается зеркальное стекло.
Вимба в испуге отскакивает в сторону.
Второй камень разбивает модель судна… еще один сшибает чернильницу.
Хозяин отбегает в безопасное место и в бешенстве шипит:
— Загнать их в воду!.. Скажите, чтобы всех гнали в воду!..
По территории верфи, мимо недостроенных судов, бежит толпа рабочих. Их преследуют драгуны, загоняя людей в воду.
Снова на крыше сарая истошным голосом орет оправившийся Зегель:
— Господин офицер! Гоните их к пристани!..
Рабочие добегают до воды, передние на мгновение останавливаются, но их подталкивают бегущие сзади… И вся огромная толпа устремляется прямо в воду.
По пояс в воде молча стоят забастовщики. На берегу ровным строем выстроились драгуны.
Из-за лошадиных крупов, прихрамывая, вылезает Зегель и идет по дамбе вдоль стоящих в воде рабочих. Он с торжеством смотрит на мокрые лица забастовщиков и визгливо кричит:
— Ну, что?.. Хлебнули забастовочки?..
Обер-мастер вынимает из кармана несколько скомканных листовок и швыряет их вниз, в стоящую в воде толпу.
— Нате… читайте… Завтра всех вон из бараков!..
Листовки медленно плывут по воде… набухают… тонут…
Огромный деревянный барак для рабочих верфи Вимбы. Маленькие окна, перегороженные планками. Кое-где выбитые стекла закрыты фанерой, заткнуты тряпками.
У железной печки сушится платье, сапоги обитателей барака.
Вдоль стен тянутся в два яруса деревянные нары. На нарах сидят и лежат рабочие.
У многих на лицах видны кровоподтеки и синяки, у некоторых забинтованы головы.
Большая ситцевая занавеска отделяет вход в женский барак.
Абелите мочит тряпку в воде. Она настороженно, с суровым сражением на лице, прислушивается к разговорам.
Выжав тряпку, девушка идет по бараку.
Никаноров, набивая трубку, говорит, обращаясь неизвестно к кому:
— Говорят, в Ревеле сейчас на верфях набор…
— Да, да… только нас с тобой там и ждут… — возражает ему парень с забинтованной головой.
Сидящий в углу усатый рабочий сердито обращается к Никанорову:
— Ты лучше скажи, зачем стекла бил? Теперь с нас еще за стекла взыщут.
Сверху свесил голову бородатый старик:
— Замолчите! И без вас тошно!
К ним подходит Абелите и строго предупреждает:
— Тише, дедушка Юрис!.. Тише вы…
Она садится возле Приеде. Приеде лежит на нарах, укрытый полушубком. На его лбу кровавый шрам, волосы слиплись. Глаза Приеде закрыты — видимо, он в очень тяжелом состоянии.
Абелите меняет мокрую тряпку на голове Приеде и заботливо поправляет полушубок.
— Дядя Приеде, хочешь пить?
Он ничего не отвечает.
В глубине барака откидывается ситцевая занавеска и появляется несколько женщин.
На руках одной из них — грудной ребенок, за платье другой уцепилось двое маленьких детей. Сзади подходят все новые и новые обитательницы женского барака.
Старая работница начинает первой:
— Вот что… нас прислал женский барак. Чего вы тут решили?..
Ей никто не отвечает. Тогда женщина с ребенком на руках поддерживает старуху:
— Куда деваться?.. С детьми…
И несколько женщин сразу начинают голосить:
— Всем расчет…
— А что есть будем?..
— Сами завтра жрать запросите!..
— Зегель сказал, кто не выйдет на работу — вон из барака!
В двери, ведущие в сени, входит Райнис и останавливается, прислушиваясь к разговору. Его никто не замечает.
Усатый рабочий упрямо возражает:
— Тише, бабы… Не может Вимба всех рассчитать… У него заказ.
Старая работница безнадежно машет рукой.
— Других возьмут… В Ригу каждый день сотни приходят…
Никаноров с возмущением пыхтит трубкой.
— Оставь, мать!.. Чужие песни поешь… Эти слова мы десять раз от управляющего слыхали…
Абелите вскакивает на ноги. Ее глаза полны слез.
— Так неужели… итти прощения просить?
Женщина с ребенком одобрительно подхватывает:
— Правильно, Абелите… Возьмем детей и пойдем просить прощения… Всем бараком!..
Приеде приподнимает голову и, не открывая глаз, с трудом произносит:
— Опять захотели в хомут?.. Ну, что ж, мать… сходи поплачь у хозяйской двери…
Старуха испытующе смотрит на Приеде.
— А ты как думаешь?
Приеде, наконец, открывает глаза.
— Как я думаю?.. По-моему, и жить незачем, если не бороться за наши права.
Райнис подходит ближе и негромко говорит:
— А ведь Приеде прав. Здравствуйте, товарищи.
Все поворачиваются на голос Райниса и с изумлением его разглядывают.
Никаноров тихонько шепчет Абелите:
— Смотри, Абелите… Никак это наш знакомый человек — в одной карете в Ригу приехали…
Поэт присаживается на нарах возле Приеде, наклоняется к нему…
— Здравствуй, Приеде. Как ты себя чувствуешь, друг? Товарищи просили крепко пожать твою руку.
Приеде слабо пожимает руку Райниса.
— Спасибо… Райнис…
Абелите подбегает к нарам и становится у изголовья:
— Райнис? Так это вы — Райнис?
По бараку тихо проносится:
— Райнис… Райнис…