Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич. Страница 99
Мальчики слушают старшину, затаив дыхание. Борис не спускает с него глаз, с глубоким волнением ловит каждое слово с своем отце.
— Пошли мы в тумане через минные поля, — продолжает моряк, — да подобрались к фашистам так — ближе нельзя. Они и с якоря сняться не успели, как потопили мы два транспорта. Опомнились фашисты — и ну, палить напропалую. А сами наутек! Мы за ними… И тут вражеский снаряд ударил в боевую рубку. Меня рвануло от штурвала, сбило с ног… Вскочил я, посмотрел на Алексея Петровича — он стоит, командует, только белый стал, как полотно. Ну, думаю, пронесло — жив наш командир… И вдруг он пошатнулся. Офицер подхватил его на руки. Прошла, наверно, минута — и снова услышал я голос Алексея Петровича. Это был его последний приказ…
— Какой приказ? — невольно вырвалось у Бориса.
Старшина взглянул на мальчика и, немного помолчав, тихо произнес слова приказа:
— О смерти командира личному составу не сообщать… Бой вести до полного разгрома противника…
Ребята с дружеским участием поглядывают на Бориса.
Сергей украдкой пожимает ему руку.
Звучит сигнал отбоя.
Ночь. Тишина. В кубрике, на матросских койках, спят свободные от вахты нахимовцы.
Не может заснуть только Борис. Взволнованный рассказом старшины, он думает об отце, о последних минутах его жизни. Неожиданно у него возникает какое-то решение.
Борис поднимается на своей койке, оглядывается и, убедившись, что все спят, проворно достает одежду и начинает одеваться…
Командирский мостик. Из темноты появляется фигура Бориса. Мальчик останавливается, напряженно всматривается вперед.
По мостику медленно прохаживается вахтенный воспитанник Сергей Столицын.
Выждав удобный момент, Борис осторожно двинулся вперед и незаметно проскользнул в боевую рубку.
И вот Борис стоит на том самом месте, где осколком вражеского снаряда был сражен его отец… Отсюда он управлял кораблем, отсюда руководил боем, здесь мужественно прозвучали его последние слова…
Вот рычаги, приборы, компас… К ним прикасались руки отца. Растроганный Борис внимательно вглядывается в эти вещи, осторожно притрагивается к ним.
Потом он поднимает лицо и замирает… Перед ним — в стальной рамке, навечно вделанной в стенку рубки, — портрет отца. Словно живые, умные добрые глаза офицера смотрят прямо на мальчика.
Внизу надпись:
«Капитан первого ранга Алексей Петрович Лавров — первый командир эскадренного миноносца «Адмирал Нахимов». Пал смертью храбрых в морском бою 18 октября 1941 года».
На глазах мальчика блестят слезы.
На стойке под портретом лежит «Исторический журнал» корабля. Борис берет журнал, начинает торопливо листать страницы.
Вот страница с записью от 18 октября 1941 года:
«14 часов 15 минут.
Капитан первого ранга Лавров тяжело ранен. Его последний приказ: «О смерти командира личному составу не сообщать. Бой вести до полного разгрома противника».
Борис снова переводит взгляд на портрет отца. Руки медленно опускают раскрытый журнал на стойку.
Тяжелая книга ложится на рычаги сигналов — и в тот же миг на корабле раздается звон колоколов громкого боя. Боевая тревога!
Не поняв сразу, что он сам виновник тревоги, Борис срывается с места, выскакивает из рубки и вдруг догадывается, что случилось… Он готов броситься обратно к книге, но слышит чьи-то шаги и быстро прячется в тень.
В рубку вбегает Сергей.
По палубе бегут матросы.
Воспитанники вскакивают с коек. На ходу одеваясь, выбегают из кубрика.
Артиллеристы срывают с орудий чехлы.
Включаются механизмы.
Прижавшись к стенке переборки, стоит встревоженный Борис. Мимо него пробегают ребята.
Один из мальчиков, споткнувшись о бухту каната, падает и соскальзывает за борт.
И сразу же раздается громкий мужской голос:
— Человек за бортом!
Борис выскакивает из своего укрытия, чтобы броситься на помощь товарищу, но у самого фальшборта его останавливает Левашов.
— Куда?
Борис в смятении не может вымолвить ни слова.
— Шлюпку на воду! — громко командует офицер подбежавшим матросам.
В боевой рубке Сергей снимает с сигнальных рычагов книгу, и в ту же секунду звон колоколов прекращается.
Неожиданно за спиной мальчика раздается строгий окрик матроса:
— Ты что здесь делаешь?
Сергей не успевает ответить, — на пороге рубки появляется дежурный офицер в сопровождении нахимовца-связного.
— Кто объявил тревогу? — спрашивает офицер.
— Я застал здесь воспитанника, — отвечает матрос, указывая на Сергея.
— Никак нет, — говорит растерянный Сергей, все еще держа в руках раскрытую книгу. — Я тревоги не объявлял…
— Дать отбой! — приказывает офицер и поворачивается к связному. — Найдите командира роты.
Матрос и воспитанник-связной выходят.
Офицер забирает у Сергея журнал и начинает просматривать записи на раскрытых страницах.
Звучит сигнал отбоя.
На палубе выстроены воспитанники. Коркин смотрит на часы, затем опытным глазом оглядывает возбужденных ночным событием ребят, оценивает, как успели они одеться по сигналу боевой тревоги. Взгляд старшины скользит по ногам ребят: наспех надетые ботинки зашнурованы кое-как и только у Бориса они зашнурованы на все крючки.
Подходит Левашов.
— Смирно! — командует Коркин и рапортует офицеру: — Товарищ капитан третьего ранга, произвожу поверку. Свободные от вахты воспитанники все налицо. По боевой тревоге воспитанники построились в две минуты семнадцать секунд!..
— Молодцы! — похвалил офицер нахимовцев. — Вольно!
— Вольно! — повторяет Коркин.
Довольные похвалой мальчики оживились. Только Борис, опасаясь, что его оплошность может каждую минуту обнаружиться, стоит словно скованный, настороженным взором следит за Левашовым.
— Воспитанник Лавров! — обращается к нему офицер, заставляя мальчика насторожиться еще больше. — Объявляю вам благодарность за проявленную вами готовность помочь товарищу в опасную минуту. Так должен поступать каждый советский моряк…
Все мальчики с уважением и любопытством смотрят на Бориса.
— Спать! — приказывает Левашов старшине и уходит в темноту.
Из груди Бориса вырывается вздох облегчения. Лицо его светлеет. Вероятно, в эту минуту мальчику кажется, что конфликт исчерпан. Он не догадывается о том, какой оборот принимает происшествие в боевой рубке для Сергея Столицына.
Боевая рубка. Взволнованный Сергей стоит перед Левашовым.
— Это не я, — оправдывается мальчик.
Левашов хмурится.
— На мостике, кроме вас, никого не было. Кто же тогда, если не вы?
Сергей от обиды готов расплакаться.
— Не знаю… Только я тревоги не объявлял… Здесь лежала книга… она давила на рычаги сигнала… Я ее снял…
Левашов берет из рук дежурного офицера раскрытый журнал, бегло просматривает записи. Его внимание привлекает запись от 18 октября 1941 года:
«14 часов 15 минут.
Капитан первого ранга Лавров тяжело ранен…»
На лице Левашова мелькнула какая-то догадка. Он закрыл журнал и положил его на стойку.
— Плохо несете службу, — говорит он Сергею. — Стоите на посту и не знаете, кто заходил в боевую рубку…
Сергей виновато опускает голову.
Левашов выходит из рубки.
— Сменить вахту! — приказывает он с порога дежурному офицеру.
Кубрик. Мальчики улеглись на свои койки. Кажется даже, что они уже спят. В тишине слышны только шаги Коркина — он проходит вдоль коек, заботливо поправляет на ребятах одеяла, выходит из кубрика. Как только старшина скрывается за дверью, мальчики сбрасывают с себя одеяла.
— Две минуты семнадцать секунд! — восторженно восклицает Дима. — Вот как умеет пятая рота!
В ответ раздаются веселые голоса:
— На то мы «севастопольцы»!