Главное задание - Астахов Андрей Львович. Страница 16

— Только благородный человек мог сделать то, что сделали вы, — сказала она. Почему-то мне казалось, что она говорит на безупречном английском языке, хотя я понимал, что это не так. — Я прочла его предсмертную записку. Теперь мне кажется, что я была недостойна его. Как он погиб?

— Он погиб в бою, миледи, — сказал я, не поднимая лица. — Как храбрый и благородный рыцарь.

— Радостно это слышать. Что с его телом?

— Оно покоится в пещере, где он погиб. Лучшего склепа нельзя пожелать.

Блин, не могу же я сказать бедной вдове, что в нескольких десятках метрах от тела ее мужа бьет фонтан самой настоящей браги! Теперь, когда я пришиб волька, в пещеру начнется самое настоящее паломничество местных алкашей. И все они будут тусоваться у останков барона. Вряд ли кто додумается предать его земле. И, между прочим, в записке ни словом не было сказано, что нашедший должен похоронить беднягу…

— Хорошо, — я почувствовал макушкой, что она улыбается. — Я знала, что он мертв, но не хотела верить. Теперь, по крайней мере, нет этой ужасной неизвестности. Вы хотите мне что-нибудь сказать?

— Это звучит нескромно, миледи, но я… я убил тварь, которая повинна в смерти вашего мужа. Пусть хоть это вас утешит.

— Похвально. Как я могу вас отблагодарить?

Боже! В мою кровь влетело одновременно сразу столько адреналина с тестостероном, что я едва не лишился чувств. Все поплыло у меня перед глазами, и я невольно сделал шаг назад, чтобы сохранить равновесие и не упасть.

— Что с вами? — удивилась баронесса.

— О, миледи, не обращайте внимания. Я всего лишь немного… устал.

— Понимаю. Вы проделали долгий путь. Как я сразу не догадалась, глупая! Не волнуйтесь, в замке Гранстон вы желанный гость и найдете здесь все самое лучшее.

— Не сомневаюсь, миледи.

— Куршавель! — крикнула баронесса.

Появившееся существо можно было назвать женщиной только с очень большой натяжкой. Оно появилось на галерее второго этажа и чинным неспешным шагом спустилось к нам. Настоящий синий чулок. Длинная, тощая, плоская как лист фанеры, с крысиной мордочкой, лишенной подбородка и торчащим носиком, да еще в мешковатом старушачьем платье. Ей было лет тридцать, и это платье прибавляло еще пятнадцать. Когда она заговорила, ее голос показался мне мяуканьем недовольной кошки.

— Миледи? — Куршавель присела в подчеркнуто аккуратном реверансе и уставилась на меня своими глазенками.

— Это наш гость, мессир…

— Алекто, — сказал я, поклонившись грымзе, на что она ответила ледяным церемонным поклоном.

— Мессир Алекто привез печальное известие о нашем бедном Томасе, — сказала Памела. — Он устал с дороги и мы, как гостеприимные хозяйки, должны о нем позаботиться. Но вначале, — она стянула с пальца кольцо с великолепным алмазом и протянула мне, — примите это в знак моей признательности. Вы отдали мне кольцо Тома, так возьмите это на память о той услуге, которую мне оказали.

— Миледи, — я покашлял в кулак, снова потупил взгляд, — я был бы последним уродом, если бы посмел взять у женщины ее драгоценность. Хотя женщины, подобные вам, не нуждаются в украшениях, поскольку сами являются драгоценными изделиями Бессмертных, это кольцо больше вам к лицу, чем мне, бедному страннику. Если бы баронесса позволила, я бы сам предложил способ, коим ваша милость может осчастливить меня до конца моих дней.

— Да? — В ее глазах вспыхнул интерес. — В самом деле, я об этом не подумала. И что это за способ?

Нет, я не могу это сказать. У меня ноги подкашиваются. Ясен пень, каких слов она от меня ожидает. И эти слова так и просятся мне на язык. Женщина одна уже несколько месяцев — вряд ли в этих местах знакомы с понятием «сексуальная эмансипация». Но она слишком великолепна. И она баронесса. А я просто лох. Хоть и боевой.

— Миледи, — я снова закашлялся, чтобы выиграть время и дать мыслям прийти хотя бы в относительный порядок, — глядя на вас, я не верю своему счастью. Я всего лишь бедный странник и не смею надеяться на что-то большее, чем простая признательность. Но я бы просил вас — искренне, от всего сердца, — подарить мне свою…

— «Ночь любви!» — завопил внутренний голос. — «Проси, идиот! Ночь любви!»

— … дружбу, — выдохнул я.

— Боже, как вы учтивы! — сказала баронесса, сложив свои безупречные губы в усталую усмешку. — Куршавель, сегодня будет интересный ужин. Такие гости большая редкость в наших краях.

— Ужин?

— Не думаете ли вы, друг мой, что я позволю вам лишить нас вашего общества прямо сейчас? — Она улыбнулась так, что уровень тестостерона в моей крови стал запредельным. — Сегодня утром в наш замок прибыл странствующий менестрель. Надеюсь, вечером он развлечет нас. А сейчас Куршавель проводит вас в комнату, где вы сможете отдохнуть.

— Благодарю, миледи.

— Вы не сказали, каким способом я могу наградить вас.

— Разве? — Я почувствовал, что мне не хватает воздуха. — Миледи ошибается. Я просил вас считать меня своим другом. Другой награды мне не нужно.

— Это так мало, мессир Алекто, — с грустью сказала она. — Я видела, как вы рассматривали мечи Гранстонов. Простите, я должна была подумать об этом сразу. Когда вы пожелаете покинуть мой замок, я буду рада, если вы возьмете себе любой из этих мечей на память о Томасе, — и тут, несколько секунд помолчав, она добавила: — И обо мне, конечно.

Глава четырнадцатая. Хатч

Концерт был хороший — лабухи не киксовали.

На закате в комнату, отведенную мне для отдыха, явилась Куршавель и жестяным голосом сообщила, что ее милость баронесса Гранстон ждет меня к ужину. Следуя за камеристкой, я попал в большую трапезную замка.

В трапезной было тепло, ярко горели свечи. Несколько здоровенных черных догов прогуливались по залу, но на меня они не обратили никакого внимания. Баронесса уже сидела за столом в высоком кресле. Я поклонился, она улыбнулась и красивым жестом предложила сесть по левую руку от себя. Справа от баронессы сидел какой-то крепкий перец в нарядном бархатном дублете и с массивной золотой цепью на шее. Я поклонился ему, он ответил мне небрежным кивком. Его внешность мне не понравилась — бритая голова, маленькие прижатые уши, низкий лоб, бледно-серые ледяные глаза, приплюснутый нос и совершенное отсутствие интеллекта на физиономии. Типичный боец из какой-нибудь губернской ОПГ. Повесь ему вместо рыцарской цепи «гимнаста» на шею, сунь «Нокию» в лапу, надень спортивный костюм, кожанку и кроссачи, и сходство будет полным.

— Якоб, это мессир Алекто, о котором я вам говорила, — сказала баронесса человеку в дублете. — Мессир Алекто, познакомьтесь — благородный рыцарь Якоб де Ванбрахт, наш сосед и человек, воплощающий лучшие рыцарские доблести.

— Мессир? — Де Ванбрахт скривился в презрительной усмешке. — По-моему, он просто лох.

— Совершенно верно, милорд, — сказал я. — Я лох, и этим горжусь. Мои предки родом из Лох-Несса, а это что-то да значит.

— Лох-Несс? — Рыцарь изобразил напряженную работу мысли. — Что-то знакомое. Это где-то на западе?

— На севере, — поправил я. — Как раз на стыке Хайленда и Лоуленда.

— Не бывал. Памела, — обратился де Ванбрахт к баронессе, — ты не говорила, что сегодня за ужином будет еще один гость.

— Я забыла, Якоб, — с рассеянной улыбкой ответила Памела. — Иероним, покажите мессиру Алекто его место.

Я почувствовал знакомую злобу. Именно такую, какую чувствовал когда-то, видя, как Вика Караимова садится в джип Руслана. Дураку понятно, что этот де Ванбрахт — любовник баронессы. Я все понимаю, жизнь идет, и природа требует свое, но мне почему-то стало очень обидно за себя. А еще больше за Томаса Гранстона.

Мажордом провел меня за стол. Мое место находилось слева от баронессы, сразу за местом капеллана Вильмона. Старичок поприветствовал меня благословляющим жестом, а слуга в синем атласном сюрко с вышитой серебром виноградной гроздью налил мне белого вина в кубок.