Главное задание - Астахов Андрей Львович. Страница 42

— А я вижу корчму, — сообщил Тога.

Гостиница стояла недалеко от дороги. У дверей местные жители громко и нетрезво общались друг с другом. Увидев нас, они замолкли и уставились на нас бессмысленными взглядами, но ничего не сказали. Мы вошли вовнутрь и увидели, что корчма полна гномов. Бородатые карлики в доспехах и в толстых куртках из воловьей кожи коротали время за пивом, жареной свининой и игрой в кости.

— Кто такие? — гаркнул один из них, направляясь в нашу сторону.

— Путники, — ответил я за всех. — У нас дела в Моравилле.

— Какие еще такие дела? — Гном упер руки в бока, покачался на каблуках. Зрелище было внушительное и жалкое одновременно — парень едва доставал макушкой до моего солнечного сплетения, но при этом имел широченные плечи и кулаки размером с мою голову. — Здесь запретная зона, лох. Закрытый лагерь спецподразделения лансанской армии. Чужаков мы не любим и не жалуем. Может, вы саграморские шпионы?

— Эй, менестрель! — заорали гномы, разглядев у Хатча за спиной гитару. — А ну, изобрази чего-нито! Спой-ка!

— Что делать, Леха? — шепнул мне Хатч.

— Петь. А если надо, то и станцевать. А я пока добазарюсь с этим кексом.

Хатч покорно расчехлил гитару и направился к столам. Я между тем дружелюбно улыбнулся заговорившему со мной гному и сказал:

— Меня пропустил сюда сержант Бугго. Его так обрадовали новости с границы Лансана, что он сразу нам поверил.

— Что за новости?

— Армия Саграмора разбита на Марене.

— Ну? — Гном повернулся к своим. — Слышали, братцы? Наши наваляли ублюдкам Альбано по первое число! Лансан и Андерланд!

— Лансан и Андерланд! — в восторге подхватили гномы, для пущего шума стуча своими братинами. — Смерть Саграмору! Смерть Альбано!

— Слушай, приятель, а что это вы так не любите Альбано? — спросил я гнома.

— А за что его любить? Сукин сын и сволота последняя. Ты что, не знаешь ничего?

— Я ведь чужак. Лох, как ты говоришь.

— А и верно, забыл! Угостишь пивом?

— Легко, — я подмигнул Тоге, и мы двинули за гномом к стойке бара.

Хатч между тем начал концерт. Настроил гитару, задумался немного, окинул взглядом странное собрание, в котором оказался. А потом запел, придуриваясь, с жутким деланным акцентом и завываниями:

А потом Хатч стал выдавать такие йодли, что гномы пришли в настоящий экстаз и начали в десятки глоток ему подпевать. Корчма затряслась от бешеного: «Алари-йо-хо! Алари-йо-хо!» Сев поближе друг к другу, бородачи с кружками в руках начали дружно раскачиваться в такт своему пению — не дать, не взять, Октоберфест где-то в Мюнхене. Когда Хатч закончил свой псевдотирольский хит, гномы застучали кружками по столам, подняли несусветный гвалт, требуя повторить песню.

— Весело тут у вас! — крикнул я гному, стараясь переорать его собратьев.

— Еще бы! Здесь квартирует 24-ая бригада андерландских кнехтов, лучшая из лучших. Мы и пить, и рубить и веселиться можем лучше всех.

— Это видно, — Я чокнулся с гномом и с Тогой. Пиво оказалось отменным, такого портера я давно не пил. Гном осушил литровую братину одним глотком, вытер губы своей роскошной бородищей. Я сделал трактирщику знак налить ему по новой. — Бугго сказал, мы можем получить пропуска у капитана Никельбокера.

— Можете то можете, но только капитану сейчас не до вас. У него тут проблемка одна нарисовалась.

— Что за проблемка?

— Непонятки с местным начальством. У смердов стали телята пропадать, вот здешний бургомистр и сказал капитану, что это, небось, наших рук дело. Понятно, что капитан бы настучал этой штафирке по кумполу за такие слова, да нельзя — альянты как-никак. Твое здоровье, лох!

— Твое здоровье, гном, — я наблюдал, как бородач выливает пиво в свою глотку. — Телята, говоришь, пропали?

— Ага. Восемь штук за неделю. То ли волки их дерут, то ли ворье завелось — неизвестно. Короче, местные на нас думают, а нам плевать. Только вот Никельбокер волнуется, что бургомистр на него жалобу в Жуайе напишет, тогда и до короля дойти может. А капитан наш дюже мечтает в эту войну до майора выслужиться.

— Понял, — я потер подбородок и задумался. Кажется, ситуация такова, что я должен выполнить побочный квест. — А где можно найти Никельбокера?

— Он сейчас посты обходит. А так-то постоянно здесь торчит. Погодь маленько, он скоро будет.

— Тебя-то как зовут, друг?

— Кляйнбах. Капрал Дидерих Кляйнбах. А тебя?

— Алекто. Твое здоровье, капрал Дидерих!

— Твое здоровье, Алекто!

— Ты что-то про Альбано говорил, друг. Мол, поганый он человек.

— А то! — Гном жестом потребовал у корчмаря наполнить его братину. — Историю с игрушкой знаешь?

— Это из-за которой братья поссорились? Я слышал, дело вовсе не в игрушке.

— Началось все с эльфийской куклы. Король Лорель был женат на полуэльфийке из очень древнего рода… Эй, трактирщик, у меня кружка пуста! Шевелись, каналья! О чем я говорил?

— О жене короля Лореля.

— Во-во. Красивая была баба, прям картинка. После рождения Альбано она заболела и умерла. Альбано родился хилым и безобразным, а вот старший, Жефруа, статью и красотой пошел в мать. Король, ясен пень, старшего любил больше, а Альбано это бесило. Но не в этом суть. Когда королева выходила замуж, эльфийские фаермеллены, ведуны значицца, подарили ей игрушку — куклу. Кукла эта особенная, очень древняя. Слыхал я, что на эльфийские священные праздники, то бишь на Альбан-Арфан, Альбан-Эйлер и Альбан-Эффин эта кукла оживает и на целую ночь превращается в живую девушку-красавицу, и девушка эта может прорицать будущее. Когда братья выросли, король Лорель сделал Жефруа своим наследником, а Альбано герцогом Саграморским. Да только Альбано узнал откуда-то, что кукла якобы однажды предсказала, что именно он, Альбано, будет королем Лансана. Правда это, нет ли, но с той поры Альбано люто ненавидит своего брата. Когда эльфы присягнули Жефруа на верность — он, как-никак на четверть эльф, — Альбано начал с ними войну и извел их в Саграморе под корень. А потом и против Лансана начал воевать. Ясен пень, сам мечтает стать королем. Верит в эльфийское предсказание.

— Вот теперь мне кое-что понятно.

— Альбано — сущий дьявол. Ему и черные маги служат, и с имперскими шпионами он вась-вась. — Гном допил пиво и знаком велел наполнить кружку. — А пуще всего он брата ненавидит за его красоту. Жефруа статен и красив, хоть и умом не вышел, а Альбано горбун, да еще и лысый смолоду.

— У вас тут прям война Алой и Белой Розы, приятель. Горбатый Ричард Глостер, и красивый, но глупый Эдуард Английский.

— Чего?

— Да так, ничего. Твое здоровье!

В голове у меня шумело, выпитое пиво настоятельно просилось наружу, бедняга Хатч в двадцатый раз затянул «Был я мальтшик…» под дикий рев восторженных гномов, а Тога, судя по его рассеянному взгляду, явно впал в состояние медитации.

— Ты что? — спросил я его.

— Да так, о своем думаю, — сказал меланхолично Тога и снова ушел в себя.

Между тем дверь в корчму открылась, и вошел еще с десяток гномов. Возглавлял эту группу рыжебородый крепыш с красным панашем на шлеме. Я понял, что это и есть капитан Никельбокер.

— Что за люди? — спросил он подозрительно, подойдя к нам.

— Путешественники, — ответил я. — А ты капитан Никельбокер?

— Ну, я капитан Никельбокер. И что из этого?

— Сержант Бугго сказал нам, что ты можешь выдать нам пропуск за кордоны. Это так?

— Я-то все могу, — гном ударил латной перчаткой по стойке. — Только с чего ты решил, лох, что я дам тебе пропуск?

— Предлагаю сделку. Я разбираюсь с исчезнувшими телятами, а взамен ты даешь мне три пропуска, для меня и моих друзей.