Журнал «Если», 1994 № 01 - Арутюнян Марина. Страница 19

Он поглядел на часы.

— Мне пора. Время не ждет, и все такое прочее.

— Возьмите папку, Чарлз! — не попросила, а скорее приказала Верити. — Я хочу, чтобы вы прочитали отчет.

Не в силах отказаться, он повиновался.

— Твоя гипотеза как-нибудь называется? — спросил он. — Я имею в виду, к какой области она относится?

Верити погладила белку.

— Я про себя называю ее «теорией мимезиса».

— Что? Это что-то связанное с театром?[3]

— Слово «мимезис» можно перевести как «мимикрия» или, если хотите, как «метаморфоза».

— Изменение формы? — пробормотал Кэртойс. — Боюсь, ты меня окончательно запутала.

Он лгал. Его поразила масштабность идеи. Каковы естественные процессы? Гусеница превращается в бабочку, личинка — в стрекозу, головастик — в лягушку… Инопланетное существо — в белку, белка — в…

— Во что-нибудь органическое, — подсказала Верити.

— Но во что именно? — недоумевал Кэртойс. — Нужно ведь принять во внимание размеры…

— Что есть общего у всех участков падения метеоритов, Чарлз? — перебила девушка.

— Безлюдны, — принялся перечислять Кэртойс, — пустынны, окружены лесом…

— Тот-то и оно, — сказал Верити.

— Деревья! — вскричал Кэртойс, — если только поблизости не было, других форм органической жизни, годных для… для…

— Для копирования, — докончила Верити.

— Ерунда! — сказал Кэртойс. — Оставь в покое белку, Верити, и пойди прогуляйся.

Он поспешно вышел из оранжереи. Да, девочка, вне всякого сомнения, сошла с ума. Он заметил вдруг, что вцепился в ее зеленую папку с такой силой, что заболели кончики пальцев.

3

Лежа на кровати под пологом в своей комнате в восточном крыле здания, Эд Грей говорил в микрофон мини-фона:

— Меня продолжает воротить от того, чем мне приходится заниматься.

С политической точки зрения старик, то бишь профессор, ничего из себя не представляет, если не считать присущего ему стихийного социализма. Он не связан ни с какой подпольной организацией и не является шпионом какого-либо государства, разве что сотрудничает с нашими приятелями из известной вам транснациональной корпорации, которой его теперешние исследования могут принести прибыль. Его интересуют сплавы, а вовсе не шпионаж; можно сказать, он накрепко припаян к своей работе. Он не щадит ни себя, ни Кэртойса вместе с вашим покорным слугой.

Он высоко ценит личную преданность и, если узнает, кто я такой, вышвырнет без промедления. Самое время упомянуть об этих клоунах из СБ: Брюстере и его механическом дружке Адамсоне. Утверждение службы безопасности, будто эксперименты профессора Лэтэма субсидируются правительством, лишено оснований и вызывает у старика приступы бешенства. Он заявляет, что всему виной бюрократы; он потерял право на лицензию А покинув Институт и начав работать как независимый исследователь на средства, полученные им по завещательному отказу имущества де Люши, он привлек внимание СБ тем, что крутился у метеоритных кратеров.

Зачем ему это? Перечитайте условия завещания. Громадная сумма, оставленная вдовой де Люши, может быть израсходована только на исследования, связанные с… цитирую… «инопланетными явлениями и установлением возможности сообщения с другими мирами». Потому профессор лезет из кожи, и, надо сказать, концерн де Люши не ошибся в выборе: их деньги окупаются с лихвой. Стоит лишь упасть очередному метеориту, как старик прыгает в свой драндулет и мчится на место падения; теория решетчатой структуры, которая ныне принята повсеместно, — его рук дело. В сообщениях он указывает название местности, размер метеорита, уровень радиации и все остальное, что мы можем и что нам разрешают зафиксировать. Для независимого ученого он — образец активности. До сих пор мы не обнаружили никаких следов «инопланетного проникновения» — ни тебе лучей смерти, ни зондирования мысли, ни даже пресловутых зеленых человечков.

Однако покрывало секретности (шучу) слишком уж плотное да и шито белыми нитками. Повсюду снуют газетчики; того и гляди, окажешься засвеченным. Если тут происходит что-нибудь такое, что затрагивает меня, — ради всего святого свяжитесь с СБ и дайте мне знать! И отзовите Брюстера с Адамсоном, пока они, сами того не желая, меня не выдали. У того, кто додумался отправить к Сидни Лэтэму робота, видно, семь пядей во лбу. Профессор от Адамсона без ума, раз в неделю приглашает его к обеду и пытается обыграть в шахматы. Но мне-то каково? Я же не деревянный идол… Кстати, о деревьях: пора охарактеризовать Верити Лэтэм.

Насколько мне известно, после возвращения из Кенийского заповедника она не имела никаких контактов со своими соратниками по Зеленой Гвардии. Я знаю, что она по-прежнему разделяет их взгляды, но вот уже три месяца как она не принимала участия в их акциях, разумеется, если не брать в расчет ее разговоры с деревьями.

Мне будет несколько затруднительно говорить о том, чем она занимается изо дня в день. Она красивая девушка, и у нас с ней установились близкие отношения. Я не то чтобы сгораю от любви, но она мне очень нравится. Ее чувств я не знаю. Старик постоянно изводит ее; наверное, в этом причина ее замкнутости.

Вы удивитесь, узнав, что Верити Лэтэм выдвинула довольно-таки бредовую гипотезу, касающуюся метеоритов. Все свои заключения она сделала на основе наблюдений за поведением двух белок, которых оглушило во время катаклизма на участке 14. Я кое в чем поначалу ей помогал, и мне не составило труда снять ее отчет на микрофильм. Передам его в следующий раз. Мои комментарии? Лихо закручено, весьма лихо…

Однако недели три назад она бросила разработку гипотезы и выпустила белок на свободу. Верити много времени проводит в саду, читая вслух поэтов-метафизиков[4] семнадцатого века. Она — самая красивая из всех сумасшедших, когда-либо мной виденных, и мне кажется, я ее люблю. Раз я натолкнулся на нее, когда она читала учебник по ботанике, обращаясь к большому, похожему на дуб дереву, которое растет с восточной стороны здания и достает ветвями до балкона моей комнаты. Она сказала мне, что делает это для того, чтобы «оно поняло, что такое ксилема[5], и наилучшим образом использовало ее свойства при мимезисе».

Когда бы мне повезло поймать Верити после ужина, я не сочинял бы отчет, а занимался бы любовью. Я обшарил весь дом сверху донизу, но ее не нашел. Не думаю, что она отправилась останавливать химический завод. Должно быть, гуляет в саду при луне, читая деревьям Эндрю Марвелла. Из-за нее я выучил наизусть стихотворение этого парня, которое называется «Сад». Он там говорит, что:

Судя по всему, капитан Марвелл тоже был из «зеленых».

Эд замолчал и прислушался. С улицы донесся тихий протяжный свист. Эд сунул минифон в укромное местечко и выглянул наружу.

— Верити?

Она стояла под балконом, прислонившись к дереву, обхватив рукой его массивный ствол и прижавшись щекой к коре. Лунный свет серебрил ее длинные распущенные волосы.

— Спускаешься?

— Ты уже закончила свои занятия ботаникой? — подразнил он.

Верити рассмеялась и провела ладонью по стволу.

— Изучили вдоль и поперек, — отозвалась она, пародируя его манеру выражаться. — Теперь проходим биологию.

— Я размышлял о твоем приятеле…

Девушка, дерево, лунный свет… Эду хотелось продлить «сцену на балконе».

— О каком таком приятеле? — спросила Верити.

— Об Эндрю Марвелле.

— А, — обняв ствол, она процитировала:

— Ну, как сказать, — пробормотал Эд.

— Спускайся!

— Лучше ты поднимайся ко мне.

— Мне больше нравится внизу, — сказала она. Спускайся. Возьмись вон за ту ветку.