Журнал «Если», 1994 № 01 - Арутюнян Марина. Страница 26

Он взвесил слова Джо Эдмондса и принял их к сведению. Но от этого ситуация не прояснилась. Он ведь помнил, что в Лондоне его рукой занималось некое светило хирургии. Тогда профессор спас ему локоть, однако предупредил, что рука никогда уже не будет в порядке. А теперь она 

была

в порядке — впервые после той передряги на Эбро.

На третий день он поднялся на ноги, начал ходить и попытался проанализировать ситуацию. Более отдаленные аспекты его пока не занимали. Возможно, со временем объяснение появится. Теперь же ему необходимо понять, на каком он здесь положении.

На плен это не похоже, хотя видимость бывает обманчивой. Несвобода не обязательно должна ассоциироваться со стальными решетками и запорами. Эти три типа в странных одеяниях, опекавшие его, выглядели вполне миролюбиво. Однако Трейси Когсуэлл много чего повидал на своем веку, вращаясь в разных политических сферах, и знал, что милейший добряк, который обожает детей и свой маленький садик, не моргнув, может приговорить тебя к газовой камере или к расстрелу.

Мелькнула мысль о побеге. Нет, еще рано. Начать с того, что ему это просто не под силу. Слишком слаб. И потом, нужно выяснить, что же здесь происходит. Может быть… вряд ли, но возможно- то, чего не понимает он, понимает Исполнительный Комитет.

Он самостоятельно добрался до террасы и занял нечто вроде шезлонга — один из немногих здешних предметов, назначение которого было ему понятно. В интерьере этого сверхавтоматизированного дома обычная мебель казалась инородным телом.

Ленивой походкой на террасу взошел Джо Эдмондс. При виде Трейси он вопросительно поднял брови. Сегодня на нем были шорты; шорты и шлепанцы, непонятным образом державшиеся на ступнях без помощи какого бы то ни было ремешка. Джо то и дело щелчком, как монету, подбрасывал вверх плоский зеленый камешек.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Что это у вас за штуковина? — раздраженно спросил Когсуэлл вместо ответа.

— Это? — мягко переспросил Эдмондс. — Это нефрит. Вам приятны осязательные ощущения?

Когсуэлл хмуро покосился на него.

— Китайцы веками изучали свойства нефрита, — продолжал Эдмондс. — Общение с камнями они возвели в ранг искусства. У меня неплохая коллекция нефрита. Я вожусь с ней не меньше двух часов в день. Умение получать тактильное удовольствие от поглаживания нефрита приходит отнюдь не сразу.

— Вы хотите сказать, что вам больше делать нечего, кроме как поглаживать эту зеленую гальку?

Тон Когсуэлла заставил Джо Эдмондса покраснеть.

— Конечно, есть и менее безобидные способы проводить время, — сказал он.

В дверях появился Уолтер Стайн и озабоченно поглядел на Трейси:

— Как вы себя чувствуете? Надеюсь, вы не утомились?

«Вылитый Пол Лукас, — решил про себя Трейси. — Пол Лукас в роли доктора медицины».

Вслух он сказал:

— Ну вот что: если мне не объяснят, что здесь происходит, у меня, я чувствую, крыша поедет. Я понимаю, что так или иначе, но вы вытащили меня из какого-то безумного кошмара, в который я влип. Похоже, я совсем сломался, нервы не выдержали.

Джо Эдмондс снисходительно хмыкнул.

Когсуэлл повернулся к нему:

— Что тут смешного?

Академик Стайн поднял руку:

— Не надо обижаться. Джо определенно не блещет чувством юмора. Видите ли, мы не спасали вас от нервного кризиса. Напротив, это мы вам его устроили. Пожалуйста, простите нас.

Трейси Когсуэлл уставился на него.

Стайн поежился и спросил чуть ли не с робостью:

— Мистер Когсуэлл, вы догадываетесь, где находитесь?

— Конечно. Вон там за проливом — Испания.

— Это не совсем то, что я имею в виду. Будем говорить без обиняков, мистер Когсуэлл. Если б мы по-прежнему пользовались не совсем удачным летосчислением ваших времен, мы бы сказали, что сейчас примерно 2020-й год.

«Странно, — подумал Трейси, — кажется, меня это не очень удивило. Как будто я догадывался о чем-то в этом роде».

— Путешествие во времени, — произнес он вслух. Подобные вещи никогда его не занимали, хотя смутное, представление о них он все же имел — из пары каких-то фильмов, из рассказа, прочитанного много лет назад.

— Ну, не совсем, — Стайн насупил брови. — Хотя… в определенном смысле можно сказать и так.

Джо Эдмондс негромко рассмеялся:

— Ну, Уолтер, ты явно не блещешь определенностью.

Его старший товарищ, сидевший на низком каменном парапете террасы, наклонился вперед, уперся локтями в колени и сцепил пальцы:

— Насколько нам известно, путешествие во времени невозможно.

— Но вы же сами только что сказали…

— Вы, в сущности, находились в состоянии анабиоза — или приостановленной жизнедеятельности, так будет, пожалуй, понятнее.

Вещи быстро становились на свои места. Узел еще не распутан, но уже видны свободные концы.

— Но вам нужно было вернуться назад во времени, в мои дни, чтобы… чтобы сделать то, что вы со мной сделали. Чтобы управлять моими действиями.

— Вернуться — но не нашим телам, мистер Когсуэлл. Материя не может путешествовать во времени. Разумеется, не считая ее нормального движения, в естественном ритме жизни. Однако разум способен путешествовать во времени. Ведь именно так работает наша память. Во сне разум даже заглядывает в будущее — правда, так беспорядочно, что проанализировать и обобщить полученную информацию практически невозможно.

Джо Эдмондс добавил:

— В данном случае нам необходимо было вернуться в прошлое, взять под свой контроль ваш разум и тело, чтобы заставить произвести действия, которые привели бы к вашему… э-э… к приостановке жизнедеятельности, как изволил выразиться академик.

Тон его почему-то вызвал у Когсуэлла раздражение. Какими бы благими намерениями ни руководствовалась эта парочка, ей придется ответить кое за что. И до чего они ухоженные, упитанные, безмятежно уверенные в себе. Уж эти-то урвали от жизни все. А в доме, небось, не меньше дюжины обслуги, готовой выполнить любое пожелание холеных самоуверенных господ. А сколько народу трудится, не разгибая спины, где-то на заводах или в офисах, чтобы эти двое купались в сказочной роскоши?

Паразиты!

— Так вы, значит, разработали способ возвращаться в прошлое, — бесстрастным голосом произнес Трейси, — чтобы передать моему загипнотизированому телу некую команду. И вам было наплевать, что, скрывшись из виду, я невольно прихватил с собой около двадцати тысяч долларов. Может, для вас это небольшие деньги, но они сложились из тысяч и тысяч малых пожертвований на общее дело. На попытку сделать мир чуть лучше.

Стайн растерянно хмурился и негромко пыхтел; зато на лице Эдмондса играла довольная усмешка.

Когсуэлл оскалился:

— Дайте мне поднабраться сил, Эдмондс, и я попытаюсь стереть эту самодовольную усмешку с вашей смазливой физиономии. А пока я хочу знать только одно: для чего вы это сделали?

Тут вошла эта девушка, Бетти, и остановилась, переводя взгляд с одного лица на другое.

— Господи, — недовольно воскликнула она, — вы, что, не видите, в каком состоянии мистер Когсуэлл? Я-то думала, вы не станете обсуждать наш проект, пока пациент окончательно не придет в себя.

Когсуэлл сверкнул на нее глазами:

— Я желаю знать, что они из себя представляют — эти ваши замечательные проекты. Меня просто-напросто выкрали. И вдобавок я оказался виновен в краже двадцати тысяч долларов.

Он чувствовал, что кровь приливает к его щекам.

— Вот видите? — возмущенно крикнула Бетти Стайну и Эдмондсу.

Те растерянно глядели на Трейси.

— Виноват. Ты права, — сказал девушке Эдмондс, круто развернулся и вышел.

Стайн опять засуетился, засопел. Он попытался пощупать пульс у Трейси, но тот выдернул руку:

— Я хочу знать, в чем дело, черт побери!

— Позже, позже, — попытался ублажить его Стайн.

— Послушайте, Трейси, — вмешалась девушка. — Вы среди друзей. Дайте нам возможность действовать по-своему, и скоро вы получите ответ на все ваши вопросы. — И добавила тоном заботливой няни: — Завтра я, пожалуй, возьму вас с собой в поездку к Гибралтару и вдоль Солнечного Берега.