Космический госпиталь (сборник) - Балаж Арпад. Страница 112

Спустя шесть часов, несмотря на отчаянное сопротивление, пациент был доставлен в палату 310-Б, небольшое помещение с операционной неподалеку от Главной операционной ДБЛФ. К этому времени Конвей уже не знал, чего он хочет больше: вылечить пациента или прикончить его на месте. Судя по высказываниям спасателей и Курседд, транспортировавшей пациента, они испытывали те же чувства. Конвей провел предварительный осмотр, насколько это было возможно под сетью и прозрачным мешком, и взял образцы крови и кожи. Образцы он отправил в Патологическую лабораторию, наклеив на них красные этикетки “Крайне срочно”. Курседд сама отнесла их в лабораторию, не доверив пневматической трубе, так как, когда дело касалось цвета этикетки, работники Паталогической лаборатории отличались удивительной слепотой. Наконец, Конвей приказал сделать рентгеновские снимки, оставил пациента под наблюдением Курседд и отправился к О’Маре. Когда он закончил рассказ, О’Мара заявил:

— Ну, самое трудное позади. Полагаю, что вам хочется довести это дело до конца?

— Н… н… не думаю, — ответил Конвей.

О’Мара нахмурился.

— Если вы отказываетесь от пациента, так и скажите. Не выношу уверток.

Конвей втянул воздух носом, а затем сказал, медленно и раздельно:

— Я хочу продолжать это дело. Сомнения, высказанные мною, относились к вашему ошибочному утверждению, что самое трудное позади. Самое трудное впереди. Я провел предварительный осмотр больного, и, как только будут готовы результаты анализов, я проведу более подробное исследование. Завтра при осмотре больного я хотел бы видеть, если возможно, докторов Маннона, Приликлу, Скемптона и вас.

Брови О’Мары поднялись.

— Странный набор талантов, — сказал он. — Не могли бы вы сказать, доктор, зачем мы все вам понадобились?

Конвей покачал головой.

— Мне пока не хотелось бы говорить об этом.

— Хорошо, мы придем, — сказал О’Мара, заставляя себя быть вежливым. — И я прошу прощения за то, что решил, будто вы смутились, когда вы мямлили так, что мне не удавалось разобрать более одного слова из каждых трех. Идите, доктор, и выспитесь, прежде чем я снова на вас наброшусь.

Только тут Конвей понял, как он устал. Он доплелся до своей комнаты, и походка его напоминала скорее стариковское шарканье, чем неспешную, уверенную поступь Старшего терапевта.

На следующее утро Конвей два часа провел около своего пациента, прежде чем созвал консилиум, о котором говорил вчера О’Маре. Ему удалось выяснить очень немногое, но он лишь убедился, что он ничего не сможет сделать без привлечения специалистов.

Первым пришел доктор Приликла. О’Мара и Скемптон, Главный инженер Госпиталя, прибыли вместе. Последним появился доктор Маннон, задержавшийся в операционной ДБЛФ. Он ворвался в палату, притормозил и затем медленно дважды обошел вокруг пациента.

— Похоже на баранку с маком, — сказал он.

Все поглядели на него.

— Это не мак, — сказал Конвей. — Совсем не так просто и безвредно. — Он подкатил к пациенту рентгеновскую установку. — Парни из Патологической лаборатории считают, что это злокачественное образование. А сам пациент, если присмотреться внимательней, не имеет ничего общего с баранкой. Он обладает обычными физиологическими чертами, характерными для классификации ДБЛФ, — цилиндрическим телом со слабо выраженным скелетом и сильной мускулатурой. Ложное впечатление создается оттого, что по известной лишь ему причине он старается проглотить собственный хвост.

Маннон внимательно вгляделся в экран рентгеновской установки, выпрямился и развел руками:

— Типичный заколдованный круг, — произнес он и добавил: — Поэтому вы пригласили О’Мару? Подозреваете, что у пациента шариков не хватает?

Конвей пропустил это мимо ушей и продолжал:

— Поражение наиболее активно в том месте, где смыкаются рот и хвост пациента. В сущности, эта область настолько поражена, что трудно разглядеть границу между ними. Очевидно, опухоли очень болезненны или по крайней мере вызывают неодолимый зуд. Вот почему он буквально вгрызается в собственный хвост. С другой стороны, настоящее положение тела может объясниться непроизвольным сокращением мышц, вызванных либо поражением, либо чем-то вроде эпилептической судороги…

— Вторая идея мне больше по душе, — вмешался Маннон. — Для того чтобы поражение успело перейти с хвоста на ротовую часть или наоборот, нужно, чтоб челюсти были сомкнуты долгое время.

Конвей продолжал:

— Хотя на погибшем корабле и существовала искусственная гравитация, я установил, что условия жизни пациента близки к нашим. Жаберные щели по обе стороны головы, не затянутые еще опухолью, служат для дыхания. Отверстия меньшего размера, частично прикрытые мышечными выростами, — уши. Пациент может слышать и дышать, но не может есть. Надеюсь, вы согласны, что сначала следует освободить рот?

Маннон и О’Мара согласно кивнули. Приликла развел четырьмя манипуляторами, что означало примерно то же самое, а Скемптон глазел в потолок, размышляя, наверно, какого черта его пригласили. К нему и обратился Конвей.

Пока он и Маннон будут согласовывать ход операции. Приликле и Главному инженеру придется взять на себя вопросы связи. В то время как Приликла будет изучать эмоциональную реакцию пациента, Скемптон с помощниками проведет ряд звуковых опытов. Как только станет известен слуховой барьер пациента, можно будет модифицировать транслятор и сам больной поможет врачам в установлении диагноза и лечении.

— Здесь и так много народа, — деловито сказал Скемптон. — Я один справлюсь. — Он подошел к интеркому, чтобы заказать необходимое оборудование. Конвей обернулся к О’Маре.

— Молчите, я хочу сам догадаться, — сказал Старший психолог, прежде чем Конвей раскрыл рот. — На мою долю достанется самая легкая работа — как только мы найдем способ общаться с пациентом, убедить его, что эти мясники — я имею в виду вас с доктором Манноном — не причинят ему вреда.

— Совершенно верно, — улыбнулся Конвей и поспешил переключить его внимание на пациента.

Конвею приходилось видеть злокачественные образования как на земных больных, так и на инопланетных, но с этим справиться будет нелегко.