Иди и смотри - де Куатьэ Анхель. Страница 3

Льюис Кэрролл рассказывает нам сон. Но на самом деле, все в этом сне — чистая правда. Приключение Алисы, которое поначалу казалось прекрасным и удивительным, постепенно превращается в ужасное и чудовищное. Алиса раз за разом оказывается заложницей обстоятельств. И все больше мечтает быть другой.

«Если бы…» — ее любимые слова. И это она завидует, но не кому-нибудь, а самой себе! «Вот, если бы я была… Вот если бы я умела… Вот, если бы я могла…» Она завидует Алисе, которой не существует в природе! Она завидует себе, которой нет! И так ведь со всякой завистью!

Вместо того чтобы, глядя на красивого, умного и талантливого, становиться красивыми, умными и талантливыми, мы зубоскалим. И бог с ним, с этим зубоскальством! Мы сами не становимся лучше, глядя на прекрасное. Вот беда! Мы упускаем свой шанс…

Но это нужно осознать. И Льюис Кэрролл создает для своей любимой Алисы такую страну, где завидовать, кроме как себе, просто некому. Здесь все несчастны — и короли, и валеты, и кролики, и герцогини. Не позавидуешь и Шивороту, не позавидуешь и Навывороту. Только себе.

И всякий раз в конце сказки Алиса переживает это осознание, перестает заискивать и внутренне освобождается. Она говорит «Нет!» карточным королям. Она говорит «Нет!» шахматным королевам. Она говорит «Нет!» иллюзии, чтобы стать собой.

То, что мы называ ем мечтой, часто на поверку оказывается завистью. Завистью к себе будущим к себе — другим, к себе — таким, каких нет, не существует в природе. И только убив в себе эту зависть, мы обретем себя и сделаем невозможное возможным.

Часть первая

Ранее утро. Солнце купается в океане. Нежно-зеленые воды бухты отражая его лучи, кажутся изумрудными. Далеко-далеко, где-то на линии горизонта, мелькает парус. Небольшой двухэтажный дом стоит прямо на берегу Тихого океана в местечке под названием Потуа. Это предместье Окленда. Окна просторной кухни-столовой выходят в миниатюрный садик. Он как игрушечный — оградка, калитка, несколько розовых кустов и забытое с вечера на поляне плетеное кресло-качалка.

Лора всем телом нависла над мойкой. Горячая проточная вода обжигает дрожащие руки. Больно. Но именно это Лоре сейчас нужно. Пусть вода будет горячее. Еще. Лора медленно поворачивает вентиль с красной отметкой. Хорошо. Боль до бесчувствия, до немоты. Руки стали пунцово-красными, словно подсвеченные изнутри.

Нет, она не будет плакать. Лора прикусит губу и не будет плакать. Нельзя. Ручейки слез предательски побежали по щекам… Нет, она сдержит рыдания, она сможет. Она не закричит. Кран с горячей водой вывернут до отказа. Все нормально. У нее получится. Она знает, что нужно. Нужно взять себя в руки. Все будет хорошо. Лора закрыла глаза.

Зачем она согласилась пойти на эту встречу?! Как нелепо! Зачем?! Но откуда ей было знать?.. Как глупо все вышло! И это ведь ерунда, совпадение. Не может быть. Какая разница, что сказал этот маори? Подумаешь… Это даже смешно. Как она могла умереть?! Что за глупость?! Нет, она жива. Вот — она тут, стоит у мойки. Она жива!

Умерла пять лет назад?.. Нет, она не умерла пять лет назад. Пять лет назад она вышла замуж. Она вышла за Брэда. Она его любит. Брэд ее любит. Она ни о чем не жалеет. Он хороший. Он умный. Немного желчный. Но это характер. Что поделаешь?.. Все хорошо. Мало ли, что сказал этот маори? Этот странный маори — Анитаху.

Лора переступила с ноги на ногу. С одной ватной ноги на другую ватную ногу. От произнесения этого имени, от одного воспоминания, от единственной мысли об этом маори ее ноги становились ватными. Ноющая, неизвестная ей прежде, тянущая, выгибающая боль, скользнув по пояснице, разлилась по спине приятной тяжестью.

— Доброе утро, Лора!

«Брэд!» — звенящим экспрессом пронеслось в голове Лоры.

На внутренней стороне своих век Лора увидела Брэда — белого, как пленки на парном мясе, рыхлого, с отвисшим животом, с бесцветными глазами, спускающегося вниз из спальной в широких трусах и старом, потертом халате.

— Да, дорогой! — Лора развернулась к нему всем корпусом.

Одним движением руки она смахнула слезы и оправила волосы. Взмах тонких ресниц сбросил крошечные соленые капли. Багровые руки спрятались за спиной. Лора чуть подалась вперед и замерла… Металлический кол вонзился ей в спину.

— Моешь посуду? — ни то спросил, ни то констатировал Брэд, спустившись по лестнице и осмотревшись.

— Да, дорогой, — ответила Лора и заслонила собой мойку.

Брэд подошел к Лоре, поцеловал в щеку и заглянул ей за спину.

— А мойка пустая, — тихо, с напряжением в голосе сказал Брэд.

— Пустая! — Лора изо всех сил пыталась казаться веселой. — Уже помыла, Брэд! Просто я ее уже помыла!

Брэд слегка отстранился и внимательно посмотрел на Лору.

— Ты плакала? — на помятых щеках Брэда мелькнули желваки.

— Нет, что ты, Брэд! — натужно рассмеялась Лора. — С чего ты взял?!

— Не плакала?

— Нет! Совсем нет! — Лора суетливо помотала головой из стороны в сторону. — Просто соринка в глаз попала. Я терла, терла…

Брэд ей не поверил, но ответом удовлетворился.

— Что на завтрак? Яичница с беконом?

— Да, яичница с беконом, — подтвердила Лора и, опомнившись, тут же добавила: — И тосты с кленовым сиропом. Как ты любишь.

— Хорошо. Накрывай на стол. — Брэд окинул внимательным взглядом кухню и потер полученный вчера синяк на правой скуле. — Пойду умоюсь.

Брэд развернулся и направился в ванную. Лора приготовилась облегченно выдохнуть.

— Да, кстати! — Брэд обернулся. — Что у тебя с руками? Опять аллергия?

— Да, Брэд, аллергия, — Лора смущенно улыбнулась и потерла кисти одну о другую тыльными сторонами.

— Дура эта твоя Долли, — говорил Брэд за завтраком, деловито пережевывая бекон и макая тосты в кленовый сироп. — Какого черта мы ее послушали?! Не надо было идти на этот «шабаш». Ужас! Она просто круглая идиотка. Поразительно! Такая близорукость! Это так всегда бывает — сначала человек, от нечего делать, приобщается к язычеству, а потом удивляется, что оказывается в Аду. Ну, а куда его еще девать?! В Аду — самое место! Только подумаю, как там зажарят этого маори… Как его имя? Анти… Ани… Анитаху, кажется. Да. Так вот, только подумаю, как его зажарят, прямо душа поет! Ааа-ллилуйя! Ааа-лли-луйя! Ааа-ллилуйя!

Брэд чинно пропел гимн и громогласно рассмеялся. Лора вздрогнула.

— Бог дал нам все, Лора, — продолжал Брэд. — Он дал нам небо и землю, Он дал нам кров и пищу. Он дал нам все. Все, что у нас есть! Лора, понимаешь — все! И единственное, о чем Он просил нас, единственное, — это верить! Все, взамен за небо и землю, за кров и пищу, за Божественную Благодать Его — это верить ! И мы верим, Лора! Мы верим, что Он искупил наши грехи своей мученической смертью на кресте, что Он дал нам жизнь и даст еще Царствие Небесное! Лора! Разве это не прекрасно?! Прекрасно! А что ждет язычников?! Они будут гореть в Аду!

Брэд любит рассуждать о жизни, о Боге, о порядке. Он всегда говорит длинными монологами. Как проповедник. Никаких ответов или комментариев не требуется. Лора привыкла. Сначала и не замечала, что Брэд говорит сам с собой. Слушала и со всем соглашалась. Потом как-то раз попробовала высказать свое мнение, возразить. Но Брэд строго посмотрел на нее и сменил тему. Больше Лора не спорила, смирилась. Просто кивала в такт его голосу, и все. А последнее время как-то даже и слушать перестала. Смотрела на мужа и думала о чем-то своем.

О чем она думала?.. Всякий раз о разном. Но, в сущности, всегда об одном и том же. Бог не дал им с Брэдом детей. Толком не понятно почему. Врачи что-то объясняли, но все пугано, нескладно. Одни одно говорят, другие — другое. Может быть, и можно было бы выяснить, пройти лечение. Но Брэда бездетность устраивала. А в таком деле без мужчины не обойтись. Его тоже нужно обследовать, лечить, если понадобится. Но Брэд один раз, по настоянию Лоры, сходил к врачу и больше не пошел. Что сказал ему врач, Лора не знала. Брэд говорил ей только то, что сам считал нужным сказать.