Вскрытые вены Латинской Америки - Галеано Эдуардо. Страница 16

В 1581 г. Филипп II заявил в Гвадалахаре, что в Америке уже уничтожена третья часть индейцев, а те, кто еще остался в живых, вынуждены платить налоги за умерших. Монарх сказал, кроме того, что индейцев покупают и продают. Что они спят под открытым небом. Что матери убивают своих детей, дабы избавить их от мучительной работы в рудниках[43]. Но лицемерие короны явно превосходило даже гигантские размеры империи. Корона получала, помимо всех прочих налогов, пятую часть драгоценных металлов, которые добывались ее подданными по всей территории испаноязычной Америки; то же самое происходило в XVIII в. на американских землях португальской короны — в Бразилии. Серебро и золото Америки, подобно кислоте, разъедали умирающий феодальный строй в Европе, а владельцы рудников, представители нарождающегося торгового капитала, превращали индейцев и чернокожих рабов в бесчисленный «внешний пролетариат» европейской экономики. В новой обстановке и в новом мире воскресало рабство, процветавшее в Древней Греции и в Римской империи; а к несчастьям индейцев из разгромленных империй Латинской Америки добавилась ужасная судьба американских негров, увезенных силой из своих деревень для работы в Бразилии или на Антилах. Колониальная экономика Латинской Америки характеризовалась невиданной ранее концентрацией рабочей силы, сделавшей возможной такую концентрацию капитала, которая дотоле никогда еще не имела места ни в одной цивилизации.

Эта сокрушительная волна алчности, ужаса, волевого напора, обрушившаяся на земли Латинской Америки, обернулась для них геноцидом туземного населения. Согласно современным, хорошо фундированным исследованиям, численность населения доколумбовой Мексики составляла цифру между 30 и 36,5 млн. Считается, что примерно такой же была и численность населения Андского региона; Центральная Америка и Антилы насчитывали 10—13 млн. жителей. Общее количество американских индейцев к моменту появления конкистадоров равнялось /69/ 60—90 млн. человек, а полтора столетия спустя оно сократилось до 3,5 млн.[44] Согласно сообщению маркиза де Баринас, между Лимой и Пайтой, где раньше обитало свыше 2 млн. индейцев, в 1685 г. осталось не более 4 тыс. индейских семей. Архиепископ Линьяп-и-Сиснерос отрицал факт истребления индейцев. «Они просто прячутся, — утверждал архиепископ, — чтобы не платить податей, злоупотребляя свободой, которой были лишены в эпоху инков» [45].

Из латиноамериканских жил бил неиссякаемый поток металлов, а из испанского двора струился также неиссякаемый поток предписаний и распоряжений: на бумаге туземцам оказывалось покровительство, признавалось их человеческое достоинство, ведь именно изнурительным трудом индейцев поддерживалось королевство. Индейцев как будто бы защищала видимость закона, но обескровливала более чем реальная эксплуатация. От рабства до энкомьенды, основанной на использовании кабального труда, а от нее — к энкомьенде, основанной на взимании податей, и далее к системе заработной платы — все эти виды правового состояния индейцев лишь поверхностно меняли их действительное положение. Корона считала столь необходимой бесчеловечную эксплуатацию труда аборигенов, что в 1601 г. Филипп III огласил регламент, запрещающий чрезмерно тяжелый труд на рудниках, и одновременно послал другие секретные инструкции, предписывающие прибегать к нему «в случаях, когда эта мера позволит предотвратить уменьшение производства» [46]. Королевский ревизор и губернатор Хуан де Солорсапо изучал между 1616 и 1619 гг. условия труда в ртутных рудниках в Уанкавелике. «Яд проникает прямо в мозг, ослабляя все члены, вызывая непрекращающееся дрожание, так что рабочие умирают, как правило, за четыре года работы», — сообщал он Совету пo делам Индий и монарху. Но в 1631 г. Филипп IV приказал придерживаться принятой системы эксплуатации, а его преемник Карл II некоторое время спустя повторил этот приказ. Ртутные рудники, о которых шла речь, принадлежали непосредственно короне — в отличие от серебряных рудников, находившихся в руках частных владельцев. /70/ За три столетия богатая гора Потоси поглотила, согласно Хосиа Кондеру, 8 млн. жизней. Индейцев вытаскивали из их домов и вместе с женами и детьми гнали к горе. Из каждых 10 уходивших к ее снежным вершинам 7 уже никогда не возвращались. Луис Капоче, хозяин рудников и индейцев, писал: «Все дороги были забиты, казалось, что тронулось в путь все королевство». А индейцы в поселениях видели, как возвращаются с Потоси: приходили женщины, оплакивающие погибших мужей, дети, потерявшие родителей, и всем было известно, что на руднике человека поджидает «тысяча смертей и тысяча несчастий». Испанцы хватали сотни тысяч индейцев во время облав, которые они устраивали в поисках рабочей силы. Многие индейцы умирали в пути, так и не дойдя до Потоси. Но больше всего людей погибали от ужасных условий работы на руднике. В 1550 г., сразу после открытия рудника, доминиканский монах фрай Доминго де Санто Томас доносил Совету по делам Индий, что Потоси была подлинным «адским зевом», который ежегодно заглатывал тысячи и тысячи индейцев, и что алчные владельцы рудников обращались с туземцами «как с бессловесным скотом». А фрай Родриго де Лоайса скажет впоследствии: «Этих бедных индейцев здесь — как сардин в море. И так как в море другие рыбы преследуют сардин и пожирают их, так и здесь преследуют этих жалких индейцев...» [47] Касики племен были обязаны заменять умерших митайос (индейцы, работавшие по принуждению за мизерную плату в течение определенного срока на хозяев рудников и имений. Про¬исходит от слова «мита», которым обозначался в доколумбов пери¬од древний обычай инков, согласно которому соблюдалась строгая очередность при выполнении членами общины различных бесплат¬ных работ в пользу правителя и служителей культа. — Прим. ред.) другими мужчинами в возрасте от 18 до 50 лет. Двор, где взятых на принудительные работы индейцев разбирали хозяева рудников, сахарных плантаций и заводов, представлял собой огромную, огороженную каменными стенами площадь, на которой теперь рабочие играют в футбол. А тюрьма, в которой содержались митайос, превратилась в бесформенную груду развалин — их и сегодня можно видеть при въезде в Потоси.

В своде законов Индий не было недостатка в декретах, устанавливавших равенство прав индейцев и испанцев на разработку рудников и запрещавших какое-либо ущемление прав туземцев. Официальной истории — этой мертвой науке, что в наше время фиксирует мертвые письмена минувших времен, — вроде бы не на что жаловаться. Но пока исписывались кипы бумаг, в которых дебатировалось законоположение о труде индейцев, /71/ и над потоками чернил расцветали таланты испанских законников, в Америке закон «почитался, но не выполнялся». На деле бедность индейца, говоря словами Луиса Капоче, «была монетой, на которую можно было приобрести все, что угодно, так же как на золото и серебро, и даже еще больше». Множество людей требовали, чтобы их судебным порядком признали метисами — только так они могли избежать насильственной отправки в рудники, продажи и перепродажи на рынке.

В конце XVIII в. Конколоркорво, в чьих жилах текла индейская кровь, предавая своих соплеменников, сказал: «Мы не отрицаем, что серебряные и ртутные рудники унесли изрядное количество индейских жизней, но это не следствие тяжелых условий труда, а следствие распутства, в котором погрязли индейцы». Весьма показательным в этом смысле является свидетельство Капоче, имевшего в своем услужении множество индейцев. Трескучий мороз на поверхности горы сменялся адской жарой в ее недрах. После того как индейцы спускались в глубины рудника, на поверхность их чаще всего извлекали уже мертвыми или с пробитыми головами и переломанными ногами, ежедневно они калечились и на дробильных установках. Митайос откалывали киркой куски руды, взваливали их на спину и при неверном свете свечи поднимались по ступенькам лестницы. Те, кто не опускался в забой, крутили длинные деревянные валы на дробильных установках или, после того как руду измельчили и промыли, выплавляли серебро.