Вскрытые вены Латинской Америки - Галеано Эдуардо. Страница 28

Движимая естественным нетерпением, революция вырубила многие тростниковые плантации, захотела в мгновение ока диверсифицировать сельскохозяйственное производство, но, хотя каждое социализированное хозяйство сразу занялось выращиванием чрезмерного количества культур, революция не допустила традиционной ошибки, она не раздробила латифундии на непродуктивные минифундии. Для индустриализации страны надо было значительно увеличить импорт, повысить продуктивность сельского хозяйства и удовлетворить потребности населения в продуктах питания, значительно выросшие после революционных преобразований в стране. Но как без сахарных сафр добывать валюту для импорта? Кроме того, развитие горнодобывающей промышленности, прежде всего никелевой, потребовало огромных капиталовложений, которые уже сейчас в нее делаются; лов рыбы увеличился в восемь раз, а это также требует больших затрат; долгосрочные планы производства цитрусовых уже осуществляются, но от посадки деревьев до сбора плодов должны пройти годы, требующие терпения. И вот тогда революция поняла, что она спутала нож с убийцей. Сахар, ранее бывший фактором слаборазвитости, отныне превращается в инструмент развития. Не было иного выхода, как использовать монокультуру, породившую зависимость Кубы от /114/ мировых рынков, именно для того, чтобы разорвать путы этой зависимости.

Дело в том, что доходы от сахара теперь направлены отнюдь не на упрочение системы эксплуатации[34]. Импорт машин и промышленного оборудования вырос с 1958 г. на 40%. Приносимая сахаром прибыль служит развитию тяжелой индустрии и тому, чтобы не было ни пустующих земель, ни безработных. Когда пала диктатура Батисты, на Кубе было 5 тыс. тракторов и 300 тыс. автомобилей. Сейчас — 50 тыс. тракторов, хотя значительная их часть простаивает из-за слабой организации труда, а из старого автомобильного парка, состоявшего в большинстве своем из дорогих моделей, остались отдельные экземпляры, пригодные разве что для лавки древностей. Цементная промышленность и энергетика развиваются удивительно быстро. Новые фабрики по производству удобрений дают сейчас продукции в пять раз больше, чем в 1958 г. Повсюду в стране создаются водохранилища, их емкость после 1958 г. увеличилась в семьдесят три раза[35], орошаемые площади расширяются не по дням, а по часам. Новые дороги, проложенные по всей Кубе, покончили с изоляцией многих областей, которые, казалось, были приговорены к вечному одиночеству. Чтобы качественно улучшить малоудойное стадо зебу, Куба ввезла быков голштинской породы и путем искусственного осеменения получила 800 тыс. коров смешанной породы.

Большого успеха кубинцы добились в механизации уборки и отгрузки сахарного тростника на основе техники, разработанной в основном на Кубе, хотя оборудование это еще требует совершенствования. Преодолевая сложности, в стране складывается новая профессиональная структура населения, призванная заменить старую, сломанную /115/ революцией. Рубщики тростника, «мачетерос», эти сахарные каторжники, ныне стали представителями вымирающей профессии на Кубе. Ведь и им революция дала возможность выбора других, менее тяжелых работ, а их сыновьям — возможность учиться в городах и получать стипендию. Правда, освобождение рубщиков тростника от «каторги» породило определенные трудности в экономике острова. В 1970 г. Куба вынуждена была утроить число работников для сафры, большинство которых составили добровольцы, солдаты, трудящиеся других секторов народного хозяйства, что притормозило некоторые работы в городе и деревне: сбор плодовых культур, фабричное производство. При этом следует иметь в виду, что в социалистическом обществе в отличие от общества капиталистического активность трудящихся обусловливается не боязнью безработицы и не жаждой наживы. Иные стимулы — солидарность, коллективная ответственность, осознание своих обязанностей и прав, выходящие за узкие рамки человеческого эгоизма, — должны стать движителями прогресса. Однако психология целого народа не меняется в мгновение ока. Когда революция взяла власть в свои руки, большинство кубинцев, как сказал Фидель Кастро, еще даже не прониклось антиимпериалистическим сознанием.

Мышление кубинцев радикализировалось по мере углубления их революции, по мере того, как Гавана отвечала вызовом на вызов, ударом на удар Вашингтона, и по мере того, как идеалы социальной справедливости претворялись в конкретные дела. Построено 170 больниц и множество поликлиник, медицинская помощь стала бесплатной; в три раза увеличилось число учащихся в школах и университетах, обучение тоже стало бесплатным; более 300 тыс. детей и молодых людей получают стипендии; появилось множество интернатов и детских садов. Значительная часть населения пользуется бесплатным жильем, и уже не надо платить за пользование водой, светом, телефоном, за посещение спортивных мероприятий. Расходы государства на социальное обеспечение возросли в пять раз за последние несколько лет. Но теперь, когда все имеют возможность учиться и носить нормальную обувь, потребности растут в геометрической прогрессии, а производство — только в арифметической. Рост объема и расширение структуры потребления, ибо теперь потребление — привилегия всех, а не немногих, также /116/ заставляют Кубу быстро увеличивать экспорт, и, таким образом, сахар продолжает оставаться главным источником доходов.

Революция не скрывает, что переживает трудное, суровое время становления. Кубинцы понимают, что построить социализм не так просто, революция — не увеселительная прогулка. Надо признать, что сейчас ощущается нехватка самых разных товаров: в 1970 г. недостает фруктов, холодильников, одежды. Но встречающиеся на улицах очереди не только результат недочетов экономики. Главная причина нехваток заключается в росте количества потребителей: ныне страна принадлежит всем. Следовательно, речь идет о принципиально иной нехватке, нежели та, от которой страдают остальные страны Латинской Америки.

С таких позиций следует рассматривать и расходы страны на оборону. Куба вынуждена даже спать с открытыми глазами, а экономически это тоже обходится довольно дорого. Кубинская революция, хотя ее никак не могут оставить в покое, беспрестанно беспокоят вооруженными нападениями и саботажем, тем не менее крепко стоит на ногах, ибо ее защищает народ, которому доверили оружие. Но экспроприированные экспроприаторы не унимаются. Бригада наемников, высадившаяся в апреле 1961 г. на Плая-Хироп, была сформирована не только из прежних солдат и полицейских Батисты; в ее состав входили владельцы более 370 тыс. гектаров земли, почти 10 тыс. домов, 70 фабрик, 10 сахарных заводов, 3 банков, 5 рудников и 12 кабаре. Диктатор Гватемалы Мигель Идигорас, как он сам позже признался, предоставил лагеря для военной подготовки этих наемников в обмен на данные ему североамериканцами обещания уплатить наличными денежками и повысить гватемальскую квоту на сахар в импортных закупках США.

В 1965 г. другая страна — поставщик сахара, Доминиканская Республика, подверглась вторжению 40 тыс. американских морских пехотинцев, вознамерившихся «бессрочно пребывать в этой стране, ввиду царящего там хаоса», как объявил их командир, генерал Брюс Палмер. Резкое падение цен на сахар стало одной из причин, вызвавших народные волнения в Доминиканской Республике; народ восстал против военной диктатуры, а североамериканские войска поспешили «навести там порядок». Четыре тысячи трупов оставили они, пытаясь сломить /117/ сопротивление патриотов на клочке земли между рекой Осама и берегом Карибского моря под городом Санто-Доминго[36]. ОАГ, у которой поистине ослиная память, ибо она не забывает, из чьих рук кормится, благословила и всемерно поддержала вторжение. Надо было в зародыше убить «новую Кубу».

Че Гевара говорил, что слаборазвитость — это карлик с огромной головой и вздутым животом, чьи слабые ноги и короткие руки дисгармонируют с туловищем. Гавана сверкала огнями, по ее роскошным проспектам шуршали шины «кадиллаков», в самом большом в мире кабаре извивались под музыку самые прекрасные кинодивы. В то же время на кубинских полях только 1 из 10 сельскохозяйственных рабочих пил молоко; около 4 человек из сотни ели мясо и, как свидетельствует Национальный совет по экономике, три пятых сельских рабочих получали заработную плату в три или четыре раза ниже прожиточного минимума.