Вскрытые вены Латинской Америки - Галеано Эдуардо. Страница 60

Хотя в наши дни Венесуэла поставляет на мировой рынок нефти в два раза меньше, чем в шестидесятых годах, она и теперь, в 1970 г., остается одним из главных ее экспортеров. В этой стране североамериканский капитал получает почти половину всех прибылей, выкачиваемых из Латинской Америки. Это одна из самых богатых и в то же время одна из самых бедных стран планеты, в которой к тому же с особой силой свирепствует насилие. У нее самый большой доход на душу населения в Латинской Америке, у нее наиболее разветвленная сеть ультрасовременных шоссейных дорог; ни в одной другой стране континента не потребляется столь большое количество шотландского виски на душу населения. Одни только разведанные запасы таящихся в ее недрах нефти, газа и железа могли бы уже сейчас в десять раз увеличить /237/ богатство, приходящееся на каждого венесуэльца, на ее девственных территориях спокойно могло бы разместиться население ФРГ и Англии, вместе взятых. За полстолетия из нефтяных скважин этой страны добыто баснословное количество нефти — доходы от нее в два раза больше того, что было потрачено по «плану Маршалла» на послевоенное восстановление Западной Европы. С того момента, как нефть мощной струей ударила из первой пробуренной скважины, население Венесуэлы увеличилось в три раза, а национальный валовой доход — в сто, однако большая часть жителей страны, ведущая ожесточенную борьбу за крохи, достающиеся ей с барского стола правящего меньшинства, питается немногим лучше, чем в ту эпоху, когда их родина жила в полной зависимости от вывоза какао и кофе[54]. За последние 30 лет столица Венесуэлы Каракас выросла в семь раз; в прошлом патриархальный город с прохладными патио, традиционной главной площадью («пласа майор») и величавым кафедральным собором теперь оброс небоскребами, словно еж иглами; число их росло по мере того, как вытекала нефть из скважин озера Маракайбо. Теперь этот город — кошмарное скопище домов, в которых люди могут жить лишь благодаря кондиционированному воздуху, город оглушающе шумный и утомительный, своего рода центр «культуры нефти», предпочитающий потребление творчеству, постоянно умножающий искусственные потребности, чтобы скрыть потребности реальные. Каракас обожает всяческую синтетику и консервированные продукты; его жители никогда не ходят пешком, а передвигаются только на автомобилях, своими выхлопными газами отравившими чистый воздух в долине, где расположен /238/ город; столица с трудом засыпает по ночам — ей трудно погасить в себе хоть на несколько часов жадное стремление добывать и покупать, потреблять и тратить, прихватить все, что только можно ухватить. А на склонах обступающих город холмов более полумиллиона жителей столицы, брошенных на произвол судьбы, смотрят из своих лачуг, которые сложены из всякого рода отбросов, на чужое богатство и расточительство. По проспектам «золотого города» как молнии проносятся тысячи и тысячи автомобилей последних моделей. В канун праздников в порт Ла-Гуайра приплывают суда, до отказа груженные французским шампанским, виски из Шотландии, целыми лесами рождественских елок, вырубленных в лесах Канады, а между тем половина всех детей и юношей Венесуэлы, согласно данным переписи 1970 г., ни разу не переступали порога школьного класса и вообще какого бы то ни было учебного заведения.

Венесуэла ежедневно производит 3,5 млн. баррелей нефти, приводящих в действие индустриальный механизм капиталистического мира. Однако всевозможные филиалы «Стандард ойл», «Шелл», «Галф» и «Тексако», действующие на венесуэльской земле, не эксплуатируют три пятых территории страны, отданных им в концессию, приберегая их в качестве резерва на будущее, а половина полученной за экспорт выручки не возвращается назад в Венесуэлу. Рекламные брошюры «Креоле петролеум компани» (филиала «Стандард ойл») превозносят филантропические устремления корпорации в Венесуэле примерно в тех же выражениях, как в середине XVIII в. провозглашались человеколюбивые добродетели «Королевской компании Гипускоа»; при этом доходы, выкачиваемые из этой необычайно тучной нефтяной коровы, если соотнести их с вложенным капиталом, можно сравнить лишь с теми, что получали работорговцы, продавая африканских невольников, или корсары, занимаясь откровенным грабежом. Ни одна другая страна мира не производила столько богатств на благо мирового капитализма за столь короткий отрезок времени; из Венесуэлы утекли такие богатства, которые, по расчетам Ранхеля, сравнимы лишь с вывезенными испанцами из Потоси или англичанами из всей Индии. Первый конгресс экономистов Венесуэлы отмечал, что реальные доходы нефтяных корпораций в стране в 1961 г. возросли на 38%, а в 1962 г. — на 48%, хотя боссы этих компаний официально заявляли о прибыли в 15 и 17% /239/ соответственно. Такая огромная разница получается благодаря магическим манипуляциям бухгалтеров, а также жульническим трюкам при переводе капиталов. Вообще надо отметить, что сложнейшая отчетность в нефтяном бизнесе построена таким образом, что, используя многочисленные и параллельные системы подсчета, совсем нетрудно скрывать истинные прибыли, достигаемые за счет разницы между искусственно заниженными ценами на сырую нефть, которые циркулируют от глубин скважин до бензоколонок по трубам одного и того же коммерческого механизма, и искусственно раздутыми ценами при ее продаже, на которые намеренно начисляются огромнейшие суммы на заработную плату, непомерно преувеличенные расходы на рекламу. В любом случае, как показывают далее официальные цифры, в Венесуэле за последнее десятилетие не было роста доходов от новых капиталовложений из-за границы, напротив, доходы эти из года в год сокращаются. Из Венесуэлы ежегодно вывозятся капиталы на сумму более 700 млн. долл., признанные «законными» доходами иностранных вкладчиков. Тем временем себестоимость добычи нефти резко снижается, так как корпорации постоянно занимают в ней все меньше работников. Только с 1959 по 1962 г. количество рабочих, запятых на нефтеприисках, уменьшилось на 10 тыс., сохранили тогда работу только 30 тыс. человек. А уже к концу 1970 г. в этой отрасли было занято только 23 тыс. рабочих и служащих, хотя производство за то же десятилетие существенно возросло.

Из-за усиливающейся безработицы нефтяные поля на озере Маракайбо попали в полосу острого кризиса. Само озеро внешне выглядит как сплошной лес нефтяных вышек. Без конца качающиеся коромысла, венчающие металлические каркасы остроконечных вышек, вот уже полвека порождают величие и нищету Венесуэлы. Рядом с вышками в огне факелов попутного газа сгорает богатство, не принося стране ни цента дохода. Нефтяные насосы можно встретить даже внутри домов, на перекрестках улиц, везде, где в свое время ударили фонтаны нефти. Но сначала они забили на берегах озера: там нефть окрашивает в густой черный цвет мостовые и одежду людей, еду и стетты, даже местные профессионалки в любви носят такие «нефтяные» прозвища, как Труба, Четыре Клапана, Коромысло, Буксир. Цены на одежду и еду здесь много выше, чем далее в Каракасе. Эти не так давно родившиеся /240/ поселки, с первой минуты обреченные на жалкую участь, судорожно радуются каждой минуте своего временного процветания, хорошо понимая, что будущего у них нет. Когда скважины истощаются, люди принимаются лихорадочно бороться за выживание, возможного отныне лишь благодаря чуду; тогда в поселках остаются скелеты домов, черная и маслянистая вода в реке, убившая рыбу и облизывающая безжизненные берега. Из-за массовых увольнений, вызванных быстрой механизацией, беда приходит в города, живущие благодаря тому, что рядом добывают «черное золото». «Здесь словно девятый вал прокатилась нефть, исковеркав наши судьбы», — говорил в 1966 г. один из обитателей Лагунильяс. В Кабимас, бывшем на протяжении полувека центром самого богатого нефтью района Венесуэлы, подарившем благосостояние Каракасу и другим городам капиталистического мира, нет даже канализации. В этом городе, который теперь приходит в запустение, заасфальтированы лишь две улицы.