В жерле вулкана - Холл Адам. Страница 2

Пронизывающий январский дождь полосовал окна. Где-то вдали мурлыкала система вентиляции. Голос у нее был таким же мягким, как и у президента.

– Я понимаю, что нам нелегко будет заменить вас в качестве руководителя лондонского отделения даже на короткое время. Но я надеюсь, что вы поможете мне.

Это была обычная процедура ласковой покупки. Рейнер услышал собственный голос, говорящий: «Я сделаю все, что смогу, сэр», и понял, что уже через несколько часов расстанется с этим холодным зимним дождем, а потом будет мечтать о нем, как заблудившийся в пустыне о стакане воды.

Теперь мир был синим, и солнце ослепительно сияло на металле крыльев. Он погасил сигарету, встал и прошел в носовую часть. Пилоты подняли на него глаза.

– Капитан Мэйхью, вам дали инструкции? – спросил он.

– Да, сэр. Повторить прибрежный маршрут подхода, сделанный Линдстромом два года назад. – Он посмотрел в полетный лист. – Еще две минуты. Не хотите сесть, мистер Рейнер?

Штурман развернул запасное поворотное кресло, и Рейнер уселся в него, не отрывая глаз от прозрачной полусферы блистера.

– Подходим, сэр.

Бортрадист вызвал башню Сан-Доминго и начал передавать их координаты:

– «Остров-5», у меня один-семь на два-один-ноль-ноль футов. «Остров-6» прошел примерно на два-четыре.

Рейнер сидел, напряженно выпрямившись, и слушал обмен сигналами между самолетом и башней Сан-Доминго, транслировавшийся через «Остров-6». Теперь они были на приводе прибрежной GLX-станции и получали пеленг на заход. Сан-Доминго передал:

– Проверьте GLX на QNH девять-девять-ноль. Прием.

Сразу же последовал ответ. Он был точно таким же, как и последняя передача Линдстрома, слово в слово:

– GLX на QNH девять-девять-ноль. Конец связи.

Пилот оглянулся на Рейнера. Тот кивнул, наклонясь на чуть подрагивавшем кресле, и вгляделся сквозь слой плексигласа. Синева была яркой и однородной. В семидесяти милях берег еще совсем не был виден; не появилось даже намека на полосу тумана, образующуюся там, где море встречается с землей. Но она вот-вот должна была появиться.

Тогда именно здесь все и произошло. Вне поля зрения земли. Груда могучих машин… пятнышко, одиноко проплывшее в синей пустыне. Оно исчезло и больше не появилось.

– Привет, Сан-Доминго… Проверили GLX на QNH девять-девять-ноль…

Это был тот сигнал, который капитан Линдстром так и не послал. Именно здесь прервался заход на посадку. Рейнер чувствовал, как его тело на откидном кресле становится все легче – самолет увеличил скорость снижения. Он находился на курсе, шел точно по графику, и все системы работали нормально.

Во время снижения он задал вопрос командиру:

– Вам когда-нибудь случалось видеть берег с того пункта, где вы проверяли GLX?

– Дважды, в прошлом году, при видимости миллион на миллион и необычном освещении после урагана и ливня. Мы даже разглядели гряду вулканов.

– А внизу? Как выглядело море?

– Только ослепительный свет. Это было примерно в полдень, оба раза.

Рейнер кивнул. Так и должно было быть. На экваторе лучи солнца, находящегося в зените, падают почти вертикально, и поверхность моря непрозрачна.

– Спасибо.

Синеву пересекла тонкая пепельная линия. Берег. Сначала чуть заметная, она постепенно темнела и вскоре разделилась на детали. Появился городок Пуэрто-Фуэго; красные, белые и зеленые пятна преображались в крыши, стены и бульвары.

Самолет тяжело снижался, по плоскостям и корпусу пробегали волны вибрации. Бортрадист вновь связался с башней Сан-Доминго, и действия командира стали четче.

– Повторите процедуру, пожалуйста.

Рейнер думал. «Глэмис кастл» мог погибнуть только от внутреннего взрыва. Никаких вариантов. Что-то уничтожило антенну или убило экипаж. Может быть, и то и другое вместе. После внезапного прекращения подачи топлива, начала пожара и даже после остановки двигателей оставалось вполне достаточно времени, чтобы передать по радио сигналы бедствия.

– Повторяю: никаких задержек не ожидается. Полоса девять. У земли полное безветрие. Видимость пять миль. Облако две восьмерки в трех тысячах футов. Дополнение: касание с превышением тридцать два фута. Сообщите вашу высоту, пожалуйста. Конец связи.

По мере того как давление в кабине повышалось, звук от радио и вибрации становился все слабее; мягкие иглы уперлись в барабанные перепонки.

Но рыбаки в лодках услышали бы взрыв и сообщили о нем.

Позади города, к востоку, расстилалось бледно-зеленое пространство тропического леса, рассеченное серо-стальной нитью реки Ксапури. Непосредственно к востоку от Пуэрто-Фуэго на фоне серо-коричневой и буро-зеленой растительности саванны выделялось грязно-белое пятно соленого озера. Над ландшафтом уже угадывалось знойное марево, оно становилось все заметнее.

– На луче WILS; удаление две тысячи.

Нет, взрыв исключается. Его услышали бы и сообщили. Никакая авария не происходит мгновенно. Времени вполне хватило бы для того, чтобы передать по крайней мере один сигнал. Исключается. Внезапное и полное разрушение повлекло бы за собой взрыв топлива в воздухе, на поверхности моря или земли. Исключается. А прежде всего исключается история бортпроводника – того, который видел Линдстрома. В баре. Насколько Марш был пьян?

– Начинайте стандартный разворот один-пять-ноль-ноль футов.

Фланги за солевым пятном и саванной замыкали вулканы – нерушимый строй из семнадцати кратеров, в который врезались долины. С вершины Катачунги стекала длинная лента темного дыма; она разворачивалась по склонам, через каньоны и плато на север, туда, где вулканическая лава некогда запрудила реку и образовала водопад.

– Добро к конечному этапу захода на посадку. Доложите показания альтиметра.

– На альтиметре один-два-ноль-ноль футов.

Знойное марево волнами текло над соленым озером, пересохшей проселочной дорогой и первыми зданиями столицы; от стекла и металла в небо устремлялись бесчисленные солнечные зайчики.

Мягкие иглы все сильней давили на барабанные перепонки. Вибрация ослабела. Под блистером промелькнула отмель, усеянная машинами и людьми, которые удлиняли взлетно-посадочную полосу, линии знаков и антенны радаров.

– Посадка разрешена. У земли полное безветрие.

Жара уже просачивалась в кабину.

– Роджер. Связь кончаю.

Когда колеса коснулись посадочной полосы и самолет содрогнулся, Рейнер понял, что ему не следовало прилетать сюда. Марш наверняка был пьян, а Линдстром – мертв.

Спустившись до середины трапа, он пошатнулся от ударившей по всему телу жары. Это был Сан-Доминго, куда местные богачи приезжали в поисках прохлады. Вой реактивных двигателей замирал, и сквозь боль в ушах стали прорываться голоса.

От ослепительного света удалось укрыться в здании аэропорта. Зеленое стекло делало его похожим на аквариум. На огромном портрете под главными часами теперь было изображено другое лицо: это был президент Хосе-Мария Икаса. Эль президенте. Неплохое лицо; не столь вялое, как обычно бывает у безнадежно испорченных детей, на которых так часто походят многие диктаторы. А у этого в глазах был даже какой-то намек на мягкость, хотя, вероятнее, это была просто игра освещения. Ведь эль президенте с изменниками из тайной полиции, четырьмя сотнями громил, вооруженных штыками и гранатами, разгромил Дом Правительства и приказал немедленно казнить президента Майя и пятнадцать членов его политического штаба. Расстрельные команды продолжали вовсю трудиться еще в течение нескольких месяцев после успешного coup d'tat. [1]

Рейнер зарегистрировался в офисе T.O.A. и обнаружил, что до вылета самолета местной линии в Пуэрто-Фуэго остается еще два часа. Чтобы время не пропадало даром, он отправился в столицу просмотреть архивы «Эль Диаро», ежедневной газеты Сан-Доминго. Оттуда он вышел с несколькими дюжинами фотографий людей, которые, как сообщалось, пропали во время рейса 696.