Кто следующий? Девятая директива - Гарфилд Брайан. Страница 29
— Интересно. Мне казалось, он сказал, что у них нет второго «Хью».
Один из посланных Кордом парней, что-то крича, бежал со всех ног по лестнице, ведущей на площадку; МакНили не мог разобрать слов. Парень преодолел половину расстояния по площадке, остановился с красным лицом, ловя ртом воздух. И они услышали:
— …тенант Андерсон там, сзади — я думаю, он мертв, сэр.
Эти слова как громом поразили МакНили. Агенты секретной службы побежали туда, но МакНили схватил Корда за руку:
— Не беспокойся о нем. Свяжись по своему проклятому радио и дай мне поговорить с флотом. Немедленно!
13:43, континентальное европейское время.
Фэрли испытывал подобное и раньше, но каждый раз это ощущение пугало его: небесный купол простирался над ним, опускаясь до уровня ног, и казалось, что внизу нет ничего, кроме воздуха.
Из-за дребезжащего шума двигателя разговаривать, было трудно, и они почти рее время молчали. Черный лейтенант уверенно держал руки на пульте управления: один обтянутый перчаткой кулак сжимал округлую рукоятку, а другой — маленький рычаг слева; обе ступни мягко опирались на педали. Воздух был едким от паров бензина и мятного запаха жевательной резинки.
Фэрли рассматривал зубчатые изломы склонов Пиренеев внизу. Где-то под ними, по правому борту, находилась Памплона, напомнившая ему бой быков; он однажды был там, во время Фиесты де Сан Фермин летом шестьдесят четвертого года. Это был первый и последний бой быков, на котором он присутствовал: он почувствовал тогда сильное отвращение к ним. Его раздражение вызвал не вид крови, а предопределенная формальность убийства. Испанский бой быков и испанский стиль танца в этом были похожи друг на друга: оба эти занятия унижали человека, они превратились в механическую последовательность движений — бой быков и фламенко не изменились за сотни лет, они стали статическими ритуалами, в них исчезла искра творчества. Это беспокоило его, потому что в этом лежал ключ к непостижимому испанскому характеру. Он не был уверен в своей способности убедить в чем-либо Перец-Бласко, но надеялся, что тот не окажется страстным поклонником боя быков или любителем фламенко. Невозможно понять народ, который удовлетворен, формами искусства, застывшими со времен Веласкеса и Эль Греко.
Вертолет, покачиваясь в мягком танце, оставлял позади горные перевалы и долины. Странное свободное чувство движения в трехмерном пространстве, какое бывает только во сне, охватило его; он спрашивал себя, дают ли наркотики подобное ощущение. Его слегка пугала зрительная ненадежность всего, что их окружало, но это добавляло остроту наслаждению; он поймал озадаченный взгляд Рифкинда и понял, что гримасничал, как школьник.
Звук двигателя изменился, сиденье под ним накренилось. Он вцепился в рукоятку. Черный лейтенант громко и зло выругался:
— Дьявольщина.
Рифкинд, вытянувшись вперед, приблизил свое противоестественно белое лицо к плечу лейтенанта.
— Что-что?
— Раз на раз пришелся, — прорычал лейтенант.
— Что это значит?
— Мужики, у нас проблемы.
Фэрли еще сильнее сжал подлокотники кресла.
— Теряем топливо… Насос барахлит. — Затянутые в перчатки руки лейтенанта Лежали на рычагах управления. Он крутил головой, перемещая взгляд от одной точки к другой.
— Мужики, я думаю, у нас дыра где-то в бензопроводе.
В Фэрли вспыхнул непосредственный ребяческий гнев.
— Что, черт побери, случилось с техническим обеспечением Военно-морского флота?
Черный лейтенант настойчиво рычал в свой радиомикрофон. Глаза Рифкинда перебегали с одного предмета на другой, второй агент растирал суставы пальцев, у Фэрли заболела ладонь, которой он стиснул стальной поручень. Лейтенант отбросил микрофон вниз и ударил по рычагам управления; вертолет затарахтел по-новому, слегка накренившись; пилот бормотал себе под нос:
— О мужики, мужики.
Рифкинд издал короткий странный звук — звук паники, и лейтенант выстрелил в него взглядом:
— Все сохраняют спокойствие. Мы не в безвыходной ситуации, отнеситесь к этому Спокойно. Я должен найти место, чтобы посадить машину. Ищите где-нибудь низину. Господин избранный президент, я приношу глубокие извинения, я очень извиняюсь.
— Замедлите ход. — Фэрли услышал свой притворно спокойный голос.
Рифкинд благодарно посмотрел на него, он даже выдавил улыбку. Фэрли обнаружил, что он успокаивает Рифкинда, похлопывая его по плечу.
Второй агент указал из-за плеча лейтенанта:
— Вон то место выглядит достаточно ровным.
Лейтенант бросил взгляд в том направлении.
— Не знаю. Эти снежные наносы ненадежны. Иногда под ними нет ничего, кроме воздуха. Погодите, смотрите туда — это похоже на дома, видите?
В ущельях тонкими кольцами висела дымка, и было трудно рассмотреть детали; Рифкинд прокричал высоким напряженным голосом:
— Это напоминает ферму, правда?
— Ферма с прекрасным ровным двором, — сказал лейтенант. — Э, мы здесь легко сядем. — Он откинулся назад с явным облегчением. Челюсти возобновили прерванное жевательное движение. — Теперь, джентльмены, если не имеете ничего против, туго затяните ваши привязные ремни и откиньтесь на сиденьях глубоко назад, слышите? Мы сядем как муха на пузырь в супе, обещаю вам. Все сохраняют спокойствие… — Лейтенант говорил не переставая, как наездник, успокаивающий встревоженную лошадь: через некоторое время слова начали повторяться и потеряли смысл, но Фэрли обнаружил, что ровное звучание голоса лейтенанта производит хороший гипнотический эффект, и подумал, что он неплохой парень.
Под ними, в плоской белой выемке гор, медленно вырастали три или четыре невзрачных маленьких домика. Теперь двигатель вертолета шумно отплевывался, но черный лейтенант не проявлял беспокойства. Его руки уверенно держали рычаги управления. В тот момент, когда лейтенант поднял нос вертолета, Фэрли почувствовал, что сиденье под ним накренилось, но падение замедлилось настолько, что Фэрли совсем потерял ощущение движения.
Ферма имела пустынный и заброшенный вид: провалы окон с выбитыми стеклами, отсутствие домашнего скота; казалось, здания вот-вот разрушатся. Но по мере медленного приближения Фэрли начал понимать, что он ошибался. Из трубы дома тонкими колечками поднимался дым, а лужайка была измята следами маленьких шин и человеческих ног.
Парная колея уходила тонкой спиральной дорогой вниз, в каньон.
Лейтенант так осторожно посадил вертолет, что Фэрли почти не почувствовал толчка. Он услышал прерывистый вздох и понял, что это был Рифкинд. Второй агент рассматривал здания, сжимая в руке пистолет, и Фэрли мягко сказал:
— Спрячьте это, пожалуйста.
Лейтенант говорил в микрофон, считывая по своей карте их координаты:
— Фокс ноль-девять, около середины северо-западного квадрата. Это маленькая старая ферма, здания можно увидеть с любой стороны, вы легко нас найдете. Повторяю, координата F-09, центр северо-западного квадрата. Над…
Рифкинд скреб ладонью по лицу, второй агент со злостью произнес:
— Пора бы им выйти и взглянуть, кто мы такие.
— Может, они думают, что мы таможенники. — Лейтенант обаятельно улыбался.
— Это не так уж смешно, — пробормотал Рифкинд. — Страна басков, здесь многие занимаются контрабандой. В ту и в другую сторону через французскую границу. В этих горах полно испанских националистов, которые в тридцатые дрались на стороне Франко и до сих пор не сложили оружие.
Лопасти винта, наконец, остановились — вап-вап-вап. Лейтенант сказал:
— Похоже, в этом доме никого нет. Но я пойду взгляну. Все остаются на местах.
Лейтенант толкнул дверь и спрыгнул вниз. Рифкинд и второй агент напряженно следили за зданием фермы, а Фэрли наклонился вперед в поисках более интересного пейзажа.
Лейтенант стоял на снегу за открытой дверью. Он снял перчатки и разглядывал ферму, не торопясь подходить к ней, закурил сигарету, медленно повернулся кругом, пристально изучая двор. Фэрли не мог полностью проследить его взгляд, у вертолета не было заднего обзора.