Собрание ранней прозы - Джойс Джеймс. Страница 89

Конечно, в такой вечер у них хватало причин, чтобы переживать. Потом, ведь десять уже давно прошло, а от Габриэла с женой все еще ни слуху ни духу. И вдобавок они ужасно боялись, что Фредди Малинз придет набравшись. Они ни за что на свете не хотели, чтоб кто-нибудь из учеников Мэри-Джейн увидел бы его под парами; в таком состоянии, случалось, с ним совершенно не было сладу. Фредди Малинз всегда приходил поздно, но они гадали, что же могло задержать Габриэла: вот оттого-то они и выходили каждые две минуты к лестнице спросить Лили, не появились ли Габриэл или Фредди.

– Ох, мистер Конрой, – сказала Лили, открывая дверь Габриэлу, – мисс Кейт и мисс Джулия уж думали, вы вообще не придете. Добрый вечер, миссис Конрой.

– Ручаюсь, они так и думали, – сказал Габриэл, – только они забывают, что моя супруга, которая перед вами, тратит на свое одевание три смертных часа.

Он стоял на коврике, обивая снег со своих галош, а Лили подвела его жену к лестнице наверх и позвала:

– Мисс Кейт, миссис Конрой пришла.

Кейт и Джулия появились сразу и, спотыкаясь на темной лестнице, сошли вниз. Они обе расцеловались с женой Габриэла и сказали ей, что она пропащая душа, и спросили, а где же Габриэл.

– Я вот он, точный как дилижанс, тетя Кейт! Поднимайтесь, я иду следом, – откликнулся Габриэл из темноты.

Он продолжал рьяно отирать и обивать обувь, а три женщины поднялись, смеясь, наверх в дамскую гардеробную. Легкая кромка снега как пелерина окаймляла плечи его пальто и словно чехлом одевала носки галош, и когда пуговицы пальто, поскрипывая, просунулись сквозь задубевшие от мороза петли, изо всех складок пахнуло студеным, пряным воздухом улицы.

– Там что, снег опять, мистер Коунрой? – спросила Лили.

Идя впереди, она провела его в каморку и помогла снять пальто. Улыбнувшись трехсложному произношению своей фамилии, Габриэл посмотрел на нее. Худенькая девушка, еще подросток, с бледным личиком и соломенными волосами. Свет газового рожка делал ее еще бледней. Габриэл помнил ее совсем малышкой, она сидела обычно на нижней ступеньке лестницы, баюкая тряпичную куклу.

– Да, Лили, – отвечал он, – и я думаю, он зарядил на всю ночь.

Он глянул на потолок, который вздрагивал от топота и шарканья ног наверху, на миг прислушался к звукам фортепьяно и вновь посмотрел на девушку, что старательно сворачивала и укладывала его пальто на полку.

– Скажи-ка, Лили, – спросил он дружеским тоном, – ты еще ходишь в школу?

– Ну что вы, сэр, – отвечала она, – со школы-то я уж боле чем год.

– А раз так, – сказал весело Габриэл, – то мы, глядишь, вскорости пожалуем на твою свадьбу, правда?

Девушка бросила на него взгляд через плечо и ответила с тяжкой горечью:

– Нынешние мужчины, так они только наплетут, да от тебя бы попользоваться.

Габриэл покраснел, словно поняв свою ошибку, и, больше не глядя на нее, сбросил галоши и с помощью шарфа принялся энергично наводить лоск на башмаки.

Он был плотным и довольно высоким молодым человеком. Румянец щек, продолжаясь вверх, создавал там и сям на лбу бесформенные пятна розового; на лице, лишенном растительности, беспокойно поблескивали линзы и золоченая оправа очков, скрывавших мягкий и беспокойный взгляд. Черные блестящие волосы, разделенные посредине пробором, по плавной кривой спускались ото лба за уши, и там их кончики слегка загибались подле следа, оставленного на коже шляпой.

Наведя блеск на башмаки, он выпрямился и одернул поплотнее жилет на своем полном туловище. Потом быстро вынул из кармана монету.

– Послушай, Лили, – сказал он, сунув монету ей в руки, – сейчас ведь Рождество, верно? Ну вот… это тебе небольшой…

Он быстро направился к дверям.

– Нет-нет, сэр! – воскликнула она, пускаясь следом за ним, – Я не могу взять, правда, сэр.

– Рождество! Рождество! – повторил Габриэл, переходя почти на бег и делая протестующий взмах рукой.

Видя, что он уже достиг лестницы, девушка крикнула ему вслед:

– Ладно, тогда спасибо, сэр.

Он ждал, пока не кончится вальс, стоя за дверями гостиной и слушая, как шаркают ноги и шелестят юбки, задевая за дверь. Немного он еще был под воздействием ее неожиданной реакции, такой горькой. Это портило настроение, и он попытался отвлечься, поправляя запонки и узел галстука. Потом вынул листок из жилетного кармана и просмотрел список пунктов, заготовленных к предстоящей речи. Он не решил еще насчет строчек из Роберта Браунинга, были опасения, что для слушателей это чересчур. Лучше бы такую цитату, которую все узнают, из Шекспира или же из «Мелодий». Грубоватый стук мужских каблуков, шарканье подошв напоминали ему, что культурный уровень там, у них, не тот же, что у него. Он только выставит себя на смех, если начнет цитировать им стихи, которых им не понять. Они подумают, он кичится своим образованием. И его постигнет с ними фиаско, так же как с девушкой в каморке. Он взял неверный тон. Вся речь, с начала и до конца, была ошибкой, чистым фиаско.

В этот самый момент из дамской гардеробной вышли две его тетушки и его жена. Обе тетушки были уже очень в летах, небольшого роста, в строгих нарядах. Тетя Джулия была на дюйм или два повыше. У нее были седые волосы, начесанные низко на уши, и какого-то похожего белесоватого цвета, с более темными тенями по нему, было ее крупное вялое лицо. Хотя она была плотно сложена и держалась прямо, ее замедленный взгляд и слегка приоткрытый рот придавали ей вид женщины, которая плохо представляет, где она и куда направляется. Тетя Кейт выглядела живее. Лицо у нее имело более здоровый цвет и было все в складочках и морщинках, словно печеное яблоко, а волосы, заплетенные на тот же старомодный манер, не потеряли своего теплого орехового тона.

Они обе от души расцеловались с Габриэлом. Он был любимый племянник, сын Элин, их покойной старшей сестры, что вышла замуж за Т. Дж. Конроя из Портового управления.

– Грета мне говорит, вы не хотите сегодня ехать назад в Монкстаун, – сказала тетя Кейт.

– Нет-нет, – произнес Габриэл, оборачиваясь к жене, – с нас хватит прошлого года, ты согласна? Вы помните, тетя Кейт, как она простудилась тогда? Окошки у кеба дребезжали всю дорогу, и как проехали Меррион, к нам тут же начало задувать с востока. Чудное приключеньице. Грета схватила ужасающую простуду.

Тетя Кейт сурово нахмурилась и согласно кивала при каждом слове.

– Ты абсолютно прав, Габриэл, – сказала она. – Лучше быть осторожней.

– Но если спросите Грету, – добавил Габриэл, – она бы пошла домой по снегу пешком, если б ее пустили.

Миссис Конрой засмеялась.

– Не слушайте его, тетя Кейт, – сказала она. – Он вечно выдумывает проблемы, то надо зеленый абажур Тому для глаз по вечерам, то мальчик должен поднимать гири, а Еве следует непременно есть болтушку. Бедный ребенок! Она уже видеть ее не может!.. А что он сейчас мне велит носить, это вы никогда не угадаете!

Она засмеялась еще сильней и посмотрела на мужа, чей взгляд с нескрываемым восхищением и удовольствием переходил от ее наряда к волосам и лицу. Две тетушки тоже от души рассмеялись; неуемная заботливость Габриэла давно была у них притчей во языцех.

– Галоши! – объявила миссис Конрой. – Вот последняя новость. Едва на улице сыро, я должна надевать галоши. Он даже сегодня хотел, чтобы я их надела, но я отказалась. Теперь он мне наверно купит водолазный костюм.

Габриэл засмеялся слегка нервически и погладил успокоительно свой галстук, меж тем как тетушка Кейт почти согнулась от смеха, шутка ей понравилась от души. У тетушки Джулии улыбка быстро сошла с лица, и глаза ее, в которых не было веселья, смотрели прямо в лицо племянника. После небольшого молчанья она спросила:

– А что такое галоши, Габриэл?

– Галоши! – воскликнула ее сестра. – Господи, ты не знаешь, что такое галоши? Их надевают поверх… поверх обуви, верно, Грета?

– Конечно, – ответила миссис Конрой. – Такие резиновые штуки. Мы оба сейчас имеем по паре. Габриэл говорит, на континенте все носят их.