Улисс (часть 3) - Джойс Джеймс. Страница 27

Он зажал руки между колен и отсутствующим, довольным взглядом обвел их лица.

Мистер Пауэр спросил:

– Что слышно с вашим турне, Блум?

– О, все отлично, – отвечал мистер Блум. – Мнения самые одобрительные. Вы понимаете, такая удачная идея…

– А вы сами поедете?

– Нет, знаете ли, – сказал мистер Блум. – Мне надо съездить в графство Клэр по одному частному делу. Идея в том, чтобы охватить главные города. Если в одном прогоришь, в других можно наверстать.

– Очень правильно, – одобрил Мартин Каннингем. – Сейчас там Мэри Андерсон {300}.

– А партнеры у вас хорошие?

– Ее импресарио Луис Вернер, – сказал мистер Блум. – О да, у нас все из самых видных. Дж. К. Дойл и Джон Маккормак {301} я надеюсь и. Лучшие, одним словом.

– И Мадам, – добавил с улыбкой мистер Пауэр. – Хоть упомянем последней, все равно первая.

Мистер Блум развел руками в жесте мягкой учтивости и снова сжал руки. Смит О’Брайен. Кто-то положил букет у подножия. Женщина. Наверно, годовщина смерти. Желаем еще многих счастливых. Объезжая статую Фаррелла {302}, карета бесшумно сдвинула их несопротивляющиеся колени.

Ркии: старик в темных лохмотьях протягивал с обочины свой товар, разевая рот: ркии.

– Шну-ркии, четыре на пенни.

Интересно, за что ему запретили практику. Имел свою контору на Хьюм-стрит. В том же доме, где Твиди, однофамилец Молли, королевский адвокат графства Уотерфорд. Цилиндр с тех пор сохранился. Остатки былой роскоши. Тоже в трауре. Но так скатиться, бедняга! Каждый пинает, как собаку. Последние деньки О’Каллахана {303}.

И Мадам. Двадцать минут двенадцатого. Встала. Миссис Флеминг принялась за уборку. Причесывается, напевает: voglio е non vorrei. Нет: vorrei е non [75]. Рассматривает кончики волос, не секутся ли. Mi trema un poco il [76]. Очень красиво у нее это tre: рыдающий звук. Тревожный. Трепетный. В самом слове «трепет» уже это слышится.

Глаза его скользнули по приветливому лицу мистера Пауэра. Виски седеют. Мадам: и улыбается. Я тоже улыбнулся. Улыбка доходит в любую даль. А может, просто из вежливости. Приятный человек. Интересно, это правду рассказывают насчет его содержанки? Для жены ничего приятного. Но кто-то меня уверял, будто между ними ничего плотского. Можно себе представить, тогда у них живо бы все завяло. Да, это Крофтон {304} его как-то встретил вечером, он нес ей фунт вырезки. Где же она служила? Барменша в «Джури». Или из «Мойры»?

Они проехали под фигурой Освободителя в обширном плаще.

Мартин Каннингем легонько коснулся мистера Пауэра.

– Из колена Рувимова, {305} – сказал он.

Высокий чернобородый мужчина с палкой грузно проковылял за угол слоновника Элвери {306}, показав им за спиной скрюченную горстью ладонь.

– Во всей своей девственной красе, – сказал мистер Пауэр.

Мистер Дедал, поглядев вслед ковыляющей фигуре, пожелал кротко:

– Чтоб тебе сатана пропорол печенки!

Мистер Пауэр, зашедшись неудержимым смехом, заслонил лицо от окна, когда карета проезжала статую Грэя.

– Мы все это испытали, – заметил неопределенно Мартин Каннингем.

Глаза его встретились с глазами мистера Блума. Погладив свою бороду, он добавил:

– Ну, скажем, почти все из нас.

Мистер Блум заговорил с внезапною живостью, вглядываясь в лица спутников.

– Это просто отличная история, что ходит насчет Рувима Дж. и его сына.

– Про лодочника? – спросил мистер Пауэр.

– Да-да. Отличная ведь история?

– А что там? – спросил мистер Дедал. – Я не слышал.

– Там возникла какая-то девица, – начал мистер Блум, – и он решил услать его от греха подальше на остров Мэн, но когда они оба…

– Что-что? – переспросил мистер Дедал. – Это этот окаянный уродец?

– Ну да, – сказал мистер Блум. – Они оба уже шли на пароход, и тот вдруг в воду…

– Варавва в воду! {307} – воскликнул мистер Дедал. – Экая жалость, не утонул!

Мистер Пауэр снова зашелся смехом, выпуская воздух через заслоненные ноздри.

– Да нет, – принялся объяснять мистер Блум, – это сын…

Мартин Каннингем бесцеремонно вмешался в его речь.

– Рувим Дж. с сыном шли по набережной реки к пароходу на остров Мэн, и тут вдруг юный балбес вырвался и через парапет прямо в Лиффи.

– Боже правый! – воскликнул мистер Дедал в испуге. – И утонул?

– Утонул! – усмехнулся Мартин Каннингем. – Он утонет! Лодочник его выудил багром за штаны и причалил с ним прямиком к папаше, с полумертвым от страху. Полгорода там столпилось.

– Да, – сказал мистер Блум, – но самое-то смешное…

– И Рувим Дж., – продолжал Мартин Каннингем, – пожаловал лодочнику флорин за спасение жизни сына.

Приглушенный вздох вырвался из-под ладони мистера Пауэра.

– Да-да, пожаловал, – подчеркнул Мартин Каннингем. – Героически. Серебряный флорин.

– Отличная ведь история? – повторил с живостью мистер Блум.

– Переплатил шиллинг и восемь пенсов, – бесстрастно заметил мистер Дедал.

Тихий сдавленный смех мистера Пауэра раздался в карете.

Колонна Нельсона.

– Сливы, восемь на пенни! Восемь на пенни!

– Давайте-ка мы примем более серьезный вид, – сказал Мартин Каннингем.

Мистер Дедал вздохнул:

– Бедняга Падди не стал бы ворчать на нас, что мы посмеялись. В свое время сам порассказывал хороших историй.

– Да простит мне Бог! – проговорил мистер Пауэр, вытирая влажные глаза пальцами. – Бедный Падди! Не думал я неделю назад, когда его встретил последний раз и был он, как всегда, здоровехонек, что буду ехать за ним вот так. Ушел от нас.

– Из всех, кто только носил шляпу на голове, самый достойный крепышок, – выразился мистер Дедал. – Ушел в одночасье.

– Удар, – молвил Мартин Каннингем. – Сердце.

Печально он похлопал себя по груди.

Лицо как распаренное: багровое. Злоупотреблял горячительным. Средство от красноты носа. Пей до чертиков, покуда не станет трупно-серым. Порядком он денег потратил, чтоб перекрасить.

Мистер Пауэр смотрел на проплывающие дома со скорбным сочувствием.

– Бедняга, так внезапно скончался.

– Наилучшая смерть, – сказал мистер Блум.

Они поглядели на него широко открытыми глазами.

– Никаких страданий, – сказал он. – Момент, и кончено. Как умереть во сне.

Все промолчали.

Мертвая сторона улицы. Днем всякий унылый бизнес, земельные конторы, гостиница для непьющих, железнодорожный справочник Фолконера, училище гражданской службы, Гилл, католический клуб, общество слепых. Почему? Какая-то есть причина. Солнце или ветер. И вечером то же. Горняшки да подмастерья. Под покровительством покойного отца Мэтью {308}. Камень для памятника Парнеллу. Удар. Сердце.

Белые лошади с белыми султанами галопом вынеслись из-за угла Ротонды. Мелькнул маленький гробик. Спешит в могилу. Погребальная карета. Неженатый. Женатому вороных. Старому холостяку пегих. А монашке мышастых.

– Грустно, – сказал Мартин Каннингем. – Какой-то ребенок.

Личико карлика, лиловое, сморщенное, как было у малютки Руди. Тельце карлика, мягкое, как замазка, в сосновом гробике с белой обивкой внутри. Похороны оплачены товариществом. Пенни в неделю за клочок на кладбище. Наш. Бедный. Крошка. Младенец. Несмышленыш. Ошибка природы. Если здоров, это от матери. Если нет, от отца. В следующий раз больше повезет.

– Бедный малютка, – сказал мистер Дедал. – Отмаялся.