Диверсия [= Федеральное дело] - Ильин Андрей. Страница 33

Глава 35

Наверное, Шекспир был великий драматург, но Шекспиру было проще. Он писал о прошлом, интерпретируя его так, как было угодно его авторскому мировоззрению. И не нес за это никакой ответственности. Максимум, чем он рисковал, — это неприходом зрителя в театр или закрытием того театра.

Задача Аналитика была много сложнее. Он тоже писал пьесу, но он отвечал за каждый предложенный им драматургический ход. Он не мог ошибаться и не мог переписать набело сценарий после первого неудачного спектакля. Потому что премьера могла быть только одна.

Шекспир был велик, но он не шел ни в какое сравнение с Аналитиком. Он имел дело со сценой, десятком комедиантов и несколькими сотнями зрителей.

Аналитик разыгрывал свое действо в масштабах целого мира. Подмостками ему служили континенты, актерами и статистами — миллионы людей, зрителями — все прочее население земного шара.

На премьеру Шекспира зритель мог просто не явиться и никогда не узнать о содержании разыгранной пьесы. От действа, предложенного Аналитиком, зритель отказаться не мог. И чтобы наблюдать его, ему никуда не надо было идти. Эта пьеса сама приходила к зрителю — в каждый дом, в каждую семью. Даже если этот дом был на запоре. Данная пьеса обеспечивала гарантированный и стопроцентный аншлаг.

Такой трагический размах Шекспиру был не под силу. Такой размах был бы не под силу даже Аналитику. Если бы он не имел в своем распоряжении неограниченный штат соавторов.

— Мне необходима помощь.

— Финансовая?

— Нет. Мне необходимы специалисты. Политологи. Экономисты. Психологи. Военные эксперты. Но только самые лучшие специалисты. Лучшие из лучших.

— Для чего это надо? — спросил Президент.

— Для деталировки сценария.

— Хорошо. Вы получите специалистов.

— Но только обязательно лучших.

— Об этом можете не беспокоиться.

К каждому из названных специалистов пришел заказчик, который попросил провести прогнозное исследование по интересующей его проблеме. Каждый из специалистов получил три варианта сценария, из которых лишь один требовал реального ответа. Два других были пустышкой. Отвлекающей мишурой.

Соавторам Аналитика не дано было узнать в целом содержание пьесы, в которую они вписывали свои отдельные страницы. Они знали только то, что им надлежало знать. Только то, что касалось их профиля.

Но все они, отвечая на поставленный перед ними узкоспециальный вопрос, суммарно отвечали на единственный и главный — что необходимо предпринять, чтобы в возможно более короткие сроки, с минимальными затратами, но максимальным эффектом дестабилизировать страну, располагающую всем необходимым для благополучного своего существования?

Аналитик свел все разрозненно предложенные приемы воедино, вписал их в варианты сценария и вышел на Президента.

— Для достижения наибольшего политического эффекта необходимо в первую очередь дестабилизировать экономику. В странах, где народ сыт, одет, обут и имеет крышу над головой, политическое переустройство невозможно. Даже если это не самая изысканная еда, не самая теплая одежда и не самая удобная обувь и жилье. Для революционных преобразований необходим голод. Голод — лучший побудитель недовольства. Недовольство — предпосылка любого, в любую угодную сторону общественного переустройства.

— Это общие слова. Нам требуются рецепты. Что необходимо для того, чтобы экономика перестала существовать?

— Революция и гражданская война.

— Это исключается. Нам нужна страна, вставшая на колени, а не уложенная в гроб.

Аналитик отложил один из вариантов сценария.

— В таком случае следует дискредитировать и разрушить существующие механизмы хозяйственного управления. До того, как будут придуманы и заработают новые.

— Как это возможно сделать? Сделать так, чтобы противник не заподозрил злой умысел и не принял соответствующих контрмер?

— Например, предложить более прогрессивные методы управления экономикой. Но без адаптации к конкретным условиям конкретной страны.

— Но не случится ли так, что с их помощью они действительно оздоровят экономику? Не сыграем ли мы против себя?

— Нет. Мы предложим готовое блюдо, но не предложим рецепт его приготовления. Даже самые передовые технологические линии, когда их впихивают в не приспособленные для того помещения, перестают работать. И разрушают помещения. Это именно тот случай, когда прогрессивное новое являет свою противоположность.

— Почему вы думаете, что они согласятся на это?

— Потому что им будут предложены действительно передовые методы, оспорить которые невозможно. И еще потому, что их руководители услышат их в изложении неслучайных, хорошо подготовленных «экспертов».

— Которые будут нашими людьми?

— Нет. Которые в большинстве своем будут людьми, действительно верящими в то, что говорят. И именно поэтому они будут убедительны. Именно поэтому к ним прислушаются. Наша задача — всего лишь найти, прикормить и доставить их в нужное место в нужное время. И изолировать любых несогласных с ними оппонентов. Громко и везде звучать должна только одна теория. Тогда к ней привыкнут. Как к популярному шлягеру.

— Другими словами, вы предлагаете выписать больному реально полезное ему лекарство, но не указать дозировку и правила его приема и тем не вылечить, но убить его.

— И еще в придачу двух зайцев. С одной стороны, достичь желаемого, с другой — избежать негативного общественного резонанса. Как наверняка случилось бы, задействуй мы силовые методы. Следователи называют это — чистым убийством. Человек мертв, а доказательств злого умысла нет.

— Разумно. Что для этого требуется?

— Запуск механизма рыночной экономики. И как главное его условие — перераспределение собственности. В стране, где нет класса людей, конкурирующих по богатству с государством, и нет класса середнячков, подпирающих их, не может быть рынка. В уравнительной системе стимулов для товарного развития нет. Такой постулат предложили экономические эксперты.

— Он верен?

— Он верен для стран с устоявшимися правовыми и демократическими традициями. И абсолютно противопоказан тоталитарным системам в период их разрушения. Средние классы не будут стремиться лучше работать, чтобы перебраться на ступеньку выше. Они будут пытаться перераспределять блага противозаконными методами. Быстрый дележ всегда подразумевает драку. Они разрушат экономику. Они раздерут ее на лакомые для каждого, но убыточные для всех куски.

— Что еще?

— Мы должны завалить их дешевыми товарами. Настолько дешевыми, чтобы было невыгодно и невозможно выпускать свои.

— Это потребует компенсаций изготовителям продукции.

— Которые окупятся уже через два-три года. Когда у них не останется своих производителей, время дешевизны пройдет. Мы станем монополистами. Мы сможем поднять цены и тем компенсировать все убытки.

— Еще.

— Кредиты. Мы должны давать им кредиты. Но только под закуп наших товаров. Таким образом мы будем получать больше, чем давать. Мы предложим взаймы доллар, тут же вернем назад полтора, продав на него произведенный в нашей стране товар, и будем ждать выплаты причитающихся нам процентов. Чем больше они будут принимать помощь, тем богаче будем становиться мы и тем более нищими они. Требуя выплат процентов, мы, через подчиненных нам кредиторов, будем давать новые кредиты, с помощью которых они будут иметь возможность расплачиваться за горящие старые. Но новые кредиты будут иметь новые, более высокие процентные ставки. Из этой нарастающей как ком прогрессии долгов они не смогут выпутаться никогда. Отсюда появляется реальная возможность влиять на политические решения востребованием или отсрочкой долгов.

— Еще?

— Еще?

— Еще…

И еще пятьдесят семь пунктов.