Диверсия [= Федеральное дело] - Ильин Андрей. Страница 67
Скажу больше: похищение компьютеров было глупостью. Мы не обнаружили на ваших дисках ничего для себя нового. Ничего сверх того, чего мы бы уже не знали. Это была напрасная трата времени и напрасная кровь
— Вы хотите сказать, что информация с «винтов» была похищена еще до того, как были уворованы сами компьютеры?
— Да, именно это я и хочу сказать.
— Можно узнать, каким образом?
— Можно. Посредством сканирования через компьютерные сети.
Здесь я ему не поверил. Здесь он, конечно, лгал. Не могли они знать всего того, что знали мы. Не могли они взломать пароли Козловского-Баранникова, даже если вышли на наш адрес. Для этого бы им потребовалась масса времени и масса усилий. Пароли — не консервные банки, за секунды не вскрываются.
— Я не верю вам. Вы блефуете. Информацию вы получили после воровства и после убийства. Вернее, в результате воровства и убийства. Вы грязно играете. И потому иногда выигрываете.
— Верить или не верить — ваше личное дело. Я говорю то, что знаю. Если вас не устраивает не льстящая вам правда, можете верить в успокоительную ложь. Можете верить в мою грязную игру, в игру случая или во что-то еще. Я не буду перед вами оправдываться. Вы не того масштаба противник, чтобы я был озабочен обелением своего, в ваших глазах, имиджа.
Вы узнали то, что желали узнать, и можете распоряжаться этой информацией, как вам заблагорассудится. У вас еще вопросы есть?
— Есть! Один и последний. Если вы утверждаете, что сканировали информацию через компьютерные сети, вы должны знать пароли, защищавшие память наших компьютеров. Так? — Так.
— Вы их знаете?
— Вам это так важно?
— Важно.
Мне действительно было это важно. Мне необходимо было убедиться, что вынутые из наших машин диски расшифрованы и прочитаны. Если они хоть что-то, хоть самую малую часть из заключенной в них информации не смогли прочитать, у меня оставался шанс на торговлю. На торговлю за часы и дни своей жизни.
— Так знаете вы их или нет?
— Знаем.
— И можете назвать? Хотя бы один.
— Назвать? Вот так, с ходу, вряд ли. Тем более, как вы понимаете, я этим вопросом лично не занимался. Но я могу пригласить человека, который способен исчерпывающе ответить на интересующий вас вопрос.
— Который сможет сообщить мне пароли?
— Который сможет сообщить вам все пароли, которые вы захотите узнать. В ответ я надеюсь услышать возможно более честные и возможно более полные ответы на вопросы, которые, в свою очередь, задам вам я. Такие условия сделки вас устраивают?
— В рамках того, что может повредить только мне?
— В рамках, которые вы посчитаете допустимыми для себя.
— Такие условия меня устраивают. Я согласен. Хозяин кабинета нажал на кнопку селектора и что-то сказал в микрофон.
— Придется подождать несколько дополнительных минут. Пока нужного вам человека разыщут.
Дополнительные минуты меня устраивали. Ведь это были дополнительные минуты моей жизни.
Так мы и замерли: Хозяин — расслабленно развалясь в кресле, я — стоя перед ним, командир охранников — возле стены с уставленным мне в глаза пистолетом. Так мы и ждали. Пока дверь не открылась.
— Вот человек, который ответит на все интересующие вас технические вопросы, — представил вошедшего Хозяин. — Если, конечно, вы не раздумаете их задать.
Я обернулся.
И раздумал задавать вопросы, касающиеся паролей, оберегающих память наших компьютеров. Я вообще раздумал задавать какие-либо вопросы.
В дверях стоял Козловский-Баранников.
Часть V
Глава 61
Хозяин не всегда был Хозяином. Когда-то и служкой. Вроде мальчика на побегушках при больших людях. Он и бегал так, что подошвы новых ботинок за месяц до сквозных дыр истирались. И до сих пор бы бегал, кабы вовремя не понял, что карьеры не ногами делаются. И даже не языком, который в нужное время должен оказаться вблизи нужного начальственного места. А расчетом. Правильно поставленной на игровое поле фишкой.
Хозяин, не бывший тогда еще Хозяином, поставил правильно. Поставил на перестройку.
В свой очередной отпуск он поехал не на отдых в Сочи, не в закрытый дом отдыха, не на дармовщинку за границу руководителем группы, а в Москву. К старинному, которого он всячески прикармливал местной деликатесной продукцией, приятелю. Вхожему если не в самые высокие кремлевские кабинеты, то в их предбанники точно. И в бани. В смысле сауны.
— Дела, я тебе доложу, — дрянь, — жаловался размякший от многочисленных «за встречу», «за дружбу» и «за успех» тостов приятель. — Старики в кресла задницами вцепились — с обивкой не отодрать. А позиции у них сам знаешь какие. Во какие позиции! Они еще при генералиссимусе в эти кабинеты вселились. И запросто так позиции сдавать не желают.
Но и молодежь подрастает. Ох и молодежь, я тебе доложу! Им палец в рот положи — они руку до плеча откусят! Вместе с башкой. Вот такие ребята! Правда, пока тихо сидят. Выжидают. Время-то на них работает.
Такое положеньице! Не знаешь, под кого первого ложиться. Под старых ляжешь — молодые потом, когда их время придет, все припомнят. Под молодых — старые обидятся и по шапке дадут. Только не завтра, а сейчас. Сила-то пока на их стороне. Ей-богу, впору групповухой заняться, чтобы и тем и другим услужить. Одновременно.
— А может, вообще ни под кого не ложиться? Может, выждать? До момента, пока позиции определятся?
— Нет. В большой политике самому по себе невозможно. Минуты невозможно! Сожрут и те и другие. Как волка, который от стаи отбился. Только под кем-нибудь. И чтобы во все дыры. И чтобы с энтузиазмом и чувством «глубокого удовлетворения». А потом, отсидевшись, самому на кого-нибудь взгромоздиться. И их туда же.
В передовицах газет это называется преемственностью поколений. А в жизни политическим б…вом. Так всегда было. И везде. Вначале тебя, потом, если повезет, ты.
— И кто же все-таки верх возьмет?
— Черт его знает. Пока совершенно непонятно. Как в футболе, где заранее о результатах матча не договорились. Но в целом я тебе так скажу: против биологии не попрешь! Старики — они дряхлеют и умирают, а молодежь соки набирает. Молодежь — она перспективней. Если ей, конечно, до того голову не свернут.
— А могут свернуть?
— Могут. Если они ее раньше времени высунут.
Последующие несколько дней Хозяин, не бывший еще Хозяином, вместо того чтобы греться на топчане под южным солнцем, мылил спинки и попки большому начальству, рассказывал анекдоты, подносил полные и уносил пустые стопки. Короче, прислуживал.
И слушал.
И смотрел.
И запоминал.
А в конце понял, что событий не избежать. Что события не за горами. Верхи уже почти ничего не. могли, кроме как вспоминать о былом, пить лекарства и жаловаться на одолевающие их старческие болезни, а низы могли и хотели. Очень хотели. Хотели неограниченной на шестой части земной суши власти. В общем, отпуск прошел удачно.
— Держи меня в курсе, — попросил отгулявший свое время отпускник приятеля. — А за мной, сам знаешь, не заржавеет.
— Будь спокоен. Если в верхах что-нибудь случится, то первым об этом узнаю я. А вторым — ты.
Ожидаемое «что-то» случилось через полгода. Без освещения в центральной прессе. Тихо. В наглухо закрытых кремлевских кабинетах.
Заранее предупрежденный приятелем о сквозняках перемен, потянувших в высоких коридорах, все еще бывший мелкой сошкой Хозяин взошел на трибуну и заклеймил в самых крепких выражениях свое прошлое, а заодно и прошлое своих непосредственных начальников. Первым в своем регионе и задолго до того, как публичные покаяния приобрели массовый характер. Случился большой скандал. Неблагодарному, осмелившемуся плюнуть против господствующей розы ветров молодому работнику «дали по шапке». Не желая согласиться со столь резкой оценкой своего выступления, потерпевший отправился в Москву искать правды и защиты. Искать именно у тех, кто очень нуждался в подобных «сигналах с мест». Он оказался очень к месту, пострадавший за критику молодой функционер. Как один из аргументов в большом, завязавшемся в верхних эшелонах власти споре.