Обет молчания [= Маска резидента] - Ильин Андрей. Страница 40
— Все.
— Будь. А где пленных разместишь? — уже уходя, на всякий случай спросил я.
— Не твоя забота, — огрызнулся дед, но вдруг размягчел: — Лес большой, стволов на всех хватит.
Я представил, как будут высиживать, обвив ногами березки, бандиты, и расхохотался. После таких сидений им скамья подсудимых будуаром представится, а прокурор в сравнении с дедом — отцом родным.
— Я пошел.
— Ступай. Только в лесу не заблудись, — буркнул дед. Ну что поделаешь, вредный старикашка, не может, чтобы за ним последнее слово не осталось.
— А за подарок все же спасибо, — поблагодарил я.
— За какой?
— За тот, который жизнь! — ответил я, забросил на плечо карабин и пошел от берега. Мой путь был в город. Мне еще надо было повидаться с Резидентом. Люб он мне стал. Вот не скажу чем, а люб. Жаль, без взаимности! Ну да ничего, я ухажер терпеливый.
Время торопило меня. Я должен был успеть добраться до города раньше, чем бандиты обнаружат остов сгоревшего судна и пропажу всей его команды. От одной-двух случайно вернувшихся на базу групп боевиков старик с помощью поставленных под ружье новых рекрутов отобьется, а вот от целенаправленной карательной экспедиции, призванной замести следы преступления, вряд ли.
Но еще мне следовало спешить, чтобы застать Резидента врасплох, до того, как он узнает о случившемся и, поняв, что его противник жив, примет упреждающие меры. Сейчас, когда я утратил главный козырь, когда моя внешность перестала быть терра инкогнита, единственной возможностью прорваться к объекту была внезапность. Внезапность диктовала всю тактику операции. Позволить себе недельную прогулку по тайге я не мог. Скорость стоила риска. Зная из рассказов старика примерное местоположение ближайших поселков, я направился к второстепенной грунтовке, связывавшей лесхоз с другой, более оживленной магистралью.
Выбрав на дороге разбитый, в глубоких ямах участок, я засел в ближних кустах. Две машины пришлось пропустить. Третья — бортовой, приспособленный для перевозки горюч — ки «урал» — подходила мне как нельзя лучше. Я дождался, когда он притормозит перед препятствием, и легко заскочил в кузов. Опасаясь возможной проверки, я забился между огромным, в треть борта, баком и пустыми двухсотлитровыми бочками, закрывшись сверху вонючей, пропитанной соляркой ветошью. Едва ли бандиты станут марать руки о такой невозможно противный мазут. Через три часа я был на трассе. Еще через два — на окраине города.
Вспомнив курсантскую молодость, я в первую очередь направился в сберкассу за «своими» снятыми посетителями со счетов и неосторожно положенными в наружные карманы деньгами. Во вторую — в магазин, где обзавелся подходящей мне для дела одеждой. В третью — в баню, где смыл с себя солярный запах. Четвертый пункт обязательной программы — обзаведение надежными документами — я пока отложил. Я очень спешил. Каждая секунда стучала гвоздем, вбиваемым в гроб, против меня. Если планируемая операция сорвется, документы мне будут все одно ни к чему. Между походами в сберкассу, магазин и баню я успел сделать три анонимных звонка в милицию, безопасность и исполком по поводу счастливо спасшихся во время авиакатастрофы пассажиров. Я очень надеялся, что поднятый по этому поводу шум и организованная спасоперация отобьют охоту у бандитов строить планы мести.
К Резиденту, опять-таки из соображений экономии времени, я решил подбираться без обычной в таких ситуациях подготовки. Нахрапом. В лоб. Это был тот случай, когда хождение вокруг да около не в пользу. Или пан, или, уже окончательно и бесповоротно, пропал! Я знал, где он живет, знал, что рано или поздно он там объявится — значит, там и ладить засаду. Лучше всего было обосноваться у соседей напротив по лестничной площадке. Они были натуральные, без второго дна. Это я установил во время еще тех, положивших начало всем последующим приключениям, наблюдений. Два старичка пенсионера, изредка посещаемые детьми. Жалко было их тревожить своим бесцеремонным визитом. Но дело превыше эмоций.
На операцию я шел снова через общественный туалет, где уже в который раз за последний месяц изменил внешность. Жизнь, как у популярного артиста, который из гримуборной не выходит. Действительно, в буквальном смысле «грим в уборной».
На этот раз я работал с особой тщательностью, так как был уверен, что наружная слежка за подъездом ведется. Не полный же ротозей мой противник! Пока он собственными глазами моего тела не увидит, страховка будет действовать. Я бы на его месте не только посмотрел, но еще и пощупал, и пальцем поковырял, чтобы на «куклу» не нарваться. Так что сидит где-нибудь в укромном месте шпик-соглядатай. Непременно сидит! Дай бог, чтобы один. А когда до Резидента докатится эхо происшедших событий, их дюжина будет. И еще полета на ближних перекрестках. Сейчас Резидент себя бережет, а тогда меня ловить будет. А это далеко не равные по значимости цели.
В последнем случае он не поскупится, так что надо успевать.
Из гримтуалета выходил не я, выходил неблагодарный сын собственных, живущих по соседству с Резидентом родителей, лет тридцати молодой человек в типичной для него одежде, с типичной для него походкой и манерой держаться.
Хорошо нам память в учебке натренировали. Больше месяца назад и всего два раза я его видел, казалось, за ненадобностью забыл напрочь, ан нет, приспичило — все до последней мелочи вспомнил. Даже неродную, отличающуюся цветом и формой пуговицу на куртке! Даже перстень на безымянном пальце. Конечно, полного портретного совпадения при столь ограниченных технических возможностях я добиться не мог. Но общего сходства — вполне. В сутолоке по характерному внешнему облику, по индивидуальному почерку движений и жестов. Ступил именно так, а не иначе, повернул голову, кашлянув, прикрыл рот по-особенному рукой, и мы понимаем, что это наш знакомый. Используя эти внешние атрибуты, характеризующие личность, я и стану перестраивать свой облик под требуемый образец. А для страховки (ведь не все же мелочи поведения другого человека я могу вспомнить) к подъезду я подойду не один. Подгадаю еще одного-двух визитеров и, глядишь, в толпе проскочу. Внимание, рассеянное на два-три объекта, настолько же теряет свою остроту.
По крайней мере двух шпиков я выделил из толпы, продвигаясь к объекту. Они мазнули по мне взглядом, «узнали» (значит, не разучился я еще рисовать) и стали шарить глазами дальше. Конечно, если бы они наблюдали пристально, то заметили бы ошибку, но сзади напирала требующая особого внимания группа незнакомцев. Под ее прикрытием я и проскочил.
Позвонив в «родительскую» дверь, я отступил назад и, чтобы прикрыть лицо (мать — не шпики, она сына тридцать лет изучала), стал озабоченно тереть лоб. Мне поверили — дверь отворилась, и я мгновенно протиснулся внутрь. Женщина, конечно, никакого сопротивления не оказала, только ойкнула и тихо опустилась на стул, когда я продемонстрировал специально приобретенный для этой цели топорик. Женщина была достаточно интеллигентна, чтобы вспомнить красочные криминальные описания Достоевского. Ну, не отключать же ее в самом деле ударом кулака в грудь. Неловко как-то. Десять раз извинившись, я привязал хозяйку к стулу и вместе с ним перенес в дальнюю глухую комнату, предварительно заклеив рот широкой полосой лейкопластыря. Те же манипуляции я провел с ее до последнего мгновения мирно спавшим мужем.
— Сидите тихо, — очень вежливо попросил я, — не нервничайте. Ни ваших жизней, ни ваших вещей я не возьму. Я просто поищу кое-какие ценности, спрятанные здесь первыми жильцами. Уж так получилось. Как найду, тихо исчезну. Договорились?
Хозяева согласно закивали головами. Я бы тоже на их месте согласился.
Для пущей верности я зашторил окна, включил громче приемник и перешел в коридор. Это был мой новый НП. Два часа я неотрывно наблюдал в «глазок» лестничную площадку. Резидентская дверь внешне ничем не отличалась от прочих, но сутью приближалась, могу поспорить, к дверце среднего банковского сейфа. Ни отмычкой, ни домкратом такую не возьмешь. А если и откроешь, специальный электронный сторож зафиксирует проникновение помещение чужого. Нет, в лоб на такое препятствие лезть не резон. Дождемся провожатого.