Поединок со смертью - де Куатьэ Анхель. Страница 15

— Но как с этим жить… потом ? — прошептал Данила. — С этим нельзя жить…

— А что такого особенного в измене? — Павел сделал вид, что он вообще не понимает, о чем говорит Данила. — Вот у тебя была девушка, ты ей не изменял? Или, может быть, даже не хотел? И только не надо мне врать! И про мораль мне тоже ничего неинтересно. Мораль — самая большая ложь, ложь в кубе.

— Ты что, вправду не понимаешь? — Данила прищурил один глаз, словно в одну секунду потерял зрение.

— А что я должен понимать? — Павел отвел глаза и нервно заерзал на диване. — Что?!

— Ты ей не просто изменил, ты ей душу… — Данила не смог договорить, выражение отчаяния промелькнуло в его глазах.

— Кто как любит, тот так и получает, — зло ухмыльнулся Павел и, как-то странно вытянув шею, продолжил рассказ.

Вечеринка постепенно становилась все более и более расслабленной. Музыка стала громче. Кто-то начал танцевать. Олеся, уже довольно нетрезвая, сидела на диванчике с Людой и финансовым директором. Они что-то оживленно обсуждали.

Я остался один. И вдруг моего плеча кто-то, тихонько коснулся. Кира.

— А давай уйдем отсюда, — хрипло прошептала она мне в самое ухо. Голос был пьяный. — По-английски. Все решат, что мы пошли курить на балкон, а когда хватятся — нас уже нет.

Она мелко захихикала и добавила:

— Представляешь, какие у них будут рожи? Мне вдруг тоже стало смешно. Я молча встал и вышел следом за Кирой в коридор. Быстро, словно воры, мы похватали свою обувь, выскочили за дверь и понеслись вниз по лестнице, не дожидаясь лифта и едва сдерживая идиотский смех.

Пробежав пару этажей вниз, вызвали лифт. Когда он приехал, ввалились внутрь, тяжело дыша и бесконечно радуясь собственной проделке. Кира оказалась близко-близко ко мне, потом вдруг схватила за шею и, притянув к себе, жадно впилась в мои губы. Это был самый злой и агрессивный поцелуй в моей жизни.

— Предлагаю зажечь по-настоящему, — хрипло сказала она.

Потом отстранилась от меня и натянула черные кроссовки, которые дико контрастировали с ее платьем. Туфли она бросила в свою огромную заплечную сумку.

Мы выскочили из подъезда. Кира схватила меня за руку и потащила вдоль стены, показывая наверх:

— Еще заметят. А нам ведь это не нужно, правда?

Оказавшись на улице, она побежала к дороге и замахала рукой, тормозя машину.

— Слава богу, — выкрикивала она, — еще не все в этом городе превратились в зализанных фитнес-зомби. Есть места, где можно оторваться! Ты читал Чака Паланика? Я его обожаю! Он сказал, что самосовершенствование — это мастурбация. Саморазрушение — вот где настоящий кайф!

Следующие два дня прошли в угарном бреду. Я очнулся ранним утром в постели дома у Киры. Проснулся от ее диких раздраженных воплей.

— Черт! Я опаздываю! Как же я опаздываю! — орала она, носясь туда-сюда по комнате и хватая разбросанные на полу вещи. Заметив, что я проснулся, она бросила мне джинсы. — Поднимайся! Уже десять часов! У меня через полчаса эфир! У тебя есть деньги? Деньги есть?!

Я полез в карман джинсов, вытащил кошелек. Там было совершенно пусто. Даже мелочь отсутствовала. Потряс кошельком в воздухе, показал его Кире и упал обратно на подушку.

Она издала очередной вопль с нецензурной бранью и умчалась на кухню. Похоже, звонила кому-то.

Я с трудом перевернулся набок и приподнялся на локте, оглядываясь вокруг. Это была малогабаритная однокомнатная квартирка. Настолько грязная, что, казалось, здесь этой ночью был пожар. Повсюду валялись вещи вперемешку с грязными тарелками и пепельницами, полными окурков. На столе у окна громоздились пустые бутылки и… лежало два шприца.

События выходных медленно всплывали в памяти. Мы приехали в какой-то маленький клуб, устроенный где-то на окраине города в подвале продуктового магазина. Внутри было ужасно тесно, дымно и грохотала жуткая хаотичная музыка. Потом мы пили водку, а потом…

Я ничего не помнил. Посмотрел на свою руку и увидел несколько дырок в вене.

— Что ничего не помнишь? — усмехнулась Кира.

Она тяжело плюхнулась рядом,

— Нет, — я перевернулся на спину и прикрыл глаза рукой.

— Еще бы… — проворчала она. — Поздравь меня. Твоя Олеся только что турнула меня с работы. Все-таки она редкая… — Кира выругалась. — Не волнуйся, я ей не сказала, что ты здесь. Можешь наплести ей все, что вздумается.

— Что-то было? — спросил я, не глядя на Киру.

Она сунула руку под кровать. Поискала там что-то, нашла пачку «LМ», устало повертела ее в руках и вытащила сигарету зубами.

— Нет, — ответила Кира, чиркнув зажигалкой. — Сначала мы ужрались как свиньи, потом еще наширялись. Как не сдохли только, ума не приложу. Здоровье, видать, лошадиное. Ничто его не берет. На!

Она подняла с пола и бросила мне мобильный. На экране высветилась куча пропущенных вызовов и сообщений.

— Олесюля с ума сходила, — зло хихикнула Кира.

Действительно, все звонки были от Олеси. Я машинально стал читать сообщения, начиная с последнего;

«Где же ты? Я с ума схожу! Обзвонила все больницы, все морги! Где ты? Я мечусь по твоей квартире как тигр в клетке! Ушел, ничего не сказал! Мне уже все равно, с кем ты! Просто дай знать, что с тобой все в порядке!»

— Похоже, она две ночи не спала, — сказала Кира с едким злорадством. — Голосок у нее сейчас был почти как у нас с тобой. Ты бы ей позвонил, что ли? Она, поди, уж думает, что тебя и в живых нет.

Я отложил телефон. «Мне уже все равно, с кем ты! » Олеся по-прежнему считала меня чем-то вроде домашнего животного. Нет! Она не унизится до ревности к кому-то. Ни за что не слезет со своего пьедестала к простым смертным.

Усмешка сама собой коснулась моих губ. Я взял Киру за локоть и притянул к себе…

— Проверял? — как-то странно спросил Данила.

— Что проверял? — Павел непонимающе уставился на него.

— Проверял, насколько далеко можешь зайти, — тихо ответил Данила. — Проверял, насколько сильно она тебя любит, какую боль сможет выдержать… Эксперимент над человеком.

— Над Кирой? — Павел недоуменно поднял бровь.

— Нет, над Олесей.

Павел тихо расхохотался. Нет, это был не смех. Это был именно тихий хохот. Его сотрясали приступы злого, наигранно циничного, но в то же время бессильного, пустого, испуганного смеха.

Я вернулся к себе домой только к вечеру. В квартире — идеальная чистота и порядок. Похоже, Олеся, чтобы хоть как-то скоротать время томительного ожидания, устроила генеральную уборку.

— Гениально, — сказал я, глядя на ряд ослепительно чистых тарелок в сушилке.

Олеся строчила нервные SМS-ки и одновременно спокойно расчищала свою территорию . Блеск! До какой же степени «своим» она меня считает?

В замке повернулся ключ. Олеся, в измятом деловом костюме с огромным портфелем в руках, замерла на пороге.

— Господи, слава богу! — воскликнула она и бросилась ко мне.

Порывисто обняла.

— Где… где ты был? Я… я… — она заплакала. — Прости… прости…

Я вынул руки из карманов, погладил ее по голове и сказал с мягкой улыбкой:

— Вижу, ты убрала квартиру.

— Что? — она перестала плакать и подняла на меня удивленные глаза. — А, квартиру… Да… Просто не знала, чем себя занять.

— Так ехала бы домой, — таким же ровным, приторно сладким голосом продолжал я. — Убирала бы свою квартиру. Тебя кто-нибудь просил убирать у меня?

Олеся отступила назад и впервые за все время слегка нахмурилась.

— Когда же ты поймешь? — заговорил я. — Мне не надо от тебя никаких жертв! Не надо жертв, Олеся. Прекрати превращать меня в монстра! Ты же упиваешься своей ролью! Посмотри на себя!

Она отступила еще, потом устало села на табуретку у двери, закрыв уши руками.

— Где ты был? — спросила она тихо.

— Ты писала, что это не имеет значения, — сказал я, показывая телефон.

— Ладно, — она прислонилась к холодной стене. — Не хочешь — не говори. В самом деле, какая теперь разница…