Асан - Маканин Владимир Семенович. Страница 49

Полузвод заорал: “Ур-ра-аа!”, но без эффекта. Их встретили огнем… Тотчас пришлось залечь. Но и залегших их истребляли. Солдаты слишком подставились. Прятаться уже поздно. Пьяноватые, они еле продирали глаза. Чичи, напротив, – были свежие и возбужденные в самую меру. Самую чуть накурившиеся. Косячок, не больше. Перед боем!

– Мудило! – орал уже под пулями Борзой-Бабкин. – Прячься за сосной!.. Хрен с ней, что горит!.. А ты за ней прячься, тащи туда пулемет!

Мухин был кряжист, ухватист, он запросто тащил крупнокалиберный – мог бы тащить и побольше. Жаль, он все время хотел спать.

Сосна стала главным местом боя. Сосна лежала огромная. Сосна с треском горела своей верхушкой.

– Мудило! Слышь меня!.. Смотри не усни!

Сержант прилег рядом с Мухиным, нет-нет и тыча солдата кулаком в сонную скулу. Мухин изготовил пулемет… Прямо на гнилом пне… Давай! Чего медлить!

Первым из-под поваленной сосны выскочил чеченец. Чуткий, как зверь, рядовой Колесов, охотник с детства, затаившийся под той же сосной, выскочил навстречу – он и чеченец в упор разрядили друг в друга автоматы. Кто первый умер, неясно. По присказке – обе души бойцов вместе взмыли в небо… Рядом… Они могли бы взяться за руки. Душа чуткого Колесова и душа чеченца. Плывя к разным богам, они пока что были близко друг к другу… Тропы (небесные) еще не разошлись далеко.

Сержант Борзой-Бабкин отбросил свой отработавший подствольник и матюкнул засыпающего Мухина. Оттолкнул Мудилу от пулемета и припал к пулемету сам… Сейчас он им покажет! Ну-ка!.. Но сержант не успел. Именно тут кто-то из чеченцев удачно бросил гранату. Как раз!.. Граната разорвалась. И сержант, и Мудило Мухин, оба уткнулись башкой в землю рядом с пулеметом. По ним прошлись еще пулями… Одежда обоих задымилась. Загорелась… Язычки пламени вытанцовывали на их камуфляжах.

Бой был окончен.

Сонные, пьяноватые солдаты не могли сопротивляться. А чуток накурившиеся для куража чеченцы добивали их. Добивали с победным азартом – ведь чеченцы только-только разгромили колонну!.. А теперь и полувзвод федералов весь полег… Все четырнадцать солдат плюс сержант Борзой-Бабкин.

У чеченцев были убиты всего двое. И двое раненых.

Кураж победителей! Добивали… Искали в солдатских карманах. Забирали нож, если красивый. Тело для удобства досмотра поворачивали носком сапога. Легким толчком… Над холодным, давно остывшим телом Коржацкого склонился молодой чич и, разглядев офицерские погоны, срезал у него и один погон, и ухо.

Подъехал, кренясь на крутом склоне, “жигуленок”. За ним грузовик.

Это прибыли покупатели, которых Горный Ахмет уже успел вызвать к месту боя по мобильному телефону. Не давший сжечь солярку в бою, Ахмет велел теперь потушить огонь всюду и везде. Чтоб не горело и не искрило даже в десяти метрах от добычи… Смотреть в оба! Две машины горючки!

Торг за солярку, однако, непрост, Ахмет препоручил поторговаться брату:

– Доку!.. Закончи дело.

Сам Ахмет направился пеший назад, ко входу в ущелье. Там еще одна сделка! Ахмет назначил там встречу федеральному офицеру, чтобы отдать деньги – расплатиться за полученные сапоги. Заодно… Раз уж он, Ахмет, спустился с гор.

Сделка с сапогами не имела отношения к бою, ни малейшего – просто дело. Просто бизнес. Ахмет, можно сказать, обул на зиму весь отряд. Предприимчивый!

Доку, братан Ахмета, хотя и ранен, накручивал в эту минуту цену боевой добыче:

– Или ты покупаешь соляру. Или я сейчас сам все захваченное сожгу… Не оставлять же добро на дороге.

Покупатель корил его дороговизной:

– Доку!.. Ты и так взял целую колонну.

– Что за колонна! Дерьмо!.. Мне эта соляра по фигу!

– Ну вот и отдай ее мне.

– Задаром?.. Лучше сожгу.

– А вдруг это солярка Сашика?

Братан Ахмета, весь в эйфории, – можно сказать, победитель сегодняшний, озлился:

– Опять!.. Когда он только нажрется, этот ваш Са-ашик!

– Если солярка Сашика, ты за нее скоро ответишь.

– За русских стал переживать?

– Я за тебя переживаю.

– Чхать я хотел на Сашика.

Оба знали, что майору Жилину захваченная солярка не принадлежит ни каплей. (Моего там не было – ни солярки, ни бензина.) Они просто базарили. Торгаши! – один повышал цену, другой занижал, вот и все.

Чичи тем временем обшаривали разбитую колонну уже по мелочам… Что дальше?.. Постепенно боевики скучивались возле ахметовского братана – возле Доку, ожидая, быть может, дележа покрупнее. Знали же, что солярка сейчас будет продана, притом задорого.

Едва приезжие покупатели с победителями сторговались, началась спешка. Мимо сожженных двух БТРов, скребясь о них краями, протиснулся за добычей первый грузовик… Чтобы перегрузить бочки из расстрелянного федерального грузовика в свой.

Ущелье не самое удобное место для перегрузки. Первый грузовик покупателей, а за ним второй – они опасно маневрировали. Подъезжая-отъезжая, грузовики оказались совсем близко к ожидавшим денег чичам и к той полусожженной сосне… Когда вдруг очнулся (возможно, от шума моторов) Мудило Мухин. После разрыва той гранаты он стал безглазый. Он стал слепой… Сгоряча Мухин этого не понял. Он решил, что проспал… И что проснулся ночью. И что ночной бой вовсю идет, а он заснул.

Он оттолкнул уже мертвого сержанта и ощупью припал к своему пулемету. И стал стрелять на чеченские голоса. Да, он проспал. Да, виноват. Но он воюет!.. Глаза ему нестерпимо жгло. Мухин подумал, что это мудило сержант плеснул ему в лицо спиртяшкой… Или даже йодом. С него станется! Сержант дурак – и шутки его дурацкие!.. Мухин услышал слева чеченскую речь и туда тоже заторопился стрелять.

– У-у, суки!.. У-у-у! – орал он.

Его убили нескоро. В том-то и дело, что стрельбы заново никто не ожидал.

Пули современного крупнокалиберного не ранят, а рвут человека. Кусками. Они так же, кусками, рвут и скалу, что рядом. Мухин навалял трупов, стреляя только со слуха. Стреляя на голоса.

Таков был неожиданный финальный аккорд боя.

– У-у-у! – орал Мухин, весь в окружавшем его слепые глаза (и непонятном ему) черном пространстве.

Горного Ахмета, отправившегося оплатить недавно полученные сапоги, близко здесь не было. А Доку, братан Ахмета, опьяненный победой и громче всех кричавший о справедливости дележа, первым попал под пули. У несчастного братана у первого выскочили мозги. Голова с краканьем развалилась. Он даже не понял, откуда стрельба… Все вокруг орали, вопили. Паника на ровном месте.

Грузовики и “жигуленок” с потенциальными покупателями солярки тотчас умчались. Они-то были начеку… Они все время боялись подвоха. (К примеру, со стороны Ахмета.) Зато расслабившиеся без Ахмета боевики, оставшиеся к тому же без Доку, растерялись – стреляли беспорядочно. Чичи не сразу сообразили, что так или не так, а пулеметчика надо прикончить. Они думали, что к федералам пришло подкрепление. Они пока что лезли в кусты. Они висли на ветвях… Но теперь каждый их крик, вопль, каждый треск куста провоцировал ослепшего Мухина на новую пулеметную очередь. Не задалось бегство. Боевики вопили, они не понимали, почему они так обреченно попадают под пули.

Удрать!.. Зарыться… В кусты…

Мы с Русланом на недостроенном Внешнем складе. Мы сидим, постелив газеты, на грязноватых табуретах и мрачно гоняем чаи рядом с бытовкой. Зато на воздухе… Выложив перед собой мобильники (на изготовку), обговариваем прояснившиеся подробности – и ждем… ждем… ждем подробностей новых.

Это я первый не выдержал – пришел сюда, на стройку… Прибежал… Чеченцы иногда знают больше. Руслан пришел следом.

На недострое как бы остановленное время. Зато здесь тихо.

Я гоняю желваки.

– Ущелье Мокрое… Это достаточно далеко за Сержень-Юртом, – уточняет Руслан. – Однако все-таки это до Ца-Ведено… Гиблое место.

– Я знаю. Это за Форэвой, – киваю я.

– Да.