Возьми с собой плеть (вторая скрижаль завета) - де Куатьэ Анхель. Страница 9
Ритуал сожжения не оправдавших ожидания книг производил на Илью почти магическое действие. Сожжение «чужих мыслей», мыслей, которые казались ему пустыми, поверхностными, ложными, доставляло Илье странное удовольствие. Актом сожжения он словно бы заставлял умолкнуть эту лишенную смысла и глубины человеческую речь.
Человек должен писать, если он пророк, если он настоящий мыслитель. В противном случае он должен читать, а не писать. Впрочем, Илья не был уверен, что чтение, пусть даже и очень умных книг, поможет такого рода писакам. И более того, он не верил, что кто-нибудь теперь вообще может написать что-то, хоть сколько-нибудь стоящее.
Но, на самом деле, где-то глубоко внутри себя Илья все еще мечтал найти книгу, которая бы заняла его ум, которая бы открыла ему что-то, о чем он прежде не знал и не думал. Книгу-откровение. Илья, сколько бы он ни хорохорился, сейчас, как никогда в своей жизни, нуждается в духовном сопровождении. Да, он разуверился в «истине», но ведь от этого он не стал желать ее меньше.
«Ницше – это дерево на горе, одинокое дерево, – на этой фразе в одной из книг Илья вдруг запнулся. – Много таких гор, много таких деревьев в мире, где каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть».
– Забавно, – произнес Илья в пустой зале, и звук его голоса срезонировал, отразившись от стен просторного помещения. – «Каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть».
Сам того не заметив, Илья погрузился в чтение этой книги. Прежде неизвестный ему автор рассказывал о Человеке. Человек, как следовало из текста, это тот, кто избавил себя от страха смерти и потому освободился. Свобода от страха делает человека зрячим. Свободный от страха, он видит самого себя в истинном свете, и свет других открывается ему, если он свободен от страха.
«Замешана жизнь ваша на страхе, – говорил герой этой книги. – Словно дрожжевой грибок, поднимает он тесто жизни вашей. И что делать вам, не будь у вас страха? Нет у вас ощущения жизни, мыслящие, страх стал отдушиной вашей знайте же: ваша отдушина задушила вас!»
За каждым нашим поступком стоит страх, и это – страх смерти. Но мы не осознаем его и не замечаем этого. А ведь именно этот страх – страх смерти – мешает нам любить и быть искренними, именно из-за него мы не чувствуем себя хозяевами собственной жизни. Все, как бы, не по-настоящему, все, как бы, взаймы, все с оглядкой.
Страх парализует, страх обозляет, страх обессиливает, страх убивает.
«Стала смерть для вас стимулом к жизни – такова теперь ваша жизнь! И затерялась жизнь ваша при бегстве этом в иллюзию, ибо не ради жизни вы стали бояться, но во имя смерти! Смерть – только имя, прозвище страха вашего!»
Странные, парадоксальные мысли. А главное – вывод! Логика, сводившая эти тезисы воедино, приводила к странному и в чем-то даже смешному итогу. Тот, кто боится смерти, тот не живет. Если же он не живет, то он уже умер. Так чего же он теперь боится?..
«Но не может смерти бояться тот, кто уже умер! Однако же всегда вы только то делаете, что не можете делать! Потом вы сетуете! Конечно, ничего у вас не получится, ибо из ничего ничего не бывает! Такова ваша жизнь!»
– Безумие какое-то! – Илью охватила странная внутренняя паника.
Он закрыл книгу, секунду раздумывал и бросил ее в огонь.
Из прихожей донесся какой-то шум.
– Черт, кто там еще?! – выругался Илья.
*******
– Что такое? Все вымерли?! – раздалось из прихожей под аккомпанемент разноголосого женского смеха. – Эй, где все?! Илья!
«Кирилл!» – сердце Ильи чуть не остановилось от подступившего к горлу, внезапного, почти животного страха.
Кого уж он никак не ожидал встретить сегодня – так это Кирилла. Они познакомились с ним еще в университете. И были друзьями, ну, или считались таковыми. Поскольку у Кирилла в принципе не было друзей, то, с учетом оговорок, его отношения с Ильей действительно можно было бы назвать дружескими. Так или иначе, но это были особенные отношения, которые с течением времени становились все более и более непростыми.
Окружающим Илья и Кирилл казались очень похожими друг на друга. Некоторые даже всерьез утверждали, что они – братья. Оба отличались умом, хваткой и жесткостью. Что-то странно общее было в их способе принимать решения, в их поступках, образе мыслей. Они увлекались одними и теми же проблемами, читали одни и те же книги, у них были совместные дела и общие «правила игры».
Короче говоря, упражнение «найди десять отличий» – это не про них. Однако же отличия все-таки были. Илья знал, по крайней мере, о двух из них. Во-первых, Кирилл пользовался куда большим успехом у представительниц слабого пола. Во-вторых, он был настоящим подонком (причем, первое со вторым увязывалось здесь по принципу прямой зависимости). И это не для красного словца и не из-за предвзятости в оценке.
У Кирилла был уникальный дефект в чувстве самосохранения. Иногда таких людей называют «безбашенными», иногда – «сумасшедшими», иногда – просто «психами». Он был патологически бесстрашен: с удовольствием наблюдал за мучениями или унижением живых существ, без какого-либо внутреннего содрогания шел на любую мерзость. Маленькая, но показательная деталь: фильмы ужасов Кирилл смотрел не как все нормальные люди, а в необычайно приподнятом настроении, то и дело разражаясь неистовым смехом.
Сначала Илью подобное поведение Кирилла завораживало и даже восхищало. В этом странном, необъяснимом для него образе мысли и действия он видел некую сакральную исключительность Кирилла, его избранность. На протяжении всех пяти лет студенчества Илья, можно сказать, даже поклонялся своему другу.
Да, Илья хотел быть похожим на Кирилла. Конечно, он отчаянно это скрывал. Однажды, правда, признался ему в этом, чем вызвал в свой адрес поток унизительных оскорблений с его стороны. Впредь Илья зарекся рассказывать Кириллу о чем-либо, что тот впоследствии мог бы использовать против него.
Кирилл, как робот, лишенный всякой человечности, не понимал, что такое искренность и откровенность. Для него эти понятия были синонимом «слабости». Илья думал иначе. Чтобы быть открытым и искренним, Илье требовались огромные усилия. Так что подобные проявления человеческой натуры он считал проявлениями силы, а не слабости.
Впрочем, все это Илья понял слишком поздно. К этому моменту он уже представлял собой ту странную копию Кирилла, которая внешне была абсолютно похожа на оригинал, но внутри оказалась полной его противоположностью. Желание быть похожим на Кирилла сделало Илью тем, кем он стал. Его успех – это успех этой учебы у Кирилла.
Но чего же достиг Илья, пройдя этот курс? Он научился быть несчастным – успешным, но несчастным. А Кирилл… Кирилл втайне ненавидел Илью, ненавидел за то, что он был успешнее в делах и превзошел своего учителя. А в третьих… за то, что он был лучше и Кирилл был для Ильи настоящим воплощением злого рока.
– Илюшенька, привет! – Кирилл, как всегда ухоженный, в роскошном костюме, появился в дверях гостиной.
Они не виделись уже четыре года, может быть, даже больше. На слегка постаревшем лице Кирилла красовалась прежняя белозубая улыбка. Над висками появились небольшие залысины, в остальном же он совершенно не изменился. Если бы Илья встречал его с закрытыми глазами, то смог бы без малейшей ошибки указать и еще на одну непременную деталь любой встречи с Кириллом – наигранно, театрально раскинутые в стороны руки, специально приготовленные для «дружеских» объятий.
– Сегодня день воскресших из ада? – Илья не сдвинулся с места, продолжая сидеть на полу у камина.
– Ну, Илюшенька… – ни то укоризненно, ни то заискивающе пропел Кирилл.
Ах нет, понял, Дьявол по мою душу! Часто я сегодня чертей поминал… – Илья шутил, но лишь по форме, по сути же он говорил вполне серьезно.
*******
Все существо Ильи содрогалось – тряслось от мелкой, но иступленной дрожи. Тогда, четыре года назад, они расстались без ссоры и без скандала. Между ними вообще никогда не было активных ссор. Даже в самые плохие времена их ссора выражалась одним лишь расставанием – они переставали созваниваться и встречаться. Подробности самых разнообразных гнусностей и гадостей, которые в такие моменты Кирилл делал у Ильи за спиной, Илья узнавал от общих знакомых.