Азбука для двоих (СИ) - "Ie-rey". Страница 17

Чонин по-прежнему ровным счётом ничего не понимал, хотя ему и сравнить было не с чем. Обычно с девушками из колледжа все отношения сводились к раунду — или нескольким — секса. Некоторые не отказывались повторить приятное, но дальше этого ничто и никогда не заходило. Чаще всего Чонин слышал нечто вроде: “Я с тобой говорю, но ты меня даже не слушаешь”. Или “Ты же со мной не разговариваешь”. Флирт при этом все девушки игнорировали, словно он с ними молча флиртовал.

В колледже Чонин никогда не искал приключений с парнями — в рамках разумной осторожности, но позволял себе иногда сваливать в компании Чанёля в ночные клубы и искать приключения там. Однажды нарвался на типа, который за право пристыковки к своей заднице даже денег у Чонина запросил. Ну и о каких отношениях тут могла идти речь?

Единственное, что могло претендовать на длительные отношения в жизни Чонина, — связь с Кёнсу. Но Кёнсу всегда был прежде всего другом. И Кёнсу не заставлял Чонина говорить с ним. Или?.. Чонин до сих пор не знал, чего же Кёнсу ждал от него всё то время, которое они проводили вместе. Ждал и не дождался. И ушёл.

С Чондэ всё складывалось и того страньше. Если у Чонина раньше не возникало желания кого-то удержать рядом с собой, то с Чондэ такое желание возникало. Другое дело, что Чонин плохо представлял себе, как это можно осуществить и с чего начинать. Хуже того, Чондэ ещё и упирался.

Чонин понял бы, если бы Чондэ что-то там не понравилось, но ведь понравилось же! Тогда какого чёрта Чондэ встал в позу и не подпускал его больше к своему телу в любых отношениях?

Чонин прижал ладони к лицу и потёр скулы, глухо застонав с мукой. У него уже мозги вскипели от попыток разобраться во всей этой кутерьме. Из-за проклятого Чондэ он даже докатился до анонимных смс-сообщений. И что-то подсказывало Чонину, что дальше будет ещё хуже.

Дверь музыкального класса распахнулась под напором потока студентов. Чонин не стал заходить внутрь, просто поднялся с лавки и остановился рядом с дверью в ожидании.

Чондэ выполз из класса минут через пять. Прижимал к груди стопку книг и тетрадей и тянулся к дверной ручке. Книги и тетради посыпались на пол, едва Чондэ нашёл взглядом торчавшего у двери Чонина.

— Как будто привидение увидел, хён, — проворчал недовольный Чонин и наклонился за рассыпавшимся по полу добром. Он рассчитывал не на такую реакцию. — У тебя последнее занятие, да?

— А что? — Чондэ опустился на корточки, помогая собирать своё имущество.

— Хотел позвать тебя в танцзал и прогнать всё выступление. Ну… чтобы ты поглядел и послушал.

— А ты уверен, что готов?

— Если бы не был уверен, не торчал бы под дверью полтора часа. — Чонин сердито впихнул в руки Чондэ собранные тетради и книги. — Ну так что?

Чондэ помедлил, но всё же кивнул. Чонин очень хотел сказать, что Чондэ будет первым, кто увидит это выступление целиком, но сдержался. Чондэ и так вёл себя странно, потому… Потому Чонин даже не упомянул, что всю неделю ночевал в танцзале и постоянно тренировался и репетировал, забегая домой только вечером, чтобы прихватить свежую одежду на утро и перекусить.

Он впустил Чондэ в зал, отправил в угол, где стояли стулья и валялись свёрнутые маты, на которых Чонин спал перед рассветом, а сам сбегал переодеться в свободные брюки и майку. Вернулся босиком. Чондэ выразительно вскинул брови, разглядев его босые ступни, но Чонин не стал ничего объяснять — просто включил микс, который сделал для него Чанёль.

Начинать следовало с песни, потом — танцевать. И пел Чонин без микрофона. Два куплета и припевы. После последнего припева он танцевал. Для него это было своего рода испытанием, потому что обычно он брал более страстные и динамичные композиции, а эта — “Любовь ещё желаннее, когда она недостижима” — отличалась плавностью, неспешностью и мечтательной нежностью. Она заставила Чонина вернуться к классике и использовать те движения, к которым он долгое время не прибегал. Не слишком искушённые люди могли бы решить, что этот танец проще тех, какие Чонин ставил в последнее время. Но так лишь казалось. На сей раз в танце хватало вращений и кружений, и выполнять их было непросто. Особенно при осознании, что на него смотрит Чондэ.

Чонин танцевал, но держал взглядом Чондэ. Даже в зеркала не смотрел — лицо Чондэ и мелькавшие на нём выражения были лучше зеркал.

Чонин плавно повёл рукой, словно мог дотянуться пальцами до лица Чондэ на любом расстоянии, и замер, тяжело переводя дыхание. Майка неприятно липла к телу, но это неизбежность. Хороший танцор взмокнет даже при выполнении всего одного элемента танца, потому что должен задействовать в танце всё тело.

“Если не вспотел, значит, вовсе не танцевал, а страдал фигнёй”, — так любил говорить Ча Хагён.

— Ну как? — тихо поинтересовался мнением Чондэ Чонин.

Тот медленно подошёл и протянул ему полотенце, потом слабо улыбнулся.

— Потрясающе. — И через минуту вредным голосом добавил: — Но вокал надо подтянуть.

— Почему? Я же спел без ошибок и помарок! — возмутился такой несправедливостью Чонин.

— Ага, но как спел? Где душа? Между песней и танцем разительный контраст, а так быть не должно. Петь ты должен так же, как танцевать.

— Хён, тебе не кажется, что… — сердито начал Чонин, но умолк, потому что Чондэ отобрал у него смятое полотенце и залепил мягким комом в лицо.

— Не кажется. Но ужин ты заслужил. Я подожду в машине, пока ты ополоснёшься и переоденешься.

— Ужин? — недоверчиво переспросил Чонин, смахнув полотенцем пот со лба.

— Именно. Ужин. Сам приготовлю — пальчики оближешь.

— Свои или твои? — не удержался от проказы Чонин. Тут же лишился полотенца вновь, а потом этим самым полотенцем прилетело по спине. Чувствительно так.

В душе Чонин проторчал минут двадцать, торопливо переоделся в джинсы и рубашку, накинул куртку и с сумкой в руках помчался искать машину Чондэ. К счастью, тот его не разыгрывал и честно дожидался в своей почти игрушечной “японке”, пропахшей апельсинами. В магазин они заезжать не стали, поскольку накануне Чондэ как раз закупался продуктами.

В доме Чондэ Чонин слонялся без дела по комнатам, пока Чондэ колдовал за кухонным столом.

Сунувшись в гостиную, Чонин немедленно уставился на белый рояль и облизнул враз пересохшие губы. Подавив желание сбежать куда подальше, двинулся к роялю и остановился в шаге от него.

Рояль отличался от классических моделей. Чонин даже сказал бы, что его сделали на заказ. Быть может, именно поэтому в его голове зародились шальные мысли. Будь рояль стандартным, мысль о сексе Чонина не посетила бы, потому что неудобно. Стандартные рояли были повыше. Этот же… с короткими массивными ножками, изукрашенными лепниной или чем-то похожим. Чонин даже опустился на корточки, чтобы получше рассмотреть узоры и опознать в них виноградные грозди. Потрогал кончиком пальца. Всё-таки отлито из металла. Тяжёлый, наверное, этот рояль, зато устойчивый и надёжный, как скала. Идеально для…

Чонин выпрямился и огладил ладонью белый бок, провёл пальцами по крышке, оценивая прохладную гладкость. В закрытом состоянии крышка по высоте располагалась удобно по отношению к бёдрам Чонина. Если уложить сюда Чондэ, то…

У Чонина скулы загорелись от таких мыслей, но желание меньше не стало. Он всё так же хотел взять Чондэ на этом проклятом белом рояле. Хотел так сильно, что даже сейчас ощущал жар в паху. Прикосновения к прохладной полированной поверхности ни черта не остужали голову.

Только осознание, что Чондэ может застукать его здесь и сейчас, заставило Чонина отступить и вывалиться из гостиной. И он сам не понял, как оказался в спальне. Тут он уже был, но ничего не помнил. Ну разве что помнил смятые простыни и раскинувшегося на них Чондэ. И помнил, как приятно вести ладонями по твёрдому мужскому телу, заставляя все мышцы трепетать от предвкушения — сначала и от оргазма — после.

В этом плане Чондэ был целиком во вкусе Чонина. Чонину нравились проявления мужественности и силы в партнёрах. Вот изнеженность и оттенки женственности он на дух не выносил. Если ему хотелось чего-то подобного, он тогда предпочитал тащить в постель девушек. Ну а коль уж он тащил в постель парня, то хотел видеть силу, подчиняющуюся его воле.