Антология мировой фантастики. Том 9. Альтернативная история - Елисеева Ольга Игоревна. Страница 43

Фрэнк Фринк сидел за верстаком в подвале, поближе к шпинделю. Он держал наполовину завершенную серебряную серьгу возле вращающегося с шумом круга, на который была наклеена полоса из хлопчатобумажной ткани. Искры сыпались на его очки и почерневшие руки. Серьга в форме спиральной раковины от трения стала горячей, но Фринк упорно еще сильнее прижимал ее к кругу. — Зачем тебе, чтобы она так уж слишком сверкала? — вмешался Эд Мак-Карти. — Просто подравняй выступы, а впадины можешь оставить, как они есть. Фрэнк Фринк буркнул: Серебро покупают лучше, когда оно не очень сильно отполировано, — сказал Эд. — Серебряные вещи должны иметь такой вид, будто они старинные. «Рынок сбыта», — подумал Фринк, вздыхая. Они еще ничего не продали. Если не считать сдачи на комиссию в «Американские Художественные Промыслы», никто больше ничего у них не взял, хотя они и побывали в пяти магазина. «Мы еще ничего не заработали, — сказал себе Фринк. — Делаем все больше вещей, а они просто скапливаются вокруг нас». Застежка серьги зацепилась за колесо, и серьга выскочила из рук Фринка и полетела сначала на полировочный круг, а затем упала на пол. Он выключил мотор. — Смотри, не теряй эти штуки, — сказал Мак-Карти, не отрываясь от паяльной лампы. — Господи, она же не больше горошины, в руку не захватишь. — И все-таки как-нибудь подцепи ее. «Черт с нею», — подумал Фринк. — В чем дело? — спросил Мак-Карти, видя, что он не пошевелился. — Мы выбрасываем деньги на ветер, — сказал Фринк. — Мы можем предать только то, что произведем. — Пока что мы ничего не можем продать, — отозвался Фринк. — Произведенного или не произведенного. — Пять магазинов — это капля в море. — Но какова тенденция! — воскликнул Фринк. Пяти магазинов достаточно, чтобы ее выявить. — Не обманывай себя. — Я себя не обманываю, — сказал Фринк. — Так что же ты имеешь в виду? — А то, что самое время поискать, кому продать этот металлолом. — Хорошо, — сказал Мак-Карти. — Значит высвободишь себя из игры? — А куда деваться. — Я буду продолжать один. Мак- Карти снова поджег лампу. — А как же мы поделим барахло? — Не знаю. Что-нибудь придумаем. — Выкупи мою долю, — сказал Фринк. — Черта с два! — Выплати мне шестьсот долларов, — подсчитал Фринк. — Нет, бери половину чего угодно. — Половину электродвигателя? Оба на какое-то время замолчали. — Еще три магазина, — сказал Мак-Карти, — а тогда поговорим. Опустив на лицо щиток, он начал паять секцию из меди к браслету. Фрэнк Фринк встал из-за стола. Он нашел серьгу, в форме раковины, валявшуюся на полу и поместил ее в коробку с недоделанными изделиями. — Выйду покурить, — сказал он. Он пошел к лестнице, ведущей из подвала. Секундой позже он стоял на тротуаре, держа между пальцами сигарету с марихуаной. «Всему этому конец, — сказал он себе. — Чтобы понять это, мне не нужно оракул. Я знаю, какой сейчас момент. Чувствуется запах разложения. В сущности, даже трудно сказать, почему. Может быть логически, мы могли бы и продолжить. Магазин за магазином, другие города. Но — что-то здесь не так. Все эти попытки и ухищрения не изменят сути дела. Хотелось бы знать, почему. Но я никогда не узнаю. Что же мне делать? Чем заняться взамен? Мы выбрали не тот момент, воспротивились Тао, двинулись против течения, не в том направлении. И теперь — конец, распад. „Джин“ захватил нас. Свет показал нам свою задницу и куда-то исчез. Теперь остается только подчиняться». Пока он стоял так под карнизом здания, часто затягиваясь марихуаной и тупо глядя на уличное движение, к нему подошел совершенно заурядный на вид человек средних лет. — Мистер Фринк? Фрэнк Фринк? — Совершенно верно, — ответил Фринк. Человек достал сложенное удостоверение. — Полиция Сан-Франциско. Я уполномочен арестовать вас. Рука Фринка оказалась в его руке. Все произошло очень быстро. — За что? — спросил Фринк. — За обман мистера Чилдана из «Американских Художественных Промыслов». Полицейский силой повел Фринка по тротуару. К ним присоединился еще один переодетый фараон, зашедший к Фринку с другой стороны. Вдвоем они быстро затолкали Фринка в стоявший у тротуара ничем не примечательный автомобиль. «Вот чего требует от нас время», — подумал Фринк, бухнувшись на заднее сидение между двумя шпиками. Дверь захлопнулась, автомобиль, за рулем которого сидел третий шпик, одетый по форме, влился в уличный поток. «Мы вынуждены подчиняться этим сукиным детям». — У вас есть адвокат? — спросил один из фараонов. — Нет, — ответил Фринк. — Вам дадут в участке список. — Спасибо. — Что вы сделали с деньгами? — спросил вновь один из шпионов. Машина въехала в гараж полицейского участка на Керни-стрит. — Я их истратил. — Все? Он не ответил. Один из шпиков покачал головой и рассмеялся. Выходя из машины, он спросил у Фринка: — Ваша настоящая фамилия Финк? Финк похолодел от ужаса. — Финк, — повторил шпик. — Вы — обманщик. Он показал большую папку. — Вы беженец из Европы. — Я родился в Нью-Йорке, — возразил Фрэнк. — Вы смылись от наци, — сказал шпик. — И вам известно, что это значит. Фрэнк Фринк вырвался и побежал через гараж. Три шпика загалдели, и у ворот он наткнулся на полицейский автомобиль, загородивший ему выход из гаража. Полицейские в автомобиле засмеялись, и один из них, вытащив пистолет, выскочил из машины и защелкнул наручники вокруг кисти Фринка. Резко потянув его за руку — тонкий металл врезался в руку, казалось, до самой кости — фараон повел его назад по тому же пути, которым он перебегал гараж. — Назад, в Германию, — сказал один из шпиков. Он смерил его взглядом. — Я — американец, — сказал Фрэнк Фринк. — Ты — еврей, — ответил шпик. Когда его вели наверх один из шпиков сказал: — Его здесь пустят в расход? — Нет, — ответил второй. — Мы подождем германского консула. Они хотят поступить с ним в соответствии с германскими законами. Списка адвокатов, разумеется, не было.

Мистер Тагоми остался недвижим за своим столом в течение двадцати минут, направив дуло своего револьвера на дверь. Мистер Бейнес нервно шагал по кабинету, старый генерал, после некоторого раздумья поднял трубку и позвонил в японское посольство в Сан-Франциско. Однако, ему не удалось пробиться к барону Калемакуле: посол, как сказал ему чиновник посольства, была за пределами города. Генерал Тадеки принялся договариваться об трансокеанском разговор с Токио. — Я посовещаюсь с руководством военной Академии, — объяснил он мистеру Бейнесу. — Они свяжутся с имперскими военными подразделениями, расквартированными в ТША. Внешне он остался совершенно невозмутимым. «Значит, нас освободят через несколько часов, — сказал себе мистер Тагоми. — Может быть, японская морская пехота с одного из авианосцев, вооруженная автоматами и гранатометами. Действовать по официальным каналам в высшей степени эффективно, если иметь в виду конечный результат, но при этом неизбежна прискорбная задержка времени. Внизу же мародеры-чернорубашечники заняты избиением секретарш и клерков. Тем не менее, лично он не мог предпринять ничего большего». — Интересно, стоит ли связываться с Германским консулом? — спросил мистер Бейнес. Тотчас же перед мысленным взором мистера Тагоми возникла картина, как он вызывает мисс Эфрикян с ее неразлучным диктофоном и наговаривает срочный протест герру Гуго Рейссу. — Я могу позвонить герру Рейссу, — предложил мистер Тагоми, — по другому телефону. — Пожалуйста, — сказал мистер Бейнес. Не выпуская из рук своего драгоценного кольта сорок четвертого калибра, предел мечтания каждого коллекционера, мистер Тагоми нажал кнопку на столе. Появился незарегистрированный телефон, специально установленный для тайных переговоров. Он набрал номер германского консульства. — Добрый день. Кто у телефона? — раздался резкий официальный голос, скорее всего какой-то пешки. — Пожалуйста, его превосходительство герра Рейсса, — сказал мистер Тагоми. Срочно. Это мистер Тагоми, руководитель Главного Имперского Торгового Представительства. Голос его звучал уверенно и жестко. — Да, сэр. извольте подождать один момент. Слишком затянувшийся момент. Из телефона не доносилось ни звука, даже не трещало. Мистер Тагоми решил, что он просто стоит неподвижно с трубкой в руке, уклоняясь с типично нордической хитростью. — От меня, естественно, отделываются, — сказал он ходившему мистеру Бейнесу и генералу Тадеки, ждавшему у другого телефона. Наконец раздался голос дежурного на другом конце линии. — Извините за то, что заставили вас ждать, мистер Тагоми. — Ничего. — Консул на совещании. Однако… Мистер Тагоми опустил трубку. — Пустая трата сил, если не сказать большего, — вымолвил он. Он чувствовал себя неловко. Кому же еще позвонить? В Токкоку уже позвонили, так же как и в портовую военную полицию. Второй раз звонить туда не нужно. Позвонить непосредственно в Берлин рейхсканцлеру Геббельсу? Или на военный аэродром с просьбой о высылке вертолетного десанта? — Я позвоню шефу СД герру Краусу фон Мееру, — решил он вслух, — и начну горько жаловаться, а потом бранить его высокомерно и шумно. Он набрал телефон, официально зарегистрированный в телефонной книге как телефон охраны военных отправлений аэровокзала Люфтганзы. Услышав ответный сигнал незанятого телефона, он сказал: — Попробую подпустить истерики. — Желаю удачи, — сказал генерал Тадеки. Он улыбнулся. — Кто это? — послышался голос с явно выраженным немецким акцентом. — Поживее. Мистер Тагоми закричал изо всех сил: — Я приказываю арестовать и отдать под суд вашу банду головорезов и дегенератов, этих обезумевших светловолосых бестий-берсеркеров, не поддающихся никакому описанию! Вы меня знаете, Фринк? Это Тагоми, советник Имперского правительства. Даю вам пять секунд, или я наплюю на все законы и велю морским пехотинцам забросать ваших людей фосфорными бомбами. Какой позор для цивилизации! На другом конце провода стали что-то бессвязно лепетать. Мистер Тагоми подмигнул мистеру Бейнесу. — Мы ничего не знаем. Голос был как у студента, провалившегося на экзамене. — Лжец! — загремел мистер Тагоми. — Значит, у нас нет выбора. Он швырнул трубку. — Несомненно, это просто жест, — сказал он, обращаясь к Бейнесу и Тадеки. — Но в любом случае, вреда от этого не будет. Всегда есть какая-то возможность вызвать нервозность даже у СД. Генерал Тадеки начал что-то говорить по телефону, но в этот момент раздался чудовищный удар в дверь кабинета. Тадеки замолчал. В ту же секунду дверь распахнулась. Два дюжих белокурых молодчика, оба вооруженные пистолетами с глушителями, бросились к мистеру Бейнесу. — Дас ист эр, — сказал один из них. Мистер Тагоми, упершись в стол, направил свой допотопный кольт сорок четвертого калибра, предмет вожделений многих коллекционеров, и нажал на спуск. Один из эсэсовцев упал на пол, другой мгновенно повернул свой пистолет в сторону мистера Тагоми и выстрелил в ответ. Мистер Тагоми не услышал выстрела, только увидел тонкий дымок из глушителя и услышал свист пролетевшей рядом пули. С затмевавшей все рекорды скоростью он оттягивал курок своего револьвера однократного действия и стрелял снова и снова. Эсэсовцу разворотило челюсть. Куски кости, частицы плоти, осколки зубов разлетелись в разные стороны. Мистер Тагоми понял, что попал в рот. Ужасно уязвимое место, особенно, если пуля на взлете. В глазах лишившегося челюсти эсэсовца все еще теплилась какая-то искорка жизни. «Он все еще воспринимает меня», — подумал мистер Тагоми. Затем глаза потускнели и эсэсовец рухнул на пол, выпустив из рук пистолет и издавая нечеловеческие захлебывающиеся звуки. — Меня тошнит, — сказал мистер Тагоми. Другие эсэсовцы не появлялись в открытую дверь. — По-видимому, все кончено, — сказал генерал Тадеки, немного обождав. Мистер Тагоми, занятый утомительной трехминутной операцией по перезарядке, приостановился и нажал кнопку интеркома. — Вызовите скорую помощь, — распорядился он. — Здесь тяжело раненый бандит. Ответа не было, только ровное гудение. Наклонившись, мистер Бейнес подобрал оба принадлежащих немцам пистолета. Один из них он протянул генералу, а другой оставил себе. — Теперь мы и вовсе задавим их, — сказал мистер Тагоми. Он снова уселся за стол, как и прежде, с кольтом сорок четвертого калибра в руке. Сейчас в этом кабинете собрался весьма внушительный триумвират. Из приемной послышался голос: — Немецкие бандиты, сдавайтесь! — О них уже позаботились, — отозвался мистер Тагоми. — Они валяются мертвыми или умирающими. Входите и удостоверьтесь. Робко появилась группа служащих «Ниппон Таймз». У некоторых в руках было оружие против нарушителей: топоры, ружья, гранаты со слезоточивым газом. — Весьма благопристойный повод, — сказал мистер Тагоми, — чтобы правительство ТША в Сакраменто могло без колебаний объявить войну Рейху. Он оттянул затвор своего револьвера. — И все же с этим покончено. — Они будут отрицать свою причастность, — сказал мистер Бейнес. — Стандартная, отработанная техника, применявшаяся бессчетное число раз. Он положил оснащенный глушителем пистолет на стол мистера Тагоми. — Сделано в Японии. Он вовсе не шутил. Это было правдой: великолепный японский спортивный пистолет. Мистер Тагоми проверил его. — И не немцы по национальности, — добавил мистер бейнес. Он достал бумажник одного из белых, то есть, который был уже мертв. — Гражданин ТША, проживает в Сан-Хосе. Ничто с СД его не связывает. Фамилия Джек Сандерес. Он отшвырнул бумажник. — Просто бандитский налет, — сказал мистер Тагоми. — Мотив — наш запертый подвал, нисколько не связанный с политикой. Трясясь, он встал на ноги. В любом случае попытка убийства или похищения со стороны СД провалилась, по крайней мере, первая. Но совершенно ясно, что им известно, кем является мистер Бейнес, и та цель ради которой он сюда прибыл. — Прогноз, — сказал мистер Тагоми, — весьма удручающий. В этот момент он подумал о том, какая польза была бы сейчас от Оракула. Возможно, он смог бы защитить их, предупредить и прикрыть их своим советом. Все еще в состоянии унять дрожь, он начал вытаскивать сорок девять стебельков тысячелистника. Он решил, что в целом положение неясное и ненормальное, человеческому мозгу его расшифровать не дано, только объединенный разум пяти тысяч лет способен на это. Немецкое тоталитарное общество напоминает какую-то ошибочную форму жизни, намного худшую, чем естественные формы. Худшую во всех отношениях, сплошное попурри бессмысленности. Он подумал, что здесь местные агенты действуют как инструменты политики, полностью на соответствующей намерениям головы в Берлине. В чем смысл этого сложного существа? Чем в действительности является Германия? Чем она была? Всецело похожая на разлагающуюся на части кошмарную пародию проблем, с которыми обычно сталкиваются в процессе существования. Оракул может разобраться в этом. Даже в таком сверхъестественном отродье, как фашистская Германия, нет ничего непостижимого для «Книги Перемен». Мистер Бейнес, видя, как отрешенно мистер Тагоми манипулирует с горстью стебельков, понял, насколько глубоко душевное потрясение этого человека. «Для него, — подумал мистер Бейнес, — это событие — то, что ему пришлось убить и искалечить этих двоих — не только ужасно, для него это непостижимо. Что бы мне сказать такого, что утешило бы его? Он стрелял ради меня, следовательно, на мне лежит моральная ответственность за эти две жизни, и я беру ее на себя. Так себе я это представляю». Подойдя вплотную к Бейнесу, генерал Тадеки тихо произнес: — Вы сейчас являетесь свидетелем отчаяния этого человека. Он, вы должны понять, несомненно, воспитан в буддистском духе. Даже если это не проявляется внешне, влияние буддизма налицо. Религия, в соответствии с которой никакую жизнь нельзя отнимать, все живое священно. Мистер Бейнес склонил голову. — Он восстановит свое равновесие, — продолжал генерал Тадеки, — со временем. Сейчас ему еще не за что зацепиться, откуда он мог бы обозреть свой поступок и постичь его. Эта книга поможет ему, потому что даст ему внешнюю шкалу отчета. — Понимаю, — сказал мистер Бейнес. «Другой системой эталонов, которая могла бы ему помочь, — подумал он, — была бы доктрина изначального, первородного греха. Интересно, слышал ли он о ней? Мы все обречены на то, чтобы совершать акты жестокости, насилия и даже злодейства. Это наша судьба, уготованная нам издревле. Наша кара. Чтобы спасти одну жизнь, мистер Тагоми был вынужден отнять две. Логический, уравновешенный разум не может постичь смысла в этом. Добряк вроде мистера Тагоми может сойти с ума от соприкосновения с такой реальностью. Тем не менее критическая, решающая точка находится не в настоящем и даже не в момент моей смерти или смерти этих двух эсэсовцев. Она находится — гипотетически — в будущем. То, что случилось здесь, оправдано или неоправдано только с точки зрения того, что случится позже. Сможем ли мы спасти жизнь миллионов, по сути, всю Японию? Но человек, который сейчас орудует стебельками растений, не в силах подумать об этом в данный момент. Настоящее, окружающая его действительность захлестнула его, из его разума не выходят мертвый и умирающий немцы на полу его кабинета. Генерал Тадеки прав: только время может вернуть к реальности мистера Тагоми. Если же этого не случится, то он, вероятно, отступит в тень душевной болезни, отвратит навсегда свой взор от окружающей жизни, ошеломленный охватившей его безнадежностью. И фактически мы совсем и теми же трудностями. И поэтому, к несчастью, мы не можем оказать помощь мистеру Тагоми. Нам остается только ждать, надеясь, что в конце концов он найдет силы и сам воспрянет духом и не поддастся».