Нега - Григорьев Константэн. Страница 14
8. Проталины — темные островки в снегу, и в мокрой траве проталин бешено вращаются крохотные золотые велосипедисты — пытаюсь одного поймать, но сразу же отдергиваю руку, — крутится очень быстро и колючий. Чуть поодаль, у детского сада, блестят проклепанной черной кожей тинэйджеры на мотоциклах, хохочут их молодые подружки. Все только что познали радость первого опыта — коньяк, редкие сигареты и школьный секс, у каждой пары — свой, но у всех: прелестный и чуточку сумасшедший.
9. Она рассказывает мне о цветочном боге за балконом: он все потерял, даже разум.
— А как же вы объяснялись?
— Он делал вот так, смотри (показывает, быстро кивая головой).
Ее пленительный смех.
10. Разглядывая изумительные, волшебные, сюрреалистические гротески Etienne Delonne: я остаюсь в главах, как в зеркалах. Когда их будет четырнадцать, путь впереди прояснится, а зеркала выльются на паркет, как чистая вода — будто их никогда не было в грубой земной жизни.
11. Я подвешен в воздухе перед отвесной меловой стеной, уходящей вниз, в пропасть, я парю в пространстве аллегорического романа, как птица, и крохотные люди выходят на балконы взглянуть на меня, парящего, как дирижабль, над ними, из бойниц в стене вылетают бабочки, и этот яркий мир тонок, странен и долог.
12. Она идет по черной воде, пляж словно освещен электричеством, гудит невидимый зуммер. У больничного забора на нас нападают лохматые злые собаки, я вступаю с ними в переговоры, они убеждают меня коснуться ее лыжной палкой с иглой на конце. Я выхватываю палку у них, псы с воем исчезают — я убил их током. Так всегда во сне — или ты побеждаешь, или просыпаешься. Третьего не дано.
13. Маньеристы в магазине — на стену спроецирован наш фильм. Особенно удачная сцена — где мы в белых рубашках купаемся в море. Продавец просит меня прожить новеллу Сологуба о 1812 годе. Рыдающая ведьма кричит: «Ты ничего не понял!..» Толстый вокалист какой–то группы подходит ко мне и говорит многозначительно: «Ты мало знаешь о металле». Что за черт возьми! Я мало знаю о металле?!
14. Посреди океана раскачивается громадная деревянная клетка. Я на тонких веревках летаю внутри этой клетки.
15. Слева от меня — дачи, справа — мост через пропасть, я иду по холму. Нестерпимо яркий свет Луны: предметы видны в мельчайших деталях. Мое торжество: «Вот она какая — Луна!»
16. Искрится озеро. Поднимаю с земли подгнившие плоды в оранжевой сетке. На вид это дыни, но внутри каждого плода — дольки апельсина. Умершая знакомая говорит: «Это — мое!»
17. С папкой стихов возвращаюсь на берег. Кругом — застывшие ледяные громады. Тут и Алена ждет меня. Подбегаю: «Вот, успел принести!» Рядом останавливается машина, старомодный шофер торопит нас: «Быстрее садитесь!»
18. Осторожно пробираюсь под сводами, вплываю на катере в пещеру. Черт побери! — на ледяном ложе никого нет! Меня хватает стража, я терпеливо объясняю, что страшно задолжал, тратя километры доверчивого гипофиза!
19. Обо мне в городе никто ничего не знает. Зовут меня Кевин, и я умею драться змеями на стеклянных крышах.
20. Концерт «ТБ» на стадионе в Уэмбли — ряды счастливых одинаковых негритянок. Суетится наш продюсер — Эдди Блиновски.
21. Летом у офицерского корпуса кадеты развлекаются тем, что обрывают друг у друга картонные белые уши, называя их «трофеями». Уши, вдобавок ко всему, еще и двойные!
22. Мы идем по лесу. Слева от меня с хрустом ломается ветка, меня швыряет на землю, на животе горит рубашка. Друзья пиджаками сбивают пламя. Прошли еще немного — опять хрустит ветка, опять горю. И так много–много раз. Наконец пришли в тевтонский замок. Это — Бальга. Зимней ночью сидим за накрытым столом, горят свечи. Издалека доносится голос Магистра. Два архикардинала выходят из заснеженного проема, за ними являются черные гранд–коннетабли. Их целых пять, но только один — настоящий. Все присутствующие маньеристы хранят молчание. Бардодым садится рядом со мной, он очень серьезен и важен.
23. Я иду по пустому музею — кристаллы драгоценных камней можно украсть, но я догадываюсь, что они под током: провода спрятаны под черным бархатом.
24. Идет фильм о любви к белой акуле. Акула возникает постепенно: сначала в воде клубится сгусток лазури, а затем в угрожающей близости возникают ее чудовищные челюсти. Фильм называется: «Маленькое к маленькому».
25. Есть всего одно дерево, не тронутое червями, и мы с отцом ищем его в лесу над обрывом. Нашли! Теперь нужно тронуть его ключом — так, чтобы не задеть снующих повсюду пластмассовых заводных пчел — и оно станет хрустальным!
26. Нас — трое, и наша красивая подружка вздыхает: «Ах, вы еще мальчики, ничего не знаете про станы–пальчики!» Мы поднимаемся к ней в квартиру, и все трое становимся мужчинами. Выясняется, что она сама была девушкой.
27. Я расспрашиваю родных о форме могильных холмов — бывают, оказывается, круглые и лепестковые.
28. Выбрасываю черные книги в форточку, они влетают обратно. Выглядываю — на земле стоит красивая женщина с черным догом и протягивает мне книгу, нагло улыбаясь. А я ведь живу на пятом этаже!
29. Среди кактусов с мягкими иголками играет группа «Нойлер». Я точно знаю — такой группы нет и никогда не было.
30. Мы с возлюбленной — птицы, наша клетка скользит по наклонной крыше, скорость все увеличивается, спасения нет! И мы срываемся, и летим вниз! Гибельная радость полета!..
31. По современному городу движется средневековая похоронная процессия. Значит, чума. К нам с балкона марширует кукла–девочка. Назовем ее Любовницей Луны? А в городе — зима.
32. Пеленягрэ на лекции по маньеризму дает щелбана невнимательному китайцу. Что будет? Думаю: «Все приличия попраны!»
33. Лечу над сухой весенней землей, на ниточке — как воздушный шар. То опускаясь ниже, то опять поднимаясь. Чудо!
34. В тусклом подземелье работают солдаты восточной национальности. Я спускаюсь к ним в бушлате. Вдруг ко мне подходит генерал и приказывает надеть парадную форму — у одного из дневальных сегодня именины, нужно подменить. Гранитный холл то ли бассейна, то ли вокзала: иду переодеваться. Тут навстречу — она, прекрасная, юная, прямые медные волосы подстрижены, как в двадцатые годы. С ней уходим на пустырь, где идет строительство и растут редкие деревья. Я прошу у нее поцелуя — прошло три года! Она говорит: «Не обижайтесь, Костя, но у вас любовь всегда печальна, а у меня она радостна». Но на углу какого–то строения сама припадает к моим губам, и я таю от ее сладостного, торопливого, задыхающегося поцелуя!
35. Я — медведь, а она — принцесса. Я — в черном, она — в золотом. Ведет меня по саду и радостно смеется, хоть я и расцарапал ей руку. Поднялись на мост. Она, кусая губы, разглядывает меня, и наконец приближается, и медленно–медленно начинает снимать с себя шелковые одежды…
СНОВИДЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ:
«Нега, часть III»
1. Смоляная ворона, вымокшая в собственной крови, постояв, молча валится на мраморные ступени, тускло освещенные ночными фонарями. Кто–то за спиной произносит: «Что знают трое — знают все».
2. Ты отстала от своих — может быть, намеренно, уже когда я вышел из автобуса и сразу приглянулся тебе — а я спросил, как пройти туда, куда мне надо, и ты протянула тонкую руку к фонтанам. Внезапно я почувствовал твое сумасшедшее согласие, покорное тело, подавшееся мне навстречу… Наши губы встретились, моя рука скользнула в вырез твоей рубашки и без труда нашла там влажную горячую грудь, текущую сквозь ладонь. Да, да, она текла, она превращалась в сияющий бурный поток, и вот сквозь ткань рубашки хлынул настоящий лазурный водопад! Я вздрогнул от испуга, а ты вытекала на моих глазах, и под ногами у нас оказался синий шахматный пол, усеянный осенней листвой.
3. Крохотная возлюбленная в белом шелковом платье сидит на полу и читает письма. Я знаю — она живет в похоронном венке. И чтобы поговорить с нею, я резко уменьшаюсь. Задрав голову, смотрю на Луну: она так близко, только это уже не Луна, а Земля, и на ней, как на карте мира, написаны названия разных стран. Откуда же я смотрю?