Пионеры атомного века (Великие исследователи от Максвелла до Гейзенберга) - Гернек Фридрих. Страница 2
Успеху в разрешении поставленной задачи содействует также особенность авторского стиля. Собственный авторский текст стилистически нейтрален, несколько даже суховат. При помощи сравнительно простых языковых средств Ф. Гернек создает ткань повествования, своего рода "холст", на котором богатейшим набором стилистических красок, свойственных используемому документальному материалу, рисует запоминающуюся картину событий из истории науки. Однотонность авторского текста становится также отличным фоном для выявления своеобразия мышления изображаемых в книге деятелей науки.
В отличие от многих и многих популяризаторских книг, авторы которых то впадают в беллетристическую патетику, то, как бы опасаясь обвинений в некомпетентности, вдруг обрушивают на читателя груз специальных терминов, символов и формул, Ф. Гернек, используя богатейшие возможности слова, обычным естественным языком описывает тот период в истории физики, когда в ней создаются сложнейшие творческие построения: теория относительности и квантовая механика. Он обошелся без формул, не вульгаризируя и не упрощая идей великих естествоиспытателей. Исключение составляют только несколько раз встречающиеся символ постоянной Планка h и знаменитое уравнение Е = mc2, сопровождаемое высказыванием М. Борна: с открытием расщепления урана и цепной реакции формула Эйнштейна стала "своего рода связующим звеном между физикой и политикой". Физическая формула, ставшая политическим символом, достойна того, чтобы стать исключением.
Композиция книги в достаточной степени продумана и обоснована. Книга делится на десять глав, каждая из которых сама по себе есть законченное целое: это биографии великих естествоиспытателей, творчество которых составляет особые этапы в развитии физики. Форма документальной биографии, причем биографии, организующим центром которой является решающее открытие, сделанное ученым, позволяет показать историю физики в разных ее аспектах, развернуть стереоскопически зримую панораму событий. В основу композиции книги положена великая драма науки, открывшей одну из могущественнейших сил природы в условиях перехода капитализма в последнюю стадию своего существования - империализм. Начав с поисков решения чисто познавательных задач и с теоретического объяснения "случайно" открытых неизвестных дотоле электромагнитных явлений и естественной радиоактивности, будучи глубоко убеждены, что все это не имеет никакого отношения к повседневному производству и политической борьбе, ученые "вдруг" оказались в ситуации выбора: с кем идти? Служить ли силам войны и буржуазной реакции, размахивающим над планетой ядерной бомбой, или объединиться с силами мира и социального прогресса.
Описание великой драмы науки, документальное расследование "приключений познания", оказавших неизгладимое влияние на все сферы общественной жизни, и в особенности на арсенал средств вооруженной политической борьбы классов и мировых социально-политических систем, опирается на марксистско-ленинскую концепцию науки, сознательно принятую автором в качестве единственной последовательно научной методологии исследования истории естествознания.
Эта концепция, подтвержденная богатейшим фактическим материалом, нашедшим отражение на страницах книги, признает марксистскую теорию науки неотъемлемой частью научного, диалектико-материалистического учения о пролетарской социалистической революции. Самое существенное в этой теории состоит в там, что она раскрывает историю создания буржуазией одной из мощнейших производительных сил, которая используется в борьбе с феодализмом, а затем становится средством эксплуатации и сверхэксплуатации покупаемой буржуазией рабочей силы пролетария. Вопрос об отношении социалистической революции к науке как производительной силе и социальному институту, созданному буржуазией, есть поэтому вопрос об изъятии этой силы из ведения буржуазии и передачи ее в руки пролетарского социалистического государства.
Многие места в книге Ф. Гернека являются яркой иллюстрацией основных положений социологии науки, сформулированных К. Марксом в рукописи 1861...1863 годов "К критике политической экономии". К. Маркс отмечал: "Капиталистический способ производства первым ставит естественные науки... на службу непосредственному процессу производства, тогда как, наоборот, развитие производства дает средства для теоретического покорения природы. Наука получает призвание быть средством производства богатства, средством обогащения"[2]. Воплощаясь в машинах и в производственных процессах и становясь вследствие этого производительной силой капитала (частью постоянного капитала), "наука выступает как чуждая, враждебная труду, господствующая над ним сила" [2]. Эта социально-экономическая функция науки в условиях капитализма детерминирует и социальный статус ученых. "Люди науки, поскольку эти" науки используются капиталом в качестве средства обогащения и тем самым сами становятся средством обогащения также для людей, занимающихся развитием науки, конкурируют друг с другом в стремлении найти практическое применение этой науки" [2].
Ф. Гернек воссоздает средствами документального повествования картину науки на изломе времен, на рубеже двух эпох - эпохи зарождения предпосылок и условий социализма в недрах капитализма и эпохи революционных социалистических преобразований.
Развиваемая и документально обосновываемая Ф. Гернеком теоретическая характеристика социального статуса науки и ученых, функционирующих в условиях капиталистического способа эксплуатации, потребует от читателя, привыкшего к чисто просветительному пониманию всего, что связано с уважаемыми им именами Д.К. Максвелла, О. Гана, А. Эйнштейна, Л. Мейтнер, М. Планка, которых он воспринимает только как сеятелей разумного, доброго, вечного, известной социально-психологической перестройки и ломки "антисоциологических" предубеждений.
Об основных положениях марксистской социологии науки, на которых Ф. Гернек строит свой анализ истории физики, приходится говорить именно потому, что, как свидетельствуют факты, ученые на Западе сравнительно поздно обнаружили трагическую связь науки с большой политикой, связь между наукой и экономикой. Причем эта связь была понята ими в духе апологетического самосознания, которому наука представляется "решающим экстрапродуктивным сектором человеческой деятельности" и "решающим фактором социального прогресса" [3].
И дело не только в том, что почти все физики, биографии которых представлены в книге Ф. Гернека, были выходцами либо из буржуазных, либо из дворянско-аристократических слоев общества. Решающими здесь оказываются те требования, которые наука как социальный институт буржуазного общества предъявляет своим будущим активным агентам, и то, каким образом это общество воспитывает и формирует их. Механизм подготовки творца идей в сфере буржуазного духовного производства в его немецко-баварском варианте конца XIX века, то есть как раз того периода, когда происходило формирование немецких физиков, описываемых в книге Ф. Гернека, мастерски изображен Л. Фейхтвангером в памфлете "Автор о самом себе": "98 преподавателей в общей сложности обучали его 211 научным дисциплинам, среди которых были древнееврейский язык, прикладная психология, история верхнебаварских владетельных князей, санскрит, сложные проценты, готский язык и гимнастика, но не было ни английского языка, ни политической экономии, "и истории Америки. Писателю Л. Ф. понадобилось целых 19 лет на то, чтобы полностью вытравить из своей памяти 172 из этих 211 предметов. За годы его учения имя Платона упоминалось 14 203 раза, имя Фридриха Великого - 22 614 раз, а имя Карла Маркса не упоминалось ни разу" [4]. И если "способный естествоиспытатель" и одновременно "истинно набожный человек" Д.К. Максвелл был глубоко убежден в том, что деление людей на бедных и богатых угодно богу, что всегда поэтому будут существовать рабы и господа, то этим он был обязан и своему происхождению (из семьи шотландского помещика), и воспитанию (в духе английского протестантизма), привившему ему еще в детские годы "удивительное знание текста Библии", и той роли, которую наука играла в превращении Англии во всемирную мастерскую и в создании Британской колониальной империи. Если Г. Герц "не был противником прусского милитаризма и партийным соратником Бебеля", то это вполне объясняется тем, что он происходил из семьи богатого гамбургского сенатора и разделял социальные и "национальные" убеждения и предрассудки своего класса. Когда в 1919 году в Мюнхене была создана Советская Республика, то контрреволюционное движение буржуазии поддерживал и престарелый В.К. Рентген, озабоченно обсуждавший вопрос о "большевистской опасности", и молодой В. Гейзенберг, который со своими школьными друзьями оказывал помощь контрреволюционным "отрядам порядка", и Макс фон Лауэ (сын крупного чиновника военно-юридического ведомства), вступивший в добровольческий корпус, чтобы сражаться против "большевизма", и Вилли Вин, который сам создавал в Вюрцбурге такой корпус. Все они вели себя в соответствии с логикой классовой борьбы, сознательно или бессознательно защищая коренные интересы буржуазии, "а которые посягал революционный рабочий класс Германии. И если деятель науки такого масштаба и мировой известности, как В.К. Рентген, к тому же не обладавший склонностью к философствованию, незадолго до смерти мог писать: "Моя жизнь кажется мне такой бесцельной!" - то это вполне укладывается в рамки буржуазного миросозерцания.