Багровый дождь - Авраменко Александр Михайлович. Страница 7

…Ответом спросившему лётчику был целый каскад фигур высшего пилотажа, продемонстрировавший наблюдающим на земле, что на самом деле всех возможностей своих «И-153» пилоты не знали…

Глава 5

Колёса платформы медленно стучат на стыках рельсов. Мы куда-то едем. Знаем, что под Ленинград, но вот куда точно? Дорога течёт медленно и в то же время быстро. Тянется – поскольку едем драться с врагом. А не спешит – хоть немного отдохнуть от войны… Но никак не получается. Мимо мелькают обгорелые останки городов и сёл, голодные люди на платформах, мечтающие выпросить у бойцов что-нибудь съестное. Вдоль насыпи – скелеты сожженных авиацией теплушек. Картина, что и говорить, – не очень ободряющая. Да и само название армии, в которую мы направляемся, в составе сводного батальона, наводит на невесёлые мысли, поскольку на полгода раньше, в сорок первом, её наголову разбили под Харьковом. Эх, вроде и год начался отлично, а складывается не очень. Тьфу! Со злости сплёвываю на грязный пол теплушки и переворачиваюсь на другой бок, к стенке. Лезу в карман, достаю последнее письмо из дома и начинаю перечитывать. Хорошо хоть, там всё нормально. Не голодают, как здесь. Ну, рыбу ловить и голодным остаться – суметь надо… Из документов вываливается фотография Бригитты. Сколько раз я, таясь от самого себя, доставал эту карточку, вглядывался в её лицо? Не знаю. Не считал. Вспоминаю, как она смотрела мне вслед, когда осталась на дороге, а машина пылила по просеке. Эх, мать… Война-война… Увидимся ли ещё разок, а? Ладно, возьмём Берлин, а там и съезжу на денёк. Глядишь, уцелеем оба. Благо, язык я учу, сядем рядком, поговорим. Чайку попьём. Но сначала выжить надо.

Ш-ш-ш… Пуф-ф-ф. Прибыли! Усталый паровоз выпускает пары, окутываясь белым туманом. Слышна звонкая команда кого-то из встречающих:

– Становись!

Оправляю обмундирование и шагаю на полуразрушенную платформу. Зрелище не очень отрадное. Развалины, пепелища. Здание вокзала зияет дырами от артиллерийского обстрела. Видать, недавно освободили. Ко мне спешит, сверкая новенькими знаками различия на петлицах щегольской шинели из английского сукна, какой-то капитан.

– Товарищ майор, вы старший по команде?

– Так точно, капитан.

– Тогда разгружайтесь. Нам к вечеру надо уже в расположение прибыть.

– Ясно.

Подзываю заместителя по технической части и отдаю ему распоряжение. Торопливо из теплушек достают аккумуляторы, извлекают из-под днищ танков брусья, чтобы снять машины с платформ. Короче, работа закипает. Моё внимание привлекает звонкая ругань, доносящаяся от стоящего на третьей платформе «Т-26». Подхожу поближе.

– Чего разоряешься, Семенцов?

– Да вот, товарищ командир, брезент спёрли. Прошляпила охрана.

Брезент? Это серьёзно. Даже слишком. Чехол от танка – это, почитай, крыша для экипажа. И укрыться от дождя, если что. И заночевать. Даже зимой. Подъезжаешь к воронке, разжигаешь на дне костёр. Потом, когда прогорит, выкидываешь золу и мусор, стелешь брезент на землю, накрываешься, наезжаешь танком на края. А сам внутрь. И в лютые морозы переночевать можно. Так что дело серьёзное. Ребятам крупно не повезло, и с часовых не спросишь, поскольку охраняли нас стрелки НКПС, а не свои. Бардак, одним словом. Ладно. Найдём ещё. До первого боя, как я понял, недолго, а после него будут и чехлы, и много чего ещё… Моторы нашей разнокалиберной колонны уже ревут. Торопливо разбираемся по машинам и трогаемся. Я примащиваюсь на левой башенке, а поскольку мой танк головной – рядом садится капитан, сопровождающий нас до места базирования. В одном строю идут машины всех видов и типов. Несколько пушечных «Т-26», мой «два-восемь», одновременно являющийся и самым большим, и самым тяжёлым в колонне. Суетливо перебирают узкими траками «Т-38Ш» и «Т-60». Пыхтит дымами из выхлопных труб английская «Матильда». Вот именно эта «дама» и внушает мне самые большие опасения, поскольку ход у неё, мягко скажем, неприспособлен для русской зимы. То лёд между фальшбортами набьётся, то соляр отечественный заморские «лейланды» кушать не желают. Чует моё сердце, что ещё хлебнём мы с ней…

К моему собственному удивлению добираемся до отведённой нам на постой деревеньки без поломок и происшествий. Там короткий отдых и ужин в быстро сгущающемся сумраке раннего зимнего вечера. Но мне, как всегда, не везёт. Срочно вызывают в штаб, чтобы поставить задачу сводному батальону. В принципе работа привычная: ударить, прорвать, обеспечить. Но когда я вглядываюсь в карту, у меня холодеет сердце: наступать нам надо по абсолютно открытой местности, да ещё через широкий замёрзший Волхов. Если немцы не дураки, а они таковыми являются только в пропаганде комиссаров, убеждался не раз, то просто подтянут артиллерию и размолотят лёд прямо перед нами. И ку-ку. Тридцать две тонны веса требуют для прохода около семидесяти пяти сантиметров льда. Если меньше – плавать мне железно. А в такой воде – пять минут и всё. Сосулька…

– А лёд испытывали?

– Вы что-то спросили, товарищ майор?

– Да. Меня интересует толщина ледяного покрова на реке Волхов. Её кто-нибудь проверял?

Высовывается какой-то очередной политрук:

– Вы что, товарищ Столяров, подвергаете сомнению мудрость партии и товарища Сталина, приказавшего освободить Ленинград?

Шитая звезда на рукаве гимнастёрки действует на меня, словно тряпка на быка.

– Мудрость наших руководителей, к сожалению, низводится до глупости тупостью подхалимов и бездарей, проникших на высокие посты.

Гробовая тишина. На меня смотрят, словно на покойника. Ой, батя ведь говорил же сколько раз – выслушай, поддакни и сделай по-своему.

– Арестовать предателя!

– Заткнись, комиссар! Дело майор говорит. Это, кстати, вашему полку приказано было сделать, товарищ полковой комиссар. И вообще, мне непонятно, а где командир бригады полковник Шишлов? Что вы здесь делаете вместо него?

Мать! Ни фига себе! Это же сам Соколов! Насколько я знаю, других генерал-лейтенантов поблизости нет.

– Так вот, товарищи командиры. Я тоже хочу услышать насчёт Волхова и прочего. Например, где сейчас находится артиллерия? Где танки? Сколько у нас боеприпасов?

Гробовая тишина. Делать нечего.

– Товарищ генерал-лейтенант, командир отдельного танкового батальона майор Столяров. Личный состав и материальная часть находятся в деревне Папопоротно. Готовятся к бою.

– Так… А остальные?

Называют точное местоположение своих частей, кажется трое или четверо из присутствующих. Остальные отделываются общими фразами, вроде – в десяти километрах от станции, в том лесочке, что за пригорочком с кривой сосной, и тому подобной ахинеей. Командующий армией медленно багровеет, а потом срывается:

– Завтра, седьмого, наступать, мать вашу! Вы командиры или нет, в конце концов?! Как же вы воевать будете?!! У вас же жизни людские в руках! Или думаете, что русские бабы ещё солдат нарожают?! От кого рожать-то будут? От вас, что ли, сволочей?!

…Совещание заканчивается очень быстро. Все обескуражены вспышкой начальственного гнева и спешат побыстрее убраться, получив указания. Возвращаюсь и я. Первым делом проверяю технику. Здесь всё нормально. Топливо заправлено. Боеприпасы загружены. Народ накормлен, уже спит. Собираю командиров, объясняю всем поставленную нам задачу. Подчинённые молча отмечают карты, настроение ниже среднего. И так всё понятно. Кто-то наверху себе награду повесит, а нас – похоронят…

– Вы это, ребята, на рожон не лезьте. Держите дистанцию между машинами. И идите с открытыми люками. Если что – сразу всё бросайте и назад. Я пехоту попрошу, чтобы костры развели. Так что, если искупаетесь, то сразу греться. Ясно?

– Так точно, товарищ командир…

На этом заканчиваем, надо же и нам перед боем отдохнуть.

Утром мороз неожиданно крепчает, поэтому с запуском двигателей пришлось повозиться. На исходный рубеж прибываем с опозданием на пять часов. И не все. Ленд-лизовское «чудо» вообще не смогли запустить, ребята сейчас жгут костры под днищем, надеясь разогреть масло в картерах сдвоенных автомобильных дизелей. А пехоты нет. Многочисленные следы ведут на Запад. Ушли. Твою ж мать! По рации же говорил, подождите немного, нагоним вас. Нет, на подвиги потянуло.