Временщики. (Судьба национальной России: Ее друзья и враги) - Власов Юрий Петрович. Страница 89

Однако обратимся к оценке царя Петра Дмитрием Ровинским.

Что за надругательство над верой учинил Пётр, утвердив устав всешутейшего и всепьянейшего собора (в противовес церковным православным соборам) с позорными процессиями по случаю выбора папы и женитьбы патриарха (а патриарха женить было нельзя, ведь он всегда из монахов, это было заведомо гнусное зубоскальство царя-шутника. – Ю.В.).

"И что это было за ужасное шутовство всешутейшего собора, – возмущался Ровинский, – нечаянно, например, уронять человека в воду в холодное осеннее время; насильно опоять до смерти; в шутку, этак, зашибут до увечья; зубы здоровые повыдергают – шутовство дикое, злое, пошлое и, прежде всего, беспросыпно-пьяное".

Часть писем к Екатерине [184] царь подписывал как "Перть", нередко посвящая в свои постельные забавы с разными девицами, не считая зазорным называть заразных. Случалось, Пётр в своём кругу задирал девице (порой очень известной фамилии) подол и тут же на диване при невольных зрителях покрывал её, ровно скот, после чего карточная игра возобновлялась.

Царь берёг копейку…

Нравы петровской России отличала распущенность. На старинной русской стыдливости и скромности отплясывали польки и жеманные французские танцы.

Пётр рвал не просто больные зубы, а часто и здоровые, навыка ради. Ровинский замечает: "Пётр имел ещё страсть дёргать зубы, без разбора… в кунсткамере сохранялся целый мешок надёрганных им зубов".

Но вернёмся к оскорблённым чувствам Ровинского.

"Самый шутейший из всех членов всeпьянейшего собора был, конечно, сам державный смехотворец "Пётръ протодiаконъ", и как ужасно перемешивались его забавы и шутки с кнутом и виской: сегодня подымает он на дыбу и бьёт кнутом, без всякой надобности, шестнадцатилетних фрейлин; завтра пишет устав всешутейшего собора, по три – по четыре раза собственноручно исправляет и пополняет его, – в промежутках пытает родного сына, а там опять выборы нового папы, крепкое ощупывание (в особом кресле с дырой: на наличие мужских органов. – Ю.В.), опять пьянство, опять насилия…" [185]

Коялович пишет: "Православие в России приросло к русской народности, оно слилось с нею нерасторжимо, оно сущность русской народности" [186]. А Пётр с безумной силой бил по этой сущности "русской народности", будто желал погибели своему народу-племени.

Выше двух метров ростом, что в помещениях и вовсе производило ошеломляющее впечатление, порывистый в движениях, не в редкость уже с утра хмельной, несколько дёргающийся, к тому же часто говорящий не по-русски, Пётр казался антихристом. "Антихрист и есть, – рассуждали о нём простые русские. – А ежели не антихрист, то кто?… Бес! Бес заморский! Рожа бритая. Во рту трубка с табачищем. На ногах какие-то немецкие… ботфорты с каблучищами… Рост – в двери не пролазит! Огромадный! И чуть что – пить, жрать да плясать. Баба у него нерусская, чухна! Через многие руки прошла… Какая же она царица! Гулящая!… Ну чистый бес с бесовкой! Подменили царя в заморских краях! Ей Богу, подменили!… Антихрист!…"

Пожалуй, Пётр I был самым искусным матерщинником в истории России.

Есть Малый загиб Петра. Он состоит из 37 нецензурных слов, связанных смыслом. В загибе нет ни одного пристойного выражения, все – отборная похабщина.

Есть Большой загиб Петра. Он содержит 260 нецензурных слов. Все до единого – площадная ругань самого низкого пошиба, но очень затейливо связанная…

Однако и Малый, и Большой загибы вызывают хохот своей остроумной связанностью. Это не просто брань. Это своего рода краткие "литературные" творения. По преданию, Пётр произносил их без запинок одной непрерывной запальчивой речью.

Пётр I вставал в четыре утра. Обычно во сне он обильно потел. Спал в колпаке, обшитом изнутри полотенцем… Тогда царь вышел в халате. Денщик подал стакан водки с солёным огурцом. Он выпил, заел. Впереди ждали дела. Это врезалось в память человека, который был приглашён к Петру I в столь ранний час. Скорее всего царь опохмелился на глазах своего дипломата, который ждал от царя указаний перед долгой дорогой в Европу, но кто знает, мог и просто "голонуть". На то своя царская воля…

В 1724 году на 8-дневном маскараде, обалдевший от возлияний царь, распорядился, дабы сенаторы не снимали маски не только в часы приёма, но и в общих совместных заседаниях. В этом зловеще проглядывало уже не одно озорство 50-летнего "отца Отечества".

А Меньшикову Пётр одно время писал письма и распоряжения от имени дога, которым владел тот же Меньшиков. Это уже больше из области психиатрии…

За курение табака до Петра I рвали ноздри и спускали "шкуру" кнутом. Кстати, писал Пётр I очень неразборчиво и с изрядным набором ошибок. Историк Бартенев, хранитель царской библиотеки после середины XIX столетия, называл петровское письмо "кривописанием". Это Бартенев сообщил Герцену династический секрет: сын Екатерины II Павел Петрович не Романов, а отпрыск вельможи Салтыкова. Павел I (1754-1801) был зачат так по требованию императрицы Елизаветы Петровны из-за бездетности Петра III (1728-1762), убогого супруга Екатерины Алексеевны, будущей императрицы Екатерины II (1729-1796).

Елизавета Петровна (1709-1761) и велела Екатерине встретиться с Салтыковым для зачатия. Павел Петрович в своём уродстве поразительно смахивал на Салтыкова.

Обо всём этом Екатерина II поведала в своих записках, – оные хранились в Зимнем на правах самых секретных бумаг: Россией после её смерти будет править не Романов. На основе записок Екатерины II издаст свою двухтомную историю её царствования В. А. Бильбасов (этот двухтомник есть в моей библиотеке) [187].

Василий Алексеевич Бильбасов (1838-1904) - русский историк и сочинитель-документалист. Умеренный либерал (значит, всё же чуть чуть, но любил Родину). Окончил Петербуржский университет. В 1867 году защитил докторскую диссертацию. В 1869-1871 годах – профессор Киевского университета. Автор интересных книг, написанных на основе исторических фактов, похоже писал М.Пыляев во второй половине XIX столетия. В букинистических магазинах Москвы в 1950-1960-е годы книги Василия Бильбасова шли задорого, да ещё из-под прилавка.

Его "История Екатерины II" была запрещена в России, погодя проклюнулась в Берлине. Её берлинское издание относится к библиографическим редкостям. Книга настолько богата фактами, документами, а автор настолько владеет литературным русским – двухтомник и поныне не утратил своего значения для всех, кто интересуется русским ХVIII веком.

И замечание Кояловича об убитом Алексеем Орловым Петре III:

"Петр III мало того, что оказался вскоре развратным человеком, проводившим время в возмутительных, открытых оргиях, но оказался жестоким оскорбителем русской народности и даже русской веры. Гольштинцы сделались первыми людьми в русском войске; прусский посланник Гольц управлял Россией… корень зла был… не в русском обществе и народе. Но где же он?…

Силу… ответа легко измерить следующими свидетельствами… Соловьёва (историка. – Ю.В.). Известный проповедник митрополит Амвросий в проповеди на день рождения Елизаветы, сказанной 18 декабря 1741 г., характеризуя только что тогда павшее господство иноземцев в России времени Бирона, [188] между прочим, говорит, что они (именитые иноземцы. – Ю.В.) постоянно заводили речь об учёных людях с тем, чтобы, узнав таковых между русскими, погубить их, но не одними учёными они ограничивали свою адскую тактику… "Был ли кто из русских… например, художник, инженер, архитектор или солдат старый… тут они тысячи способов придумывали, как бы его уловить… под интерес подвесть и таким образом или голову ему отсечь, или послать в такое место, где надобно… умереть от глада (голода. – Ю.В.) – за то одно, что он инженер, что он архитектор… Кратко сказать: всех людей добрых, простосердечных, государству доброжелательных и отечеству весьма нужных и потребных, под разными претекстами (поводами. – Ю.В.) губили, разоряли и вовсе искореняли, а равных себе безбожников, бессовестных грабителей, казны государственной похитителей весьма любили, ублажали, почитали, в ранги великие производили…" [189]