Справедливость силы - Власов Юрий Петрович. Страница 16

Звучат новые имена. Памятные подарки, грамоты, жетоны – руководители спорта награждали друг друга.

Свет в зале притушен. Все держатся тесными национальными кучками. Многие улетали в ночь – и торжество катилось на скоростях…

Эшмэн трепанул меня за шею и двинул к своим.

А я вдруг вымерил себя глазами соперников. Они не чувствовали себя слабее. Я дал им несомненное превосходство. Я дрогнул. Отыгрыш явился актом отчаяния. По их разумению, при более плотной конкуренции я не выстою. Да и не видели они во мне мускульного колосса. Откуда взяться новой силе, где запас? И как же щупл я в сравнении с любым из "медальных" атлетов! Не люди – кряжи! Даже Шемански – выкованный, энергично определенный в движениях, напористый. Но главное – я ненадежен. Спасся лишь удачными попытками в толчке.

Не набрал, а сляпал эти самые 500 кг, будучи начинен силой, готовый утяжелить всесоюзный рекорд Медведева в сумме. Чувствительно отозвалась эта неудача на ярости столкновения за золотую медаль в Риме, через год.

Побаливали набитые мышцы. Жестокость схватки потрясала. Победа не принесла веры. Но я таил и другое.

Я знал способность своих мышц к изменению, отходчивости от нагрузок. Знал: у меня сильные ноги. Только Эндерсон мог посрамить меня в силе ног. А ведь я в отличие от всех атлетов еще не работал над силой. До сих пор учился – окончил одну из славнейших академий страны. Учение не увязывалось с тренировками, не щадило силу. И потом, постоянные перерывы на месяцы для прохождения практики по будущей специальности. И при всем том я завершил инженерное образование и стал чемпионом мира. И это без послаблений в занятиях. Следовательно, запасы силы порядочны, если я победил, даже не приступив толком к их разработке.

Характерная черта подобных приемов – стремление побыстрее сплавить гостей. Насколько горячи и ожесточенны спортивные схватки, настолько черство-пусты эти банкетные торжества.

Служебным автобусом мы вернулись в гостиницу. Я отнес вазы и грамоты в номер и вернулся на улицу. Почти до утра бродил. Новые улицы, новые дома, остовы домов. Места, где могли рухнуть, ограждали заборы. И ни фонарей, ни огней. Уже в десятке метров над головой в дождливом мраке растворялись дома. К утру посвежело. Тепловатый, угольно пахучий воздух полегоньку смывал балтийский ветерок.

После выступления не сплю.

Я очень возбудим. Немало спортсменов возбуждают себя искусственно: кто сверхкрепким кофе, кто еще чем, а мне понадобилось несколько лет выступлений на большом помосте, прежде чем научился превращать возбуждение в расчетливую ярость

Глава 21.

Я пробыл в спорте не столь мало: отработал в шести чемпионатах мира и Европы. Ушел отнюдь не потому, что исчерпал себя. Недаром мой преемник выигрывал звание чемпиона мира еще три года на результатах хуже моей рекордной суммы, а ведь она была промежуточной на пути к самой главной – 600-килограммовой. Я ей предназначал все тренировки. Именно тренировки. Ведь я не прибегал к форсированному прибавлению собственного веса до 150-165 кг, за которым неизбежно утяжеляются и результаты. Мой вес изменялся, но вместе с мышцами. Я грузнел новыми мышцами. К сожалению, то, что добывалось новыми приемами тренировки, выносливостью к нагрузкам и жизненной выносливостью, приходило к соперникам несколько проще…

Я не знал ничего, что было бы связано с искусственным вмешательством в наращивание силы… Мы глохли от грохота "железа". Наши залы были тесны, часто на один-два помоста. Мы мокли потом, меняли просоленные рубахи, грубели силой…

Меня не привлекала тренировка единственно ради побед. Мять себя, пытать, но брать новую силу, подчинять новые килограммы. Только новое, способность нести новое и быть новым – вот истина большого спорта. Просто выигрывать золотые медали и чемпионаты – ради этого я не остался бы в спорте ни на один день. Для меня спорт исчерпывал себя с потерей возможности прибавлять в силе. Копить медали и победы казалось мне извращением смысла борьбы. Быть в новом. Искать силу. Знать силу. Подчинять силу.

Именно поэтому я отрицал прибавление собственного веса. Это была борьба за существование в спорте и от спорта. Я подобной жизнью не дорожил. Меня занимала лишь возможность побед с новой силой. Наедание же веса помимо физического безобразия означало погоню за победой любой ценой. Мир знал такого атлета, как Шарль Ригуло. Он весил едва сто килограммов, а показал результат, у которого толклись добрую четверть века атлеты чудовищных по сравнению с ним пропорций и веса.

Тяжелая атлетика – это не просто поднимание тяжестей, это владение силой. Не использование силы в строго заученных движениях, а владение всеми направлениями силы, надо полагать, и душевной. Могучий человек – у меня о нем определенное представление… Меня часто упрекают в сгущении красок. Но, чтобы судить об этом "сгущении", прежде всего нужно иметь на то моральное право: пройти современные тренировки, хотя бы насмотреться толком.

Наивно полагать, будто тренировки в прошлом вообще являлись забавой. Еще в 1914 году известный атлет Иван Романов писал в журнале "Геркулес": "Половина волос у меня седые, а ведь жизни прошло очень немного – мне всего 32 года. Но судьба побросала меня по белу свету, помыкала везде и всюду, и в результате – серебряные волосы. Мне кажется, что жизнь профессионального борца надо считать не годами, а месяцами, как участнику Севастопольской обороны".

Мы ведем жизнь не профессиональных борцов, но наши тренировки много жестче. Это итог непрерывного взвинчивания результатов и ужесточения спортивной конкуренции. И по всему свету – чемпионатам, турнирам – нас судьба бросает… И не сахарны победы. Это естественно. Мой последний рекорд мира в толчковом упражнении-215,5 кг, сейчас этот рекорд превышает 260 кг, а настанет время – перевалит за ЗОО! Объяснять, какие перегрузки испытывает при этом атлет, излишне. Впрочем, это и объяснить невозможно…

Однако и сам атлет не всегда даст правильный ответ. Все зависит от того, как прожить в спорте. Впрочем, это имеет отношение к жизни вообще.

Глава 22.

…В жиме я срезался по нескольким причинам. Разбазарил силу в тренировках, до выступления: поражал публику, красовался. На соревнованиях не сумел приспособиться к затяжному старту, навязанному Тэрпаком. Привык работать с груди в темпе – и, конечно, скис! Прибил первый чемпионат!

Стать другим. Успеть за одиннадцать месяцев стать другим!

Учиться не у кого: новый результат требует своей методики. Тренировка индивидуальна. Даже у найденного, нового ограниченная и строго личная практика применения…

Из Варшавы мы возвращались поездом. Люблю поезд, когда соседи недокучливы и умеют себя вести. Дорога вырывает из жизни – и сама жизнь тогда виднее.

Смотрю на часы: ресторан еще не закрыт. Снимаю костюм сборной, точнее – только куртку с буквами "СССР". На рубашку накидываю пиджак. От Бреста поезд торопится. Вагоны мотает, гулкие. Октябрь не сезон отпусков, в школах занятия. Даже ресторан пуст. Взял бокал цинандали. Растягиваю глотки, радуюсь освобожденности, скачке огней за окном. Прощайте, Польша, Варшава, чемпионат, новые друзья!

…Эшмэн! Как расставлял будущих призеров в Риме! Но ему уж там не бывать. Пусть прибавит к лучшему жиму 15 кг, ну пусть 20 – все равно сумма не сложится. Задавят его. Но кто? С кем тот поединок, на какой штанге? А Шемански?..

Долго раскладывал будущие тренировки.

Учиться не у кого, учиться не у кого…

Вино не допил. Вернулся и почти до утра слушал рельсы. Верил. Особенно верил, что все сбудется. А что именно – толком не знал. Что-то большое, радостное впереди. Жизнь не обманет, не ошибусь в ней.

Не ошибусь, не ошибусь…

Угадываю слова индийской "Упанишады". Да, древний путь, ведущий вдаль, повстречался мне, найден мной! Отрешенные идут по этому пути. "На этом пути,– говорят они,– белое, синее, желтое, зеленое и красное… Этот путь найден, по нему идет знаток, добротворец, состоящий из жара…"