Капли крови - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников". Страница 14

Долго ли Острову пришлось там стоять и ждать, он как-то не мог дать себе отчета. Было странное ощущение, что он застыл и вышел из тесного времени. Показалось, что целые сутки пронеслись над ним, как одна минута. Лучи яркого света упали на его лицо, и погасли. Остров подумал, что это кто-то бросил на его лицо слишком яркий свет из фонаря через окошко над дверью. — Такой яркий, что глазам больно стало. Он досадливо отвернулся. Ему не хотелось, чтобы его узнали раньше, чем он войдет. Потому и пришел вечером, когда темно.

Но, очевидно, уже его узнали. Дверь распахнулась опять так же бесшумно. Он вошел в узкий короткий коридор в толстой стене. За ним был второй двор. На дворе никого не было. Дверь за Островым бесшумно затворилась.

— Сколько же тут дворов будет, в этой чертовой трущобе? — сердито проворчал Остров.

Узкая плитяная дорожка тянулась перед ним. Она было освещена лампою, горевшею вдали. Рефлектор этой лампы был направлен прямо на Острова, так что он мог видеть только под своими ногами ярко освещенные, серые, гладкие плиты. По обе стороны от дорожки было совсем темно, и не понять было, стена ли там, деревья ли. Острову не оставалось ничего иного, как только идти прямо вперед.

Но он все же потоптался, пошарил вокруг, и убедился, что по краям дорожки росли колючие кусты, насаженные очень густо. Казалось, что за ними была еще изгородь.

— Фокусы, — ворчал Остров.

Он медленно подвигался вперед, ощущая неясный и все возрастающий страх. Решившись быть настороже, он опустил левую руку в карман своих пыльных в лоснящихся на коленях брюк, нащупал там жесткое тело револьвера, и переложил его в правый карман.

На пороге дома встретил его Триродов. Лицо Триродова ничего не выражало, кроме ясно отпечатленного на нем усилия ничего не выразить. Он сказал холодно и неприветливо:

— Не ждал вас видеть.

— Да, а вот я все-таки пришел, — сказал Остров. — Хотите не хотите, а принимайте дорогого гостя.

В голосе его звучал насмешливый вызов. Глаза глядели с преувеличенною наглостью. Триродов слегка сдвинул брови, глянул прямо в глаза Острова, и они забегали по сторонам.

— Войдите, — сказал Триродов. — Отчего вы не написали мне раньше, что хотите меня видеть?

— А откуда же мне было знать, что вы здесь? — грубо пробормотал Остров.

— Однако узнали, — с досадливою усмешкою сказал Триродов.

— Случайно узнал, — говорил Остров, — на пароходной пристани. Был разговор. Впрочем, вам это не интересно знать. Он усмехнулся с намекающим выражением. Триродов сказал:

— Войдите же. Идите за мною.

Они пошли вверх по лестнице, узкой, очень пологой, с широкими и невысокими ступенями в частыми поворотами в разные стороны, под разными углами, с длинными площадками между маршей, — и на каждую площадку выходила какая-нибудь запертая плотно дверь. Ясный и неподвижный был свет. Холодная веселость и злость, неподвижная, полускрытая ирония были в блеске раскаленных добела проволочек, изогнутых в стеклянных грушах.

— Да и нет, — вот наш свет и ответ, — говорил их неподвижный блеск.

Кто-то легкий и осторожный шел сзади очень тихо. Слышалось легкое щелканье выключателей, — пройденные повороты погружались во мрак.

Наконец лестница кончилась. Длинным коридором прошли в обширную, мрачную комнату. Буфет у стены, стол посередине, по стенам поставцы с резною посудою, — это были приметы столовой.

— Это вы правильно, — проворчал Остров. — Накормить не мешает.

Свет распределялся странно, — половина комнаты и половина стола были в тени. Два мальчика в белых одеждах подали на стол. Остров подмигивал нагло.

Но они смотрели так спокойно, и так просто ушли. Триродов поместился в темной части комнаты. Остров сел у стола. Триродов спросил:

— Что же вам от меня надо?

— Вопрос деловой, — ответил Остров, хрипло смеясь, — очень деловой. Не столько любезный, сколько деловой. Что надо? Прежде всего, приятно мне вас увидеть. Все же, в некотором роде, узы связывают, детство, и прочее.

— Очень рад, — сухо сказал Триродов.

— Сомневаюсь, — нагло возразил Остров. — Ну-с, и затем, почтеннейший, мне еще кое-что надо. Именно вот вы угадали, что надо. Всегда были психологом.

— Чего же? — спросил Триродов.

— Сами не догадаетесь? — подмигивая, спросил Остров.

— Нет, — сухо сказал Триродов.

— Тогда, нечего делать, скажу вам прямо, мне надо денег, — сказал Остров.

Он засмеялся хрипло, ненатурально, налил себе вина, выпил его жадно, и пробормотал:

— Хорошее вино.

— Всем надо денег, — холодно ответил Триродов. — Где же вы хотите их достать?

Остров завертелся на стуле. Хихикая, пожимаясь, потирая руки, он говорил:

— А вот к вам пришел. У вас, видно, денег много, у меня мало. Вывод, как пишут в газетах, напрашивается сам собою.

— Так. A если я не дам? — спросил Триродов.

Остров пронзительно свистнул, и нагло глянул на Триродова.

— Ну, почтеннейший, — сказал он грубо, — я рассчитываю, что вы не позволите себе такой самоочевидной глупости.

— Почему? — спросил Триродов, усмехаясь.

— Почему? — переспросил Остров. — Мне кажется, причины вам так же хорошо известны, как и мне, если еще не лучше, и о них нет нужды распространяться.

— Я вам ничего не должен, — тихо сказал Триродов. — И не понимаю, зачем бы я стал давать вам деньги. Все равно вы истратите их без толку, прокутите, может быть.

— А вы тратите с большим толком? — язвительно улыбаясь, спросил Остров.

— Если и не с толком, то с расчетом, — отвечал Триродов. — Впрочем, я готов вам помочь. Только прямо скажу, что свободных денег у меня очень мало, да если бы и были, я вам все равно много не дал бы.

Остров хрипло и коротко засмеялся, и сказал решительно:

— Мало мне ни к чему. Мне надо много. Впрочем, может быть, это по-вашему будет мало?

— Сколько? — отрывисто спросил Триродов.

— Двадцать тысяч, — напряженно решительным тоном сказал Остров.

— Столько не дам, — спокойно сказал Триродов. — Да и не могу.

Остров наклонился к Триродову, и шепнул:

— Донесу.

— Так что ж? — спокойно возразил Триродов.

— Плохо будет. Уголовщина, любезнейший, да еще какая! — угрожающим голосом говорил Остров.

— Ваша, голубчик, — так же спокойно возразил Триродов.

— Я-то выкручусь, а вас влопаю, — со смехом сказал Остров.

Триродов пожал плечами, и возразил:

— Вы очень заблуждаетесь. Я не имею оснований бояться чего бы то ни было.

Остров, казалось, наглел с каждою минутою. Он свистнул и сказал издевающимся тоном:

— Скажите, пожалуйста! Точно и не убивали?

— Я? Нет, я не убивал, — отвечал Триродов.

— А кто же? — насмешливо спросил Остров.

— Он жив, — сказал Триродов.

— Ерунда! — воскликнул Остров.

И засмеялся хрипло, громко и нагло, но казался оторопевшим. Спросил:

— А эти призмочки, которые вы изволили сфабриковать? Говорят, они теперь стоят на столе в вашем кабинете.

— Стоят, — сухо сказал Триродов.

— Да говорят, что и настоящее ваше не слишком-то чисто, — сказал Остров.

— Да? — насмешливо спросил Триродов.

— Да-с, — издевающимся голосом говорил Остров. — В вашей-то колонии первое дело — крамола, второе дело — разврат, а третье дело — жестокость.

Триродов нахмурился, строго глянул на Острова, и спросил пренебрежительно:

— Букет клевет уже успели собрать?

Остров злобно говорил:

— Собрал-с. Клевет ли, нет ли, не знаю. А только все это на вас похоже. Взять хоть бы садизм этот самый. Припоминаете? Мог бы напомнить кой-какие факты из поры юных лет.

— Вы сами знаете, что говорите вздор, — спокойно возразил Триродов.

— Говорят, — продолжал Остров, — все-все это повторяется в тиши вашего убежища!

— Если все это так, — тихо сказал Триродов, — то вы из этого не можете извлечь никакой пользы.

Триродов смотрел спокойно. Казалось, что он далек. Голос его звучал спокойно и глухо.