Городские легенды - де Линт Чарльз. Страница 93
Заметив, что она на них смотрит, они одна за другой скрылись под водой, и Эми снова осталась одна. Судорожно сглотнув, она подняла свою чековую книжку, чтобы прочитать записку, которую Катрина написала еще до того, как ангелы пришли и живьем взяли ее на небо, – а как иначе объяснить то, что она видела?
«Неужели чувствовать вот эту горько-сладкую боль и означает иметь душу? И все же память об этом времени я буду лелеять всегда. Те, кто живет вечно, кому нечего поставить на кон в извечной игре против смерти, никогда не смогут оценить святость жизни».
Сначала записка показалась Эми напыщенной, точно высокопарная цитата, но потом она поняла, что никогда не слышала слов Катрины, звука ее голоса, его тембра, ее выговора.
И никогда уже не услышит.
На следующий день Мэтт нашел Эми там, куда, по словам ее брата Пита, она направилась. Она была рядом со статуей русалочки на Волчьем острове, просто сидела на скамейке и смотрела на озеро. Ее лицо осунулось от недосыпа.
– Куда ты вчера подевалась? – спросил он.
Она пожала плечами:
– Так, прокатиться захотелось.
Мэтт кивнул, как будто понял, хотя на самом деле представления не имел, о чем она толкует. Клубок противоречий, называемый человеческой личностью, всегда оставался для него загадкой.
Он сел с ней рядом.
– Катрину видела? – спросил он. – Я был у Люсии, спрашивал о ней, но та вела себя как-то странно («как, впрочем, и всегда», – добавил он про себя) и велела спросить у тебя.
– Ее больше нет, – сказала Эми. – Может быть, она вернулась в озеро, а может, ушла на небо. Не знаю точно.
Мэтт долго смотрел на нее.
– Не понял? – сказал он наконец.
И Эми рассказала ему обо всем, и о том, что она видела позапрошлым вечером возле старой лесопилки, и о том, что случилось прошлой ночью.
– Все как в той легенде о русалочке, – добавила она под конец. Бросила взгляд на статую. – Я имею в виду настоящую легенду, а не то, что пишут в детских книжках с картинками.
Мэтт тряхнул головой.
– "Русалочка" – это не легенда, – сказал он. – Это просто сказка, и придумал ее Ганс Христиан Андерсен, который написал «Новый наряд короля» и «Гадкого утенка». Можешь быть уверена, ничего такого никогда не случалось на самом деле.
– Я рассказала тебе только то, что видела своими глазами.
– Господи, Эми. Да ты сама-то слышишь, что говоришь?
Когда она посмотрела ему в глаза, ее лицо выражало неподдельную боль.
– Ничего не поделаешь, – сказала она. – Все именно так и было.
Мэтт заспорил было, но потом только тряхнул головой. Что это на нее нашло, непонятно. Добро бы еще на ее месте был брат Джорди, он себе на жизнь зарабатывает всякими фантастическими историями, которые высасывает из пальца, но чтобы Эми?
– Она на нее похожа, правда ведь? – спросила Эми.
Мэтт проследил ее устремленный на статую взгляд. Ему вспомнился его последний приезд на остров, в тот вечер, когда он сбежал от Катрины, когда все вокруг напоминало ему о ней. Он поднялся со скамьи и подошел ближе к статуе. Ее бронзовые черты лучились в солнечном свете.
– Да, – сказал он. – Что-то общее есть.
И пошел прочь.
Поведение Эми его порядком взбесило, а ее дурацкая история всю обратную дорогу крутилась у него в голове. Дома у него лежал том сказок Ганса Андерсена. Едва войдя в квартиру, он снял его с книжной полки и перечитал «Русалочку».
– О, черт, – сказал он и захлопнул книгу.
Обыкновенная сказка. А Катрина скоро объявится снова. И они вместе посмеются над тем, как Эми пыталась его провести.
Но Катрина так и не появилась. Ни в тот день, ни на следующий, ни к концу недели. Она исчезла из его жизни так же таинственно, как и вошла в нее.
«Вот поэтому-то я и не связываюсь с людьми, – хотелось ему сказать Эми. – Потому что, если ты не делаешь то, чего они хотят, они тебя просто бросают».
Именно так все произошло и на этот раз, а вовсе не так, как говорила Эми. И все же время от времени он ловил себя на том, что задумывается, каково это – жить без души, и даже задает себе вопрос, а есть ли она у него самого.
На той же неделе в пятницу он снова приехал на остров и подошел к статуе русалочки. На камне у ее ног лежали два потрепанных шелковых цветка. Он долго всматривался в ее черты, потом вернулся домой и начал обзванивать музыкантов «Кулаков».
– Вообще-то я давно уже чувствовала, что к этому все идет, – сказала Эми, когда он сообщил ей, что распускает группу, – только я думала, что первым уйдет Джонни или Ники.
Она сидела на диванчике в углублении оконной ниши, прислонясь спиной к одной стене, уперев ноги в другую. С воскресенья, когда она видела его в последний раз, ей полегчало, но ощущение странности происходящего не проходило. Она точно потерялась в этом мире, который внезапно утратил устойчивость, изменив правила игры.
– И что же ты собираешься делать? – спросила она, не дождавшись ответа.
– Подамся куда-нибудь ненадолго.
– Играть или просто путешествовать?
– Всего понемногу, наверное.
Снова повисла пауза, и Эми показалось, что он ждет, не попросит ли она взять ее с собой. Но теперь она точно знала, что переболела им. И давно. Никакого желания становится чьим-либо психоаналитиком или матерью у нее не было. Сводней тоже.
Ну пока, – сказал он.
– Бон вояж, – ответила она.
Она положила трубку. Вспомнила, как он говорил с ней в тот вечер на мысе Гарнетта, раскрывался перед ней, по-настоящему рассказывал ей о том, что было для него важно. А теперь... Ей стало понятно, что история с Катриной затронула его куда глубже, чем обычно.
Ну что ж, придется кому-то другому потрудиться над стенами, которыми он себя окружил. И она даже знала, кто будет этим другим: парень по имени Мэтт Кейси.
Она снова посмотрела в окно.
– Удачи, – сказала она.
Мэтт отсутствовал год. Вернувшись, он первым делом отправился на Волчий остров. Долго стоял у статуи, не говоря ни слова и пытаясь разобраться, что привело его к ней. В тот год, как, впрочем, и в следующие, ему не особенно везло. Наконец, почти через десять лет после того как исчезла Катрина – просто сбежала, или растеклась лужицей озерной воды, или взлетела с ангелами на небо, или что там еще с ней произошло, – он решил остаться на острове после заката, как будто ожидая, что ночное бдение поможет ему разглядеть ответ, скрывающийся от глаз при свете дня.
– Пречистая Дева, – сказал он, стоя против бронзовой фигуры в густой тишине ночи.
Никакого подношения статуе, или Пречистой Деве озера, как называла ее старуха кошелочница, у него не было. Просто он пришел к ней в поисках недосягаемого. Он не пытался больше понять Катрину или истолковать историю, рассказанную Эми. Давно не пытался.
– Почему у меня внутри так пусто? – спросил он.
– Просто поверить не могу, что ты собираешься играть с ним снова, – заявила Люсия, когда Эми рассказала ей о своей новой группе «Плясовая Джонни».
Эми пожала плечами:
– Нас будет всего трое – я, он и Джорди на скрипке.
– Но ведь он нисколько не изменился. Все такой же холодный.
– Только не на сцене.
– Ну, может, и не на сцене, – ответила Люсия. – Похоже, для него в жизни не существует ничего, кроме музыки.
Эми печально кивнула.
– Знаю, – сказала она.
Бумажный джек
Если вы полагаете, что образование слишком дорого стоит, попробуйте невежество.
Церкви вовсе не убежища для просвещенного духа; в них души томятся в плену. Если верить Джилли, то всякая попытка подчинить Таинство определенным правилам извращает саму его суть. Не знаю, права она или нет, но ведь я ничего в таких вещах не смыслю. Стоит мне столкнуться с чем-то, что не поддается логическому объяснению, как я просто отхожу в сторону и уступаю дорогу Джилли и своему брату Кристи – их хлебом не корми, дай о чем-нибудь этаком порассуждать. Если бы мне пришлось выбирать между какой-нибудь церковью или духовным орденом, я наверняка отдал бы предпочтение тому, в котором любовь к обычному человеку важнее всего. Меня интересуют настоящие люди, живущие здесь и сейчас; Бог, феи или метафизический Потусторонний мир ничего не меняют в моем представлении о жизни.