Лезвие сна - де Линт Чарльз. Страница 107

– Теперь всё кончено, – продолжал Рашкин. – Ты погубил много моих охотников, но больше этого не случится. Вражда между нами завершена. Я получу от тебя всё, что мне нужно, и раз и навсегда покончу с тобой и остальными созданиями Изабель.

Но Джон чувствовал себя в безопасности. Задолго до ужасного пожара на острове Рен он забрал свою картину и перенес ее в студию одной из учениц Рашкина – той, что не настолько долго терпела художника, чтобы поддаться его чарам. Барбара написала пейзаж поверх его портрета и после этого хранила картину в кладовке среди своих ранних работ. В благодарность за это Джон рассказал ей о возможности вызывать ньюменов из прошлого, поделившись своими наблюдениями и знаниями, полученными от Изабель. Но Барбара ничуть не заинтересовалась этим явлением. Из любопытства она вызвала одного ньюмена, – просто чтобы проверить свои способности, решил Джон, – но с тех пор больше этим не занималась.

– Мне хватает проблем со своей собственной жизнью, – сказала тогда Барбара Джону. – Ответственность за чужие судьбы была бы лишней.

Если бы Изабель приняла такое же решение! Несмотря на то что лишь благодаря ее таланту Джон пришел в этот мир, он предпочел бы остаться в прошлом навсегда, лишь бы не видеть гибель своих друзей.

– А знаешь, – снова заговорил Рашкин, – больше всего мне жаль Бенджамина. Он оставался со мной дольше остальных.

Джон едва поверил своим ушам.

– Ты не способен ни на какие чувства, кроме жадности, – ответил он Рашкину.

– В этом ты не прав, – возразил он. – В моих отношениях с обществом случались ошибки, но стоит лишь взглянуть на мои работы и каждый поймет, что ты лжешь.

Джон тряхнул головой:

– Кто-то вроде Изабель может поверить тебе, но со мной это не пройдет.

– Картины говорят сами за себя.

– Твои картины так же пусты, как и твое сердце, – сказал Джон. – В них только техника и яркие краски, да еще замаскированный обман, совсем как в их авторе. Под красивым обликом угадывается гниль. Жаль, что за внешним блеском большинство людей этого не замечает.

В глазах Рашкина полыхнула ярость, но он сдержался.

– Так теперь ты еще и художественный критик? – насмешливо осведомился он.

– Я просто неплохо разбираюсь в характерах людей, – ответил Джон.

Рашкин пожал плечами:

– Это уже не имеет значения. Твои способности больше не пригодятся. В конце концов я одержу победу, а от тебя останутся лишь пепел да воспоминания.

– Изабель тебя остановит.

Джон поклялся самому себе убедить ее даже ценой собственной жизни.

– Я в этом сомневаюсь, – рассмеялся Рашкин. – В данный момент Изабель работает над очередной картиной, чтобы восстановить мои силы.

– Ты снова лжешь. Я слышал, как она отказалась.

– И всё же она работает, пока мы тут беседуем. – Рашкин махнул рукой в сторону двери позади Джона. – Если не веришь, пойди и посмотри сам.

Внезапно Джона охватило сомнение. Но ведь он своими ушами слышал отказ Изабель. Или теперь он уже не может доверять собственной памяти, как и памяти Изабель?

– Я уведу ее отсюда, – сказал он Рашкину.

– Откуда тебе знать, а вдруг она не согласится?

– Я ее уговорю.

– Тогда она закончит картину где-нибудь еще, но я всё же получу ее. Смирись, Джон Свитграсс. Я выиграл. Я всегда выигрываю.

Джон резко развернулся и выскочил на площадку. Он прошел по коридору, пропуская все открытые двери, пока не наткнулся на одну запертую. Ключ всё еще оставался в скважине. Одним движением Джон отпер замок и распахнул дверь. И в тот же момент он убедился, что Рашкин не солгал. Изабель повернулась на шум открывающейся двери и взглянула на него. Раздражение исчезло с ее лица, как только она заметила на его руке плетеный браслет.

– Джон? – неуверенно произнесла она.

Он не мог вымолвить ни слова, только молча смотрел в ее глаза. Джон был потрясен таким ужасным предательством.

– Джон, это ты? – спросила Изабель.

– Как ты могла?! – воскликнул он охрипшим от разочарования голосом.

Джон стал поворачиваться, чтобы выйти из комнаты, но Изабель схватила его за руку и попыталась остановить. Он грубо вырвался, но Изабель снова сжала его локоть.

– Нет, – сказала она. – На этот раз мы доведем разговор до конца, и никто из нас не уйдет.

Джон не мог удержаться от резкого замечания:

– Я никогда не покидал тебя по собственному желанию, – бросил он.

– Нет. Но ведь ты и не остался со мной, не так ли?

– Ты не хотела меня видеть.

– Мы оба знаем, что это неправда, – покачала головой Изабель. – Не мне тебе рассказывать, сколько ночей я провела без сна, желая, чтобы ты вернулся, чтобы всё снова было так, как до нашего разговора в парке.

– Да, но...

– Ты ведь сам говорил, что всегда чувствуешь мое желание встретиться с тобой, значит, ты не приходил только потому, что не хотел. Может, я тебя и прогнала, но именно ты предпочел не возвращаться.

– Ты скучала не по мне, – возразил Джон. – Ты хотела вернуться к прошлому, к тому, что было до того вечера в парке.

– Разве я только что не сказала то же самое? – Джон вздохнул и попытался снова:

– Ты вообразила, что я обязан тебе своим появлением на свет. Что без тебя меня бы не было.

– Нет. Но я чувствую свою ответственность за твою судьбу в этом мире.

– Ты создала эти врата, но не меня. Ты не создавала никого из нас. Мы все существовали в прошлом.

Изабель кивнула:

– Я написала картины, но решение о переходе принимали вы. Я знаю об этом.

– Так что ты пытаешься мне доказать?

– Я... – Изабель замялась. – Это не просто объяснить.

– Тогда, может, сначала объяснишь вот это? – спросил Джон, показывая на начатую картину на мольберте.

На полотне явно проступали контуры рыжеволосого ангела мщения. Поскольку у Изабель не было времени ждать, пока краски просохнут, она избегала мелких деталей. Огромные крылья, готовые развернуться за спиной фигуры, были еще едва обозначены, да и сам ангел казался несколько расплывчатым, но меч правосудия, вознесенный над головой, был тщательно выписан, и в выражении лица уже явственно проглядывала суровая неумолимость.

– Ангел призван, чтобы покончить с Рашкиным, – сказала Изабель.

– Каким образом?

– Как только ангел появится, он будет защищать всех нас. Если Рашкин снова попытается нанести удар, ангел уничтожит его.

– Это не поможет.

В глазах Изабель мелькнуло разочарование.

– Почему?

– Мы не можем бороться с ним, – объяснил Джон. – Никто из тех, кого ты вызвала. Он создатель, и мы не можем причинить ему зло. Я не знаю почему, но это так.

– Но когда его ньюмены пришли в «Joli Cceur»...

– Они никогда не осуществили бы своих угроз. – Джон закончил фразу вместо нее: – Потому что ты – тоже создатель. Никто из нас на это не способен.

Изабель недоверчиво покачала головой:

– Не может быть. Тот, что называл себя Биттервидом, совсем не притворялся, когда схватил меня за горло. Если бы я не пошла с ним, он бы меня убил.

– Он мог убить меня или кого-то из твоих друзей, – сказал Джон. – Но угрозы по отношению к тебе были просто хорошей актерской игрой.

Решимость Изабель таяла на глазах.

– Ты не могла этого знать, – произнес Джон, пытаясь ее утешить.

– Я должна была послушаться тебя несколько лет тому назад, – сказала Изабель. – Надо было перестать вызывать кого бы то ни было, как только ты мне всё рассказал.

Джон промолчал, хотя и придерживался такого же мнения.

– Я говорил, чтобы ты относилась к этому более ответственно, – сказала он спустя некоторое время. – Тебе следовало тщательнее оберегать картины.

– Но пока Рашкин живет на земле, они всегда будут подвергаться опасности. Лучше было бы никогда не вызывать никого из вас, чем позволить вам умирать. Но я опоздала. – Изабель повернулась к мольберту. Она обхватила себя руками и смотрела на незаконченное изображение ангела. – Такова история моей жизни. Я всегда опаздываю.