Моя неприличная Греция (СИ) - "Katou Youji". Страница 12

«Сизифа наказали за попытку обмануть судьбу и бессмертных богов. Впрочем, есть и другой вариант развития событий. Сейчас меня поймут все, кому посчастливилось иметь в этой жизни любимую работу. В итоге боги как-то пожалели Сизифа, он смог закатить на гору камень, но так впахался с головой в свое занятие, что сам в негодовании скинул камень вниз и начал все заново. А теперь вспомните, что происходит как раз на этой самой работе? Только доделаешь одно задание или проект, как тут же появляется новый, еще более интересный, и вот так крутишься и вертишься от отпуска до отпуска», — улыбнулась Броня.

И, пожалуй, единственный, кого пожалел Аидушка, был по современным меркам прям таки Хулио Иглессиас от древнегреческой эстрады, то бишь Орфей. К семнадцати этот пострел успел уже откатать немало гастрольных туров по всей стране, попасть во всяческие скандалы с пьянством и наркотиками, а потом встретил свою музу и по совместительству арт-директора Эвридику. Та смазливого мальчишку еще больше раскрутила, так что на разогреве у него теперь не чурались выступать и мелкие музыкальные божества, да и сам Аполлон заглядывал иногда на вечеринки. Поговаривают, между ними случалось и всякое-другое-третье, иначе как объяснить, что иногда бессмертный бог протаскивал своего протеже на закрытые вип-вечеринки на Олимпе.

Только все равно не спасла такая дружба Эвридику. После того, как ее укусила змея, пришел и за ней Танатос, отрезал прядь, усадил в лодку к старику Харону и благословил в дальний путь. Только Орфей быстро просек, что так и до заката карьеры недалеко и тоже метнулся в царство мертвых. И если при жизни Эвридики он пел что-то вроде унцы, то теперь в пути затянул песню жалостливую, тоскливую, ну что-то типа, «Белые розы, белые розы, беззащитны щипы, что с ними сделали снег и морозы, лед витрин голубых».

Поет в общем, одной рукой на арфе лабает, а другой к цели гребет, так и переплыли Стикс. Харон расчувствовался, аж девять евро за переправу забыл взять. Персефона рыдает в три ручья, Аидушка сам роняет скупую мужскую слезу от песни жалостливой и молвит: «Проси, что хочешь. Ай, растрогал. Все исполню, слово олимпийца». «Да мне б только Эвридику вернуть, у тебя вон и так целый гарем. Аль слово свое назад берешь?» И только тут сообразил Аидушка, как лоханулся. Правда, спохватился вовремя и, как всегда, вывернулся: «Не вопрос, мил человек. Забирай свою Эвридику, только с одним условием: сам вперед пойдешь, и если до выхода из моего царства не оглянешься назад ни разу, чтобы убедиться в моем слове, то вернешь любимую».

А что произошло дальше, тоже все знают. Не утерпел Орфей, и когда шаг до выхода оставался, обернулся-таки, дабы проверить идет ли за ним Эвридика. Вот так и не дошли всего чуть-чуть. «А за что наказали Орфея? Еще раз правильно. За то, что он не поверил бессмертным богам», — завершила свой рассказ Броня уже почти в полной тишине и легких звуках всхрапываний, потому что эта последняя история пришлась уже почти на окончание нашей экскурсии, и большинство туристов уже успели вымотаться за насыщенный день. Мать сладко посапывала на кресле рядом, Венечка сложил голову и слюни на плечо Валерки.

А я, под впечатлением от рассказов Брони и полученной за день информации, увлеченно строчил на планше свои путевые заметки и совсем не заметил, как за моей спиной на пустом кресле оказалась сама мадам Чельнальдина.

— Слава, твоя мама во время одной из остановок рассказала мне, что ты журналист. И, как я понимаю, ты должен быть хорошо знаком с такой вещью как право интеллектуальной собственности.

— Угум, — мрачно кивнул я, холодея про себя и ожидая, что сейчас придется стирать только что записанные втихаря рассказы. По-хорошему, под это самое право как раз и попадала вся ее речь, особенно, если бы без ведома Фрекен Бок, я записал ее на диктофон. Так, еще, конечно, можно было юридически поюлить, что я делал заметки с голоса, но сам-то я понимал, сколько трудов она вложила в свои истории.

— Но, знаешь, в древности был такой персонаж, как Павсаний. Он прославился тем, что много путешествовал. И как ты сейчас, перекладывал свои впечатления на бумагу. Он рассказывал не только о местности, где побывал, но и прежде всего, о людях, с которыми встретился. И если в своих записях ты хотя бы боком упомнишь меня, то я думаю, мы вполне можем замять этот инцидент. Я тоже хочу свой кусок славы, прости за тавтологию, — усмехнулась Фрекен Бок.

— Ок, — расхохотался я, — я, конечно, не Павсаний, и далеко не Тур Хейердал…

— Но кто знает, кто знает… — чуть серьезнее продолжила Броня, — а пока все же постарайся отдохнуть. Мало ли что может случиться вечером.

— Например? — озадачился я.

— Ну, я, тоже не бессмертная богиня. Но **** упомнила, что вы остановились в отеле ****. А это место известно на всю округу вечеринками народных танцев. И если я еще хоть сколько-нибудь понимаю греческий, то сегодня как раз будет такое… как бы тебе сказать… хммм, назовем, культурное мероприятие. Не думаю, что на него стоит пригласить с собой мать, хотя у родителей и детей складываются самые различные отношения. Но тебе, как молодому человеку, думаю, безусловно, будет интересно.

Рядом как раз завозилась «вовремя» проснувшаяся родительница:

— Слав, танцы? У нас в отеле будут танцы? Прошу тебя, давай сходим. Я сто лет уже не танцевала.

— Мам, ты не поняла? Они могут быть… не вполне приличными, — огрызнулся я, пытаясь тоже аккуратно передать впечатления от нехорошей улыбочки Брони при словах о культурном уровне мероприятия.

— Так это же еще и лучше. Что, мужской стриптиз? — окончательно оживилась мать. — Я, конечно, не рассказывала тебе, но о таком, в общем, с детьми и не говорят. Но теперь ты взрослый, и отца рядом нет. Во время студенчества я, Слав, умудрилась попасть на самую скандальную вечеринку в Политехе. Под твист там девицы визжали…

— И в воздух чепчики бросали…

— Не совсем. Точнее, лифчики, чулки и трусики. Прямо на сцену под ноги исполнителям. А потом было партсобрание…

— И как после всего этого ты в советские времена не вылетела из вуза?!

— Просто. Видишь ли, в нашей группе учился племянник декана. Это сейчас вы говорите, нетрадиционная сексуальная ориентация и свобода выбора, а тогда это была статья Уголовного Кодекса. И естественно, после того, как ко мне на общих лекциях подсел еще один молодой человек в сером костюме и характерной наружности, и начал интересоваться тем, правда ли родственник декана слишком много времени проводит в мужской компании, я скорбно поджала губы и сказала, что мы давно живем гражданским браком. К тому времени я уже успела побывать замужем и развестись, так что на все интимные вопросы отвечала правильно. Племянник, а его звали Витя, когда дошло дело для разборок, кто был на этой скандальной вечеринке, принес два билета в консерваторию, а еще двое его друзей подтвердили, что весь вечер мы вчетвером наслаждались классической музыкой.